Райдо Витич - Банальная история
— Пойдем в пятницу?
— В пятницу? — Андрей огорчился и не скрыл этого. — Я планировал забрать тебя в конце недели на горнолыжный курорт в Бовец. Сделать подарок к восьмому марта, как ты мечтала. Документы уже оформили…ребята в курсе, собираются.
Я чуть не вспрыгнула с места и не кинулась на шею Андрюше: в Бовец! На лыжах! С гор! О-о-о!! Ветер в лицо, солнце, слепящий снег и виражи! И с кручи за руку с братьями!…
— А-а-а!! — взвизгнула и все ж кинулась к брату, снося фужеры со стола.
— Тихо, — приложил он палец к губам, усмиряя мой восторг, и улыбался:
— Значит, идея по нраву? Мы отчего-то так и подумали.
— Вы самые хитрые…нет, вы самые лучшие братья на свете! — заявила я с патетикой, гордо вскинув подбородок, и опомнилась. — А загранпаспорт, Андрюша?
— Еще действителен, я проверял. Год спокойно терпит.
— Ура! Когда летим?!
— В четверг. Самолет на одиннадцать. И не вздумай собираться сегодня, я тебя знаю.
— Как скажешь, — заверила с самым честным видом, мысленно уже прикидывая, что и где лежит, что возьму, что еще куплю…
Естественно, вернувшись домой, я в первую очередь позвонила Кравцовой, чтобы поделиться радостью:
— Олька! Я уезжаю в четверг в Бовец! На горнолыжный курорт! Представляешь?!
— Представляю, — буркнула Оля. — И поздравляю, завтра тебе к Лазаренко идти.
Меня словно спустили с небес на землю, причем не в лифте и без парашюта.
— Спасибо, Оля, умеешь ты настроение поддержать, — ответила глухо, и сама свой голос не узнала.
— Да какое настроение, Аня? О другом думай. Ты звонила, назначилась?
— Нет.
— "Нет". Так и знала, — и неожиданно всхлипнула. — Ты мне сегодня снилась, отвратительно. Позвони завтра, как сможешь, только обязательно позвони! Не забудь, Ань!.. А может, стоит все-таки Алешу твоего в известность поставить?
— Зачем? Мало им от меня волнений? Хватит уже, Оля, сколько можно за их спины прятаться? Сама виновата, сама и разберусь. Перестань нервничать. Не из-за чего. А сны — суеверие. Большая уже девочка, чтобы ерундой заниматься.
— Не спокойно, Ань.
— Тебе. А теперь представь, как мне замечательно «радостно»?
— Аня, звони Татьяне и мне перезвонишь, хорошо?
— Ладно, — бросила обреченно и опустила трубку. И замерла, рассматривая корпус телефона. Внутри меня апатия боролась со страхом, страх с необходимостью. Побеждал внутренний голос, вопя в истерике, повторяя слова Оли — звони Алеше!!
Я через силу полезла в свою сумочку и достала визитку Лазаренко. И опять застыла, разглядывая ровную вязь печатных слов и цифр. Чувствовала, что готова сбежать на край галактики от необходимости набрать простой номер, задать не менее простой вопрос и вновь увидеть, в общем-то, симпатичное лицо женщины — врача. Врача-палача — тут же всплыла рифма ассоциация.
На меня вновь нахлынули все те эмоции и переживания, что я так усиленно прятала в глубь сознания, зарывала под яркие жизнерадостные впечатления и сама, и с помощью Оли. Страх, боль, неприязнь ко всему, что окружает: к миру, к себе и к той вурдалачке, что лишит меня ребенка, части меня, жуткая, способная на убийство ненависть к Кустовскому и его лицемерной, расчетливой девке душили меня, рвались наружу нервными всхлипами.
"Ничего, ничего, нужно взять себя в руки, пережить вторник и встретить среду. А в четверг я забуду произошедшее, вымету из памяти", — убеждала я себя. И после принятия внутрь упаковки валерианы убедила. Набрала номер Татьяны Леонидовны и почти спокойным, ровным голосом напомнила о себе.
— Да, помню, — заверила доктор и проинструктировала. — Завтра придете к десяти утра. Кабинет двадцать восьмой, второй этаж. Предупреждаю сразу, это уже стационар, поэтому вещи оставляете в гардеробе, внизу. Подниметесь, повернете налево и прямо до конца коридора. Подождете у кабинета. Выйдет сестра, скажет вам, где переодеться, и объяснит, что дальше. Вы, как наркоз переносите?
— Э-э, н-нормально…по-моему.
— С утра не кушать и не пить. Сердечная патология есть?
— Нет.
— Хорошо. Завтра в десять, не опаздывайте. До свидания.
Как сухо и черство!
А что я хотела?..
Напиться бы до беспамятства и заснуть, проснуться в среду, когда все плохое позади, и собраться в Бовец…
Начну сборы сейчас. Может, это занятие отвлечет меня? Да. Буду думать о прелестях горных пейзажей, крутых склонах и лихих лыжниках, одним из которых я стану через трое суток. Два дня. Мне нужно пережить всего лишь два дня.
Вот уж действительно, трудная задача…
— Анюта! Что я тебе купил! — Сергей бухнулся на диван и с загадочным видом вытащил из кармана пиджака тисненую коробочку. — Паучок от Сваровски! У меня Нинка — секретарша от зависти накладные ресницы потеряла!
Я фыркнула и не сдержала улыбки: Сережин восторг был неподдельным и превращал мужественного гиганта в эмоционально несдержанного юнца. Но и этот образ придавал ему очарование. Он был прекрасен, неповторим и неподражаем в любой ситуации, в любом возрасте: маленький взъерошенный мальчуган-задира, надменный юноша с кривой усмешкой и цепким взглядом, мощный парень с обветренной, огрубевшей кожей и едким прищуром внимательных глаз, мужчина с каменным и в тоже время живым лицом, на котором время уже расписалось парой морщинок на лбу и у линии губ, оставило мелкие штрихи у глаз.
— Чудная вещица! — заверил Сережа, протягивая мне изящного паучка из страз на тонкой серебряной леске.
— Чудная, — согласилась я, любуясь братом.
— Одень, котенок.
Разве я могу ему отказать в такой малости?
Сережа спал, а я не могла, сказывалось волнение. В ночной тишине квартиры бродили мои забытые и только что рожденные страхи. И покаяние, которое я вряд ли получу за тот проступок, что совершу завтра. Вернее, уже сегодня.
Всю ночь я неотрывно боролась с призраками прошлого, с собой и своими страхами. И слушала дыхание Сергея, которое, хоть и не надолго, успокаивало меня, направляло мысли в более оптимистичное, позитивное русло. Но заснуть так и не смогла.
Утром у меня началось незначительное кровотечение. Может, повлияли волнения, может природа таким образом лишала меня сомнений и ставила крест на бесплодных мечтах? Не знаю. Я четко поняла лишь одно — выбора у меня нет.
День, словно в насмешку мне, в противовес тому поступку, что мне придется совершить, выдался солнечным, по-весеннему теплым. Снег подтаивал, лежал мокрыми грудами на улицах, чернел у дорог, вяз под ногами прохожих и колесами проезжающих машин. Солнце слепило глаза, плавило наледь на крышах. Зима плакала сосульками льда, прощаясь со всей властью. Еще немного и проявятся пятна асфальта, пожухлой прошлогодней листвы. Месяц, и по серым лентам дорог застучат каблучки туфель, а не зимних сапог.
