Дженнифер Уайнер - Хорош в постели
Моя мать вздохнула.
– Кэнни, – мягко сказала она.
– Я не могу поверить, что ты на их стороне! – выкрикнула я.
– Я не на их стороне, разумеется, нет, – ответила она. – Я на твоей стороне. Но я не уверена, что такая злость пойдет тебе на пользу.
– Джой чуть не умерла.
– Но она не умерла, – напомнила моя мать. – Не умерла. И теперь все у нее будет хорошо...
– Ты этого не знаешь, – фыркнула я.
– Кэнни, она, конечно, недоношенная, и легкие у нее чуть недоразвитые...
– Она не получала кислорода! Или ты не слышала? Не получала кислорода! Одному Богу известно, к чему это может привести!
– Она выглядит совсем как ты, – нетерпеливо бросила моя мать. – И все у нее будет отлично. Я это знаю.
– До пятидесяти шести лет ты даже не знала, что ты лесбиянка! – выкрикнула я. – Как я могу тебе в чем-то верить? – Я указала на дверь: – Уходи! – И заплакала.
Мать покачала головой:
– Я не уйду. Поговори со мной.
– Что ты хочешь от меня услышать? – Я попыталась вытереть слезы, вернуть себе нормальный голос. – Я могу рассказать о том, как эта идиотка, новая подруга моего бывшего говнюка-бойфренда, толкнула меня и мой ребенок чуть не умер...
Но самое худшее (и не думаю, что я смогла бы об этом сказать) состояло в том, что я подвела Джой. Подвела тем, что не смогла уберечь ее от беды, доносить положенный срок.
Мать наклонилась, обняла меня.
– Я ее не заслужила, – плакала я. – Не уберегла ее, не смогла...
– С чего ты это взяла? – прошептала она моим волосам. – Кэнни, это был несчастный случай. Твоей вины тут нет. Ты будешь прекрасной матерью.
– Если я такая распрекрасная, почему он меня не любил? – Я плакала и не знала, о ком говорю. Об отце? О Брюсе? – Что со мной не так?
Моя мать встала. Я проследила ее взгляд, брошенный на настенные часы. Она это заметила и прикусила губу.
– Извини, но я должна отойти на несколько минут.
Я вытерла глаза, выигрывая время, стараясь осознать, что она мне говорит.
– Я должна забрать Таню с занятий.
– Что, Таня разучилась водить автомобиль?
– Ее машина в ремонте.
– А что она изучает сегодня? Что ее нынче интересует? Психологический профиль внучек бабушек нетрадиционной половой ориентации?
– Прекрати, Кэнни! – рявкнула моя мать, и от неожиданности я даже не подумала о том, что самое время вновь заплакать. – Я знаю, ты ее не любишь, но мне надоело слышать об этом.
– И как вовремя ты решила затронуть эту тему! Даже не смогла подождать, пока твоя внучка покинет палату интенсивной терапии.
Моя мать надула губы.
– Я поговорю с тобой позже. – Она направилась к двери и, взявшись за ручку, обернулась. – Я знаю, ты мне не веришь, но ты придешь в норму. У тебя есть все, что нужно. Ты только должна понять это сердцем.
Я скорчила гримаску. «Понять сердцем». Ох уж этот психотерапевтический бред. Должно быть, она вычитала это заклинание в одной из Таниных книжек. Вроде «Излечи свою боль».
– Конечно, – крикнула я ей вслед, – иди! У меня на роду написано, что меня все бросают. Я к этому привыкла.
Она не обернулась. Я вздохнула, уставившись на одеяло и надеясь, что никто из медсестер не слышал нашего диалога, достойного заурядной «мыльной оперы». Я чувствовала, что выжата как лимон. И внутри не осталось ничего, кроме пустоты, зияющих черных дыр. Разве с такими родителями я сама могла стать достойной матерью?
«У тебя есть все, что нужно», – сказала она мне. Но я не могла понять, о чем она вела речь. Я окидывала взглядом свою жизнь и видела только то, чего мне недоставало: отца, бойфренда, здоровья дочери. «Недоставало всего, что было нужно», – печально подумала я и закрыла глаза в надежде, что вновь увижу во сне мою кровать или воду.
Когда часом позже дверь вновь отворилась, я даже не открыла глаза.
– Скажи это Тане, – процедила я. – Потому что я слушать этого не хочу.
– Хорошо, скажу, – произнес знакомый бас. – Но не думаю, что ее интересуют такие, как я. И потом, мы практически не знакомы.
Я открыла глаза. У двери стоял доктор К. с большой коробкой из кондитерской в одной руке и дорожной сумкой, в которой вроде бы что-то шевелилось, в другой.
– Я приехал, как только услышал. – Он уселся на стул, который ранее занимала моя мать, поставил коробку на столик у кровати, а сумку – на колени. – Как ты себя чувствуешь?
– Нормально. – Он пристально смотрел на меня. – Ну, на самом деле ужасно.
– Могу в это поверить, учитывая, что тебе пришлось пережить. А как...
– Джой. – Ее имя еще звучало для меня странно, я словно пробовала его на вкус. – Она маленькая, легкие у нее недоразвитые, дышит она с помощью вентилирования... – Я замолчала, прикрыла рукой глаза. – Мне сделали гистеротомию, и я, похоже, все время плачу.
Доктор К. откашлялся.
– Слишком много информации? – спросила я сквозь слезы.
Он покачал головой:
– Отнюдь. Ты можешь говорить со мной о чем хочешь. Черная дорожная сумка чуть не спрыгнула с его колен.
Выглядело это так смешно, что я едва не улыбнулась, да только мышцы лица забыли, как это делается.
– У тебя в сумке вечный двигатель или ты так рад, что увидел меня?
Доктор К. оглянулся на закрытую дверь. Потом наклонился ко мне.
– Это, конечно, риск, – прошептал он, – но я подумал... Он поставил сумку на кровать, потянул за молнию. Из сумки высунулся нос Нифкина, потом кончики его больших ушей и, наконец, все тело.
– Нифкин! – воскликнула я, когда песик выпрыгнул мне на грудь и начал вылизывать лицо. Доктор К. держал его, чтобы он не задел многочисленные трубки, тянущиеся к моему телу. – Как ты... где он был?
– У твоей подруги Саманты. Она ждет в коридоре.
– Спасибо тебе. – Я понимала, что никакими словами не выразить радость, которую я испытала. – Большое тебе спасибо.
– Пустяки. А теперь... посмотри. Мы репетировали. – Он перенес Нифкина на пол. – Тебе видно?
Я приподнялась на локтях и кивнула.
– Нифкин... СИДЕТЬ! – пробасил доктор К. командным голосом, совсем как Джеймс Эрл Джонс, возвещающий миру, что это Си-эн-эн. Зад Нифкина со скоростью света вошел в контакт с линолеумом. – Нифкин... ЛОЖИСЬ! – Нифкин лег на живот, глядя на доктора К. блестящими глазками, виляя хвостом, от напряжения вывалив розовый язычок. – А теперь наш последний номер... ПРИТВОРИСЬ МЕРТВЫМ! – И Нифкин повалился на бок и застыл, словно его пристрелили.
– Невероятно! – вырвалось у меня. Я действительно не могла поверить своим глазам.
– Он так быстро всему учится. – Доктор К. уже загружал возмущающегося терьера в дорожную сумку. Наклонился ко мне. – Скорее поправляйся, Кэнни. – И вышел, предварительно накрыв своей рукой мою руку.
