Жаворонок Теклы (СИ) - Семенова Людмила
— Да ни на кого я не рассчитываю, кроме своей жены разве что, — грустно усмехнулся мужчина, протирая очки. — Знаешь, Костя, я такую жизнь прожил, и столько нас государство кидало, что надеюсь только на наши силы. Дай бог, чтобы их еще надолго хватило, и самим пожить, и вам, молодым, пригодиться. Но все-таки...
Неожиданно Андрей Петрович спрятал лицо в ладони и горестно вздохнул.
— Господи, что же я сделал... Нам же потом названивал этот его друг, ну, мулат, от которого у Оленьки ребенок... Все говорил, что нам хоть стоило поинтересоваться, что там теперь с Айваром, в Эфиопии. А ведь правда, надо было узнать, как он устроился, не нужно ли помочь чем-нибудь. Я же его выставил практически без объяснений! Можно сказать, признал, что не желаю разбираться, виноват он или нет. Ведь могли же по-хорошему расстаться, устроить его куда-нибудь на работу, а у вас с Неричкой и так все бы прекрасно сложилось. Он бы не стал мешать... Ох, Костя, что же мы натворили...
— Ну, я за все, что натворил, если надо будет, отвечу, — резко произнес зять, нахмурив густые черные брови, — и, в отличие от вас, за красивыми словами не стану прятаться. Мне рядом с моей девушкой не были нужны никакие молодые люди, ни черные, ни белые, ни плохие, ни хорошие. А у вас были собственные мотивы. Так что Айвару просто не повезло. И глупо теперь терзаться, как там у него жизнь сложилась, этот поезд навсегда ушел.
— Тогда зачем ты мне это рассказал?
— А вот это очень хороший вопрос, — задумчиво ответил Костя. — Наверное, просто надоела эта сопливая сказка про наивную овечку, плохого негра и благородного рыцаря. Ну и еще про оскверненный семейный очаг, чуть не забыл.
Последнее уже тянуло на явное нарушение этики, и тесть решил свернуть разговор, чтобы не спровоцировать Костю на какие-нибудь еще более страшные слова. Больше они никогда не возвращались к этой теме, но Андрей Петрович постоянно вел с самим собой тяжелый и противоречивый диалог. Действительно ли он ничего не подозревал или всегда понимал, кто подставил Айвара? И признание Кости шокировало его лишь потому, что нарушило негласный договор, уничтожило желанную внешнюю картинку с монохромными образами добра и зла?
А главное, чем все это обернулось для Айвара? Конечно, пытаться что-то узнать глупо: если парень, дай бог, жив и здоров, он все равно не станет с ним разговаривать. Но как жить с этим дальше?
С годами отцу становилось все тяжелее из-за проблем Нерины. Он начинал думать, что это его наказание за Айвара, и порой хотел все рассказать дочери, но так и не решался. «Нет, зачем ей делить со мной этот груз, — размышлял мужчина. — Для молоденькой неприкаянной девочки простительно, что она оступилась, а вот я...»
И неожиданно ему принесла облегчение дружба с сыном Оли, в котором Андрей Петрович с удивлением нашел черты парня из Аддис-Абебы. Вначале мальчик был внешне похож на Даниэля, а потом в нем все больше проступало сходство с матерью, но тихий голос, внимание и бережность ко всему живому, восторг перед красивым и загадочным будто каким-то непостижимым образом достались ему от Айвара. И когда они ходили вместе в музеи науки и техники, Андрей Петрович наблюдал, как серьезно Павлик всматривается в переливы молний, северное сияние и небесные созвездия.
Теперь, после разрыва Нерины с Костей, им всем предстояло жить с открытыми глазами и думать, что еще подлежит исправлению. Тогда-то женщине, после удачно подвернувшегося приглашения, и пришла в голову слегка шальная мысль найти Айвара в Эфиопии. Зачем — она еще толком не понимала. Казенная просьба о прощении тут явно не была к месту, вряд ли это можно простить. Если только... Припомнив известные ей мелодрамы, Нерина подумала, что сюжет о единственной на всю жизнь любви не случайно так прижился в культуре. А что если есть такое чувство, над которым не властны годы, границы, браки с чужими людьми, перемены и конфликты? Если оно все же было между ними, Айвар ее простит, и тогда, может быть... Об остальном Нерина пока боялась думать, но в преддверии поездки у нее внутри первый раз за много лет возникла приятная, пряная тревога.
