Сьюзен Льюис - Танцуй, пока можешь
Вдруг, не поворачивая головы, Шарлотта заговорила:
– Хоть ты и пытаешься это скрыть, но я знаю, что ты меня рассматриваешь. О чем ты думаешь?
Ее слова были так неожиданны, что несколько секунд я не мог прийти в себя, но потом улыбнулся:
– Просто размышляю, как это у меня получилась такая красивая дочь!
Шарлотта немного помолчала, а когда вновь посмотрела на меня, в ее глазах вспыхнули озорные огоньки:
– А не считаешь ли ты, что в этом есть и мамина заслуга?
– Это исключительно мамина заслуга! Ведь если не принимать в расчет тебя, она самая красивая жен щина в мире.
– И ты, конечно, совершенно объективен?
Я хмыкнул.
– Однажды твоя мама уже обвинила меня в необъективности. – Воспоминания навеяли грусть, и, вздохнув, я добавил: – Господи, как же давно это было! Мне иногда кажется, что прошла целая вечность.
– Расскажи! Как вы впервые встретились и почему ты не женился на маме, когда родилась я? Мне действительно очень важно это знать.
Зазвонил телефон. Это был Роберт. Он сказал, что сможет освободиться в посольстве не раньше двух. Мне, конечно, не хотелось ждать так долго, но я прекрасно понимал, что без его помощи ничего не смогу сделать. С другой стороны, я был рад, что мы с Шарлоттой сможем немного побыть наедине. Ей давно пора узнать правду про нас с Элизабет.
Роберт пришел на час раньше обещанного и нашел нас у бассейна. С ним был низкорослый, неряшливый египтянин, одетый в некое подобие того, что когда-то представляло собой неплохой европейский костюм. Коротышка улыбнулся беззубой улыбкой и представился. Звали его Мохаммед Абу эль-Шами, но он сказал, что мы можем называть его просто Шами.
Шами вернулся в Каир только сегодня утром и полагает, что его приезд положит конец всем нашим проблемам, сообщил Роберт. Я скептически рассматривал неряшливого коротышку. Примерно полчаса у меня ушло, чтобы понять его ломаный английский, на котором он пытался объяснить, что знает всех и вся в этом городе и никому лучше его не известна тайная жизнь Каира. Информация, полученная от него, сводилась к следующему: если в Каире человек тебе чем-то обязан, он сделает для тебя все, даже то, чего не сделал бы за деньги. Примерно половина Каира чем-то обязана Шами. Насчет второй половины я спрашивать не стал. Роберт уже просветил его, зачем мы здесь, и теперь Шами собирался отправиться в город, чтобы, как он выразился, «запустить шарик».
Его круглое лицо лучилось от удовольствия, когда он говорил:
– Вам не о чем беспокоиться, мистер Белмэйн. Нет такой вещи, которая оказалась бы Шами не по плечу.
Он вытащил руку из кармана и двумя пожелтевшими от табака пальцами сделал недвусмысленный жест, не оставлявший сомнений в том, какой магический ингредиент необходим, чтобы Шами начал творить чудеса.
Вечером мы с Шарлоттой отправились на коктейль в британское посольство. Роберт сказал, что посол лично интересуется этим делом и выразил желание познакомиться с нами. Я сразу сообразил, что ему звонил мой отец.
Заходя в посольство, я испытал странное, непривычное и одновременно приятное чувство. Ведь я впервые присутствовал на официальном приеме вместе с собственной дочерью. И я не смог сдержать улыбки, когда перед дверью в зал Шарлотта достала из вышитой бисером сумочки, которую ей одолжила жена Литтлтона, пудреницу и проверила, не размазалась ли помада. Она была очень хороша. Вьющиеся темные волосы свободно падали на плечи, красиво обрамляя лицо, а белый жакет и серо-белая плиссированная льняная юбка – «от Келвина Кляйна», как она мне сообщила, – великолепно оттеняли слегка загорелую кожу. И я снова преисполнился отцовской гордостью, когда головы всех присутствующих повернулись в ее сторону. Шарлотта озорно подмигнула мне и поинтересовалась, не хочу ли я представить ее как свою подружку. Я чуть не поперхнулся.
Когда мы вернулись в гостиницу, нас ждала записка от Шами. В ней говорилось, что если я хочу узнать, где находится Кристина, то должен немедленно отправиться к упавшей статуе Рамзеса II в Мемфисе.
Роберт был еще в посольстве, но его жена Сюзи предложила, чтобы Шарлотта пока пожила у них. Я тотчас же согласился, так как не знал, сколько времени мне придется отсутствовать. Когда посольская машина, увозившая мою дочь, свернула за угол, направляясь в сторону Агузы, я попросил швейцара вызвать мне такси.
– Вы едете в Мемфис? – спросил водитель, едва мы тронулись.
Я перехватил в зеркальце его взгляд. Дело в том, что я не говорил швейцару, куда именно еду.
Поездка была долгой. После ночного города, залитого морем огней, было странно оказаться на пустынной дороге, по одну сторону которой виднелись темные кусты, а по другую простиралась сухая бесплодная земля. За всю дорогу ни я, ни шофер не проронили больше ни слова. Наконец где-то через полчаса мы съехали с трассы, и водитель выключил фары. При неверном свете луны я не видел ничего, кроме песчаной пустоши.
– Рамзес, – кивнул головой водитель. – Ждите.
Я выбрался из такси и пошел в указанном им направлении. Тем временем за моей спиной машина развернулась, а потом и вообще уехала, что меня не на шутку встревожило.
В десяти метрах впереди я различил какое-то здание, но потом луна скользнула за тучи, и наступила абсолютная темнота. Я ничего не видел. Вокруг раздавались странные шорохи. По телу у меня поползли. мурашки, но я продолжал аккуратно двигаться вперед по песку. Дойдя до здания, я стал на ощупь водить руками по гладкому бетону до тех пор, пока не нашел вход. Я позвал кого-нибудь, но ответом мне было только эхо. Тогда я решил подождать снаружи. Идти внутрь не имело никакого смысла – там стояла совершенная темнота.
Шло время. Один раз я увидел приближающуюся машину, но она свернула с дороги, не доезжая сюда. Поднялся ветер. Что-то пробежало по моей ноге, но я быстро отступил назад, и оно юркнуло в сторону. Потом я услышал скрипящие звуки и резко обернулся. Но это лишь какое-то чудом уцелевшее дерево стонало на ветру.
Ветер прекратился так же быстро, как и начался. Наступила зловещая тишина. Я уже начал подумывать о том, как мне удастся добраться обратно, когда внезапно в бетонном строении вспыхнул свет. Я еще немного постоял у входа, ожидая, что кто-то выйдет, но, не дождавшись, неуверенно вошел внутрь. В глухой тишине раздавался лишь голос какой-то птички, потревоженной яркой вспышкой света, и звучали мои собственные шаги.
Я оглянулся по сторонам и застыл на месте. Прямо передо мной, в самом центре комнаты, лежала на спине колоссальная статуя. Ее раскосые каменные глаза были зловещими и безумными, так же как и каменная улыбка. Мощные руки со сжатыми кулаками крепко прижимались к груди. Чуть ниже колена правой ноги виднелись зазубрины.
