Анна Берсенева - Стильная жизнь
И она просто стояла и смотрела, думая о том, что тайна пространства, может быть, даже сильнее, чем тайна слова, жеста – всего того, что так привлекало ее, когда она еще хотела стать актрисой…
– А вы тут что делаете?
Аля вздрогнула, услышав незнакомый женский голос.
– Ничего, смотрю, – обернувшись, ответила она. – А вы почему спрашиваете?
К ней незаметно подошла женщина лет сорока в белой, завязанной на затылке косынке. По косынке, по всему непляжному виду этой женщины Аля поняла, что перед нею не приезжая. К тому же в руке у нее было ведро с пшенной кашей и хлебными объедками.
– Чего, говорю, смотрите? – повторила женщина.
– А разве нельзя смотреть? – Аля постаралась говорить как можно более доброжелательным тоном.
– Смотреть-то можно… – недоверчиво протянула та. – Я за гусей беспокоюсь.
– Каких гусей? – удивилась Аля.
– Своих, каких еще! Гуси у меня в сарайчике, не видишь?
Только теперь Аля заметила, что впадина между холмами, от которой она не могла отвести глаз, огорожена сеткой-рабицей, а у самого склона прилепился небольшой сарайчик.
– Ходют, смотрют… – ворчала женщина. – Потом нате – покупают!
– Кого, гусей? – улыбнулась Аля. – Мне гуси не нужны.
– Если б гусей! Землю нашу покупают! Потом понастроют себе хоромы, а ты живи как хочешь, гуся держать – и то негде!..
– Землю эту, что ли, купили? – догадалась Аля. – «Новый русский», наверно? То есть «новый украинец».
– Чтоб им всем подохнуть, – уверенно объявила женщина, откручивая проволоку на сетчатой калитке. – Пока вот держу, а как завтра хозяин придет да скажет: все, Анжела, выметайся со своими гусями? И куда я их?
– А разве это ничья была земля? – спросила Аля.
Вообще-то ей было безразлично, чья это теперь земля и кто на ней будет жить – гуси или «новый украинец». Но раз уж женщина с ведром нарушила ее уединение, надо же было сделать вид, будто она поддерживает разговор, чтобы постепенно смыться.
– Да чья теперь земля? – безнадежно махнула рукой та. – Божья разве что, да этой, как ее – администрации. Кто успел, тот и съел. Бог молчит, а администрация распродает. Вот, вашему продали, московскому.
– С чего вы взяли, что я московская? – удивилась Аля.
– Чего там брать! Говоришь по-москальски, сразу слышно. Ты на Мичурина живешь, у Глеб Семеныча, у летчика. И в «Водолее» поешь.
– Танцую, – машинально поправила Аля.
– Один хрен. Так-то он вроде хлопец ничего, вежливый… – сказала хозяйка гусей.
– Кто, Глеб Семенович? – поразилась такой фамильярности Аля.
– Да ваш, говорю, московский, который купил – ничего вроде. Держите, говорит, пожалуйста, Анжела Тарасовна, вашу птицу. У меня, говорит, пока все равно денег нет строиться. А чего тогда покупаешь, раз денег нет? Я, говорит, Коктебель люблю, он на Испанию похож. Я, говорит, сам архитектор и портить это место всякой гадостью наспех не буду. Так что ты зря глядишь, продано уже, – заключила она.
– Ну, я пойду тогда, – улыбнулась Аля. – И впрямь, раз продано, чего ж зря смотреть?
– Все вы подковыристые такие, – покачала головой гусятница. – Тот тоже, архитектор ваш – все как будто весело ему, говорит вроде серьезно, а глаза смешливые! А чего теперь веселого? Мужику вон в Керчи зарплату кирпичами дали за три месяца, а кто их купит, у кого гроши есть? Хотя б сколько продать да за зиму с голоду не сдохнуть, и то спасибо, у кого так и кирпичей нету…
Она отвернулась от Али и направилась к сарайчику.
«Кирпичи, гуси, Испания, архитектор!.. – думала Аля по дороге на набережную. – Тот, наверное, который стихи написал, про разгар солнечного лета. Со мной-то что же происходит?»
Что с нею происходит, она действительно не понимала. Но старалась понять, и это было единственное, что занимало ее сейчас. Аля вглядывалась в себя так напряженно, что не видела ничего и никого вокруг.
Она даже раздражала ее, окружающая действительность, если становилась слишком навязчивой, отвлекала от того странного состояния – углубленного, повернутого в себя внимания – в которое она была погружена.
Больше всего отвлекал, конечно, ресторан. Да у нее и не было других обязанностей, которые могли бы отвлечь. На набережную можно было не выходить, на пляже можно было не валяться, даже за малосольной хамсой на сейнер можно было не ходить. Но ежевечерний изматывающий танец был обязателен, от него было не отвертеться.
«Может, уехать? – мелькало у нее в голове. – Что меня здесь держит?»
Мелькало – и тут же исчезало. Аля понимала, что сама она держит здесь себя, самой ей еще необходимо быть здесь, чтобы разобраться в собственной душе. Почему это так, она не знала. Но чувствовала, как сильно, неразрывно связано то, что с нею происходит, с этим удивительным местом: с выступающим в море Карадагом, с далеким деревом на могиле Волошина в горах, с самим волошинским домом – белым, прохладным, полным печальных акварелей с киммерийскими пейзажами…
– Ты чего такая, Алька? – словно мимоходом спросил Максим.
Он настраивал синтезатор, а Аля сидела на пластмассовом ресторанном стуле и неслышно пощипывала струны отключенной электрогитары.
– Какая? – рассеянно спросила она.
– Да витаешь где-то, – объяснил Максим. – Влюбилась?
– В кого? – невесело усмехнулась она.
– Ну, я думал, может, в меня.
Он сказал это небрежным тоном, но что-то мелькнуло в его голосе и брошенном на Алю взгляде.
– Я бы рада, Макс, – вздохнула она, вставая. – Слушай, что это мы сегодня начинаем так поздно?
Аля спросила об этом, только чтобы отвлечься от неловкой темы. Но, спросив, удивилась: а в самом деле, почему? Люди давно уже собрались у ресторана, толпа на набережной сгустилась, а на входе в «Водолей» стоял официант Павлик и лениво повторял:
– Спецобслуживание!
– Какое еще у них спецобслуживание? – прислушавшись, засмеялась Аля. – Свадьба, что ли?
– Не свадьба, – объяснил Максим. – Главная крыша приезжает из Симферополя. Серого ждем-с.
– А-а, – поняла Аля. – Так, может, вообще на сегодня танцы отменяются?
– Прям! – махнул он рукой. – Ты что, не знаешь их, что ли? Они ж сутками могут сидеть, задница позволяет. Наработаемся – будь-будь.
Настроение у нее сразу испортилось. Сутки плясать перед тупыми, ничего, кроме сытого и пьяного довольства, не выражающими рожами – приятная перспектива! Главная крыша из Симферополя приезжала первый раз, Аля не знала, чего от них ждать, и не ждала ничего хорошего.
Витек Царько появился из кухни.
– Ты играй уже, – махнул он Максиму. – Чего так стоять? А Алька пускай пока отдыхает, напрыгается еще. Через полчаса будут, из Орджона едут.