Если все-таки это была любовь? Если Айвар тоже за эти годы не смог устроить личную жизнь, а может быть, и вовсе стал бедствовать хуже прежнего и нуждается в ее любви и помощи? Возможно, это будет союзом двух одиноких, исковерканных судеб, ну и пусть. Одиннадцать потерянных лет — не так уж много, порой люди ждут своего счастья гораздо дольше. В Питер она его, конечно, больше не посмеет звать, и если он захочет, они останутся там, в Эфиопии, или поселятся в другом месте. За что держаться здесь? Детей у нее нет, друзья потеряны, муж даже не желает с ней разговаривать, а работать, к счастью, сейчас можно из любого уголка мира. Родителей, конечно, будет жалко оставлять, но они и так злоупотребили ее привязанностью к ним, и пора уже начинать собственную жизнь, а не служить чьим-то придатком.
...Поэтому сейчас Нерина шла по бесцветным улицам Семеры с сомнением, с грустью, но в то же время с робкой надеждой. Воспоминания о самых радужных и красивых днях их короткого романа подогревали ее изнутри, и казалось, что жить и любить еще совсем не поздно. Нерина давно отвыкла любоваться собой, но этим утром, приодевшись в изящное этническое платье, она взглянула в зеркало и осталась довольна. И то, что ей удалось дозвониться до бывшего возлюбленного, позвать его на встречу, она сочла добрым знаком судьбы, который обязательно притянет за собой другие светлые перемены.
Конечно, Нерина заметила, что Айвар разговаривал с ней холодно, но стоило ли этому удивляться в данных обстоятельствах? Ясно, что он на нее в большой обиде, но главное, что он жив, что может и готов с ней увидеться, а все остальное преодолимо.
7.И снова двое за столом
С Айваром они условились встретиться в большом кафе недалеко от аэропорта: ничего более подходящего в столь небогатом на достопримечательности городе просто не имелось. Оно выглядело стандартным для европейца, только не очень опрятным, и в воздухе сильно пахло табаком, человеческим потом и специями. Заказав чашку чая, Нерина осмотрелась. В кафе было несколько задушевных компаний из местных, и все они переговаривались громкими бесцеремонными голосами, явно приправляя свои речи едким эфиопским юмором. Среди столиков суетились такие же уверенные в себе кудрявые и большеглазые ребятишки, которые поглядывали на странную посетительницу с неприкрытым изумлением. Впрочем, взрослые тоже обращали на нее внимание, и петербурженке это решительно не нравилось. В конце концов она потянулась за мобильным телефоном, и как раз в этот момент к ее столику подсел рослый темнокожий мужчина с густыми седеющими волосами.
Нерина уже хотела возмутиться, но тут ее взгляд упал на белую хагению, которая все так же тянулась к солнцу своими ажурными лепестками, как одиннадцать лет назад. И когда она перевела взгляд на лицо пришедшего, то вздрогнула и слова вырвались из нее на выдохе:
— Это ты?!
— Для начала все-таки здравствуй, — сухо ответил Айвар. — Рад бы сказать, что это не я, но от фактов не убежишь.
Ее реакция нисколько его не удивила. В его нынешнем узком мирке все, кроме Соломона и Агарь, знали своего «дядю Айвара» как вечно хмурого, замкнутого, язвительного человека, не признающего авторитетов и способного едко шутить над любыми табу и святынями, а порой и прикрикнуть так, что у провинившихся тряслись поджилки. Но для Нерины он сейчас выглядел инфернальным подобием того Айвара, которого она знала, — искрящегося жизнью, мудростью и любовью к миру. От него осталась лишь татуировка, служившая досадным напоминанием о тех днях.
Его кожа вместо приятного кофейного приобрела землистый оттенок, глаза были тусклыми и отекшими, лицо осунулось, пухлые губы высохли и потрескались, а ухоженные прежде волосы выглядели беспорядочными космами, как он ни пытался их пригладить. Лицо у Айвара все еще оставалось красивым, правильным и благородным, однако в нем больше не было мечтательности и вдохновения, а привычка уходить в себя приобрела зловещий вид, смешалась с опиумными провалами в сознании.
