Люсьен Гольдберг - Девочки мадам Клео
– Тот самый майор. – Голос Бронны звучал безжизненно.
– Ой, – сказала мадам Соланж с удивлением. – Ты знаешь майора?
– Я видела его. – Бронна закрыла глаза. – Здесь... до... – Перед ее мысленным взором возникли темные силуэты двух солдат, приходивших в ее камеру, и она почувствовала, как к ее голому животу прижимаются медные пуговицы, такие же, как на форме майора. – Вы с ними заодно, да? – шепотом проговорила она.
– Что ты имеешь в виду? – Мадам Соланж выпустила руку Бронны.
– Нацистка. Должно быть, вы нацистка. Они ведь не арестовали вас. Не расстреляли и не отправили в лагерь благодаря вашему другу. Поэтому у вас чудесные кремы и мыло, горячий шоколад и шелковые платья, каких нет ни у кого. Значит, вы нацистка.
– Ты совершенно не права, моя дорогая, – спокойно сказала мадам Соланж. – Я делаю то, что мне надо делать. Возможно, ты поймешь, когда поправишься.
Бронна хотела набрать в легкие воздуха и закричать. Но не смогла – это было похоже на попытку сделать глоток через дырявую соломинку. Снова начался неистовый приступ кашля. Мелкие капли крови забрызгали кружевную вышивку белоснежной простыни.
– Мадам, может быть, позвать врача? – Нанти перешла на другую сторону кровати и обняла Бронну за плечи, чтобы успокоить ее.
– Нет, Нанти! – резко возразила мадам Соланж. – Мы узнали, кто она, и теперь не можем рисковать. Если они поймут, что она здесь, мы все окажемся в ужасном положении. А ее они, скорее всего, заберут.
Мадам Соланж повернулась, направилась к шкафу у стены и начала вынимать оттуда платья.
– Я сама оденусь сегодня вечером, Нанти. Ты останешься здесь с девочкой. – Она снова подошла к Бронне, которая не спускала с нее глаз. – У тебя есть документы?
Бронна медленно покачала головой:
– Нет. Их отобрали в полицейском участке, когда я подписала какую-то анкету.
– Ты что-то подписала? – встревожилась мадам Соланж.
– Отчего же, конечно. Я не думала, что это имеет какое-нибудь значение.
Мадам Соланж взглянула на Нанти. Та нервно кусала ярко-красные губы, вытягивая их в тонкую линию.
– Ну что ж, я знаю, что надо сейчас делать, – решительно сказала она. – Нанти, мы должны достать ей новые документы. Ты не беспокойся, дорогая. Я все беру на себя. Ты должна думать только о том, чтобы выздороветь. Скоро у тебя будет новое имя.
– Но меня зовут Бронна Чарных!
Мадам Соланж прижала пальцы к губам Бронны:
– Нет, нет и нет, милая девочка. Забудь это навсегда. Ты никогда не должна произносить это имя.
Черный нацистский штабной лимузин с развевающимися флагами на обоих передних крыльях подкатил к краю тротуара перед гостиницей, принадлежавшей некогда Яше Чарных! Дексия Соланж, актриса, исполнявшая главную роль в озорной пьесе Мольера, идущей в «Одеоне», вышла на тротуар. На каждом представлении Дексия появлялась перед набитым до отказа залом. Публика состояла из немецких офицеров, коллаборационистов, принадлежащих к высшему свету, и дам, которые по окончании спектакля, одевшись во все лучшее, что сохранилось в их гардеробе после закрытия фешенебельных магазинов, направлялись к «Максиму», в «Риц» или «Лидо».
Для большинства парижан жизнь стала абсолютно безрадостной. Беспощадный каблук нацистского сапога все сильнее затаптывал хрупкую жизнь в Городе Света.
В те мрачные дни Дексия Соланж талантливо играла не только на сцене. Казалось, все, что происходило в это тяжкое время, почти или вовсе не затрагивало красавицу актрису. В действительности же она вся кипела от ненависти и жажды мести. Юная Чарных, которая выздоравливала в ее гостиничном номере, потерявшая своих родных по злой воле нацистов, была не одинока в своем горе. Младший брат Дексии Лаваль, красавец солдат, погиб при Дюнкерке, когда была разбита французская армия.
Дексия позволяла себе появляться на людях с майором фон Кесселем. Его покровительство было жизненно необходимо, благодаря ему она получала преимущества, выходящие далеко за рамки душистого мыла для ванны или свежего мяса для стола.
Именно он убедил власти передать ей маленькую гостиницу на улице Сен-Дени.
С помощью рабочих, предоставленных тем же фон Кесселем, она превратила первый этаж в кабаре и ночной клуб исключительно для увеселения офицеров Рейха.
Нанти уже ждала ее на ступенях гостиницы. Она приняла от мадам Соланж медно-красную атласную вечернюю накидку и меховую муфту.
– Доктор Готье ждет в гостиной, – шепнула она, наклонив голову.
– Нанти! – обеспокоенно сказала мадам. – Ты же знаешь, как опасно ему приходить сюда.
– Все в порядке, вот увидите. – Нанти лукаво улыбнулась.
Дексия проследовала через вестибюль с некоторой поспешностью. До того, как стало известно, кто такая Бронна, они пользовалась услугами врача, найденного с помощью майора. Но сейчас это стало опасно.
Гостиная сначала показалась ей пустой. На середине деревянной лестницы, прислоненной к дальней стене, стоял человек в комбинезоне и кепке и тщательно чистил фарфоровую люстру.
– О, мадам Соланж, – улыбнулся он, когда Дексия подошла к лестнице. – Одобряете ли вы мою работу?
– Спускайся, Эдмон, – приказала она, подавляя разбиравший ее смех. – Ты свернешь себе шею.
Доктор Эдмон Готье, директор специальной хирургической больницы в Нейи, положил пыльную тряпку на ступеньку и медленно спустился с лестницы.
– Вы, девочки, ведете опасную игру. Даже твой великолепный майор не поможет, если кто-нибудь дознается, что ты сказала неправду и та девушка не умерла.
– Молчи! – прошептала Дексия. – Не об этом сейчас речь. Какие новости?
– Все готово. Мы можем сделать все в больнице завтра вечером, – ответил он. – Моя жена будет мне ассистировать, она медицинская сестра. Никому другому я не доверю.
Дексия смотрела на него с нежностью и печалью. В его аккуратной редкой бородке седых волос стало больше, чем черных, а на красивом лице появились новые суровые морщины. Эдмон Готье и Дексия любили друг друга когда-то и остались верными друзьями. Дексия знала, что нацисты подозревают доктора в связях с движением Сопротивления, и постоянно боялась, что ее раненые товарищи, число которых увеличивалось с пугающей быстротой, могут оказаться лишенными его бесценного мастерства целителя. Весть о том, что Голубь (под этим именем доктора знали в Сопротивлении) направляется к ним, была для раненых или контуженных как ответ на их молитвы. Ей очень не хотелось втягивать его в свой план превращения дочери Чарных в свою «племянницу из Лиона», но другого выхода не было. Девушка достаточно настрадалась, и о ней следовало позаботиться.
– Расскажи поподробнее, Эдмон, но быстро. – Она закрыла дверь гостиной. – Люди, с которыми мне придется обедать, просто помешаны на пунктуальности.
