Виктория Холт - Седьмая девственница
— Да, — тихо сказала она.
— Ты ненавидишь меня… за вмешательство в твою жизнь… за то, что твоя жизнь разбита!
Она молчала, и я подумала: я ее потеряла. Я потеряла Меллиору. Сначала бабушку, потом Меллиору. Но что мне за дело! У меня есть Карлион. У меня есть Ким.
— Это было так давно, — сказала наконец Меллиора.
— Но ты могла выйти за Джастина замуж. Могла стать хозяйкой аббатства. Могла иметь детей. Ах, Меллиора, как ты должна меня ненавидеть!
— Я никогда не смогу тебя ненавидеть, Керенса, и потом…
— Когда ты все это вспомнишь… когда все явно всплывет в твоей памяти… когда ты подумаешь о том, как много ты потеряла из-за меня, ты меня возненавидишь.
— Нет, Керенса.
— Ах, ты такая великодушная… слишком великодушная. Порой я ненавижу твое великодушие, Меллиора. Оно делает тебя такой слабой. Я бы восхитилась тобой, если бы ты в гневе обрушилась на меня.
— Но я не могу теперь этого сделать. Ты поступила действительно дурно. Гадко. Но это прошло. А теперь я хочу сказать тебе спасибо, Керенса. Потому что я рада, что ты поступила именно так.
— Да? Ведь ты потеряла человека, которого любила… Неужели ты рада своей одинокой жизни?
— Наверное, я никогда не любила Джастина, Керенса. О, я вовсе не такая кроткая, как ты думаешь. Если бы я его любила, я не позволила бы ему уехать. Если бы он любил меня, он бы не уехал. Джастину нравилась одинокая жизнь. Он сейчас счастлив, как никогда ранее. И я тоже. Если бы мы поженились, это было бы ужасной ошибкой. Ты спасла нас от этого, Керенса. Тобой руководили дурные помыслы… но ты спасла нас. Я сейчас так счастлива… У меня не было бы этого счастья, если бы не ты. Вот что тебе следует знать.
— Ты стараешься меня утешить, Меллиора. Ты всегда старалась так делать. Я не ребенок, чтоб меня утешать.
— Я пока не собиралась тебе говорить. Ждала, когда тебе станет получше. Тогда мы собирались это отметить. Мы все очень волнуемся… Карлион придумывает большой сюрприз. Это будет грандиозный праздник, и мы ждем только, чтобы тебе стало получше.
— Отметить… что?
— Пора тебе сказать… чтобы твоя душа успокоилась. Они не станут возражать, хотя мы собирались сделать из этого целое событие.
— Объясни, в чем дело.
— Я поняла, как только он вернулся. И он тоже понял, почему ему так хотелось вернуться сюда.
— Кто?..
— Ким, конечно. Он попросил меня выйти за него замуж. Ах, Керенса, жизнь так чудесна. Так что, это ты меня спасла. Ты знаешь теперь, почему я могу быть только благодарной тебе. Мы собираемся вскоре пожениться.
— Ты… и Ким… ах, нет. Ты и Ким!
Она рассмеялась.
— Ты все это время горевала, думая о Джастине. Но с прошлым покончено, Керенса. То, что было до этого, больше не имеет значения. Главное, что впереди. Разве ты не понимаешь?
Я откинулась на подушки и закрыла глаза.
Да, я понимала. Мои мечты рухнули, ибо я ничему не научилась в прошлом.
Я смотрела в будущее — мрачное, как пустота в стене. Я была замурована в своем несчастье.
8
В аббатстве теперь есть дети — Меллиоры и Кима. Старшему — его зовут Дик, но отцу, — десять лет, и он так похож на Кима, что когда я вижу их вместе, мне становится невыносимо горько.
Я живу в Дауэр Хауз и почти каждый день хожу через луг мимо хоровода камней, к их дому. Все следы шахты убрали. Ким говорит, что Сент-Ларнстонам надо было знать, что она тут есть, а Кимберы в ней не нуждаются, будут любить свой дом и работать ради него. Так чти пока в Сент-Ларнстоне есть Кимберы, аббатство будет процветать.
Меллиора прекрасная хозяйка. Никогда не видела человека, способного так наслаждаться своим счастьем. Она уже не помнит тягот, которые ей пришлось вынести при старой леди Сент-Ларнстон, страданий, перенесенных из-за Джастина; однажды она сказала мне, что смотрит на свое прошлое, как на ступеньку в будущее. Мне бы так.
Если б только бабушка была со мной! Если б только я могла поговорить с ней! Припасть бы к ее мудрости!
Карлион подрос. Он высок, почти не похож на Джонни, но при всем том он — Сент-Ларнстон. Ему шестнадцать, и он проводит больше времени с Джо, чем со мной. Он вообще похож на Джо — та же мягкость характера, та же увлеченность животными. Порой мне кажется, что ему хотелось бы, чтобы его отцом был Джо, и поскольку у Джо нет собственного сына, он не может нарадоваться на Карлиона.
На днях я разговаривала с Карлионом о его будущем, и, сияя, он мне выдал:
— Я хочу заняться тем же, что и дядя Джо. Я пришла в негодование, напомнила ему, что он станет сэром Карлионом в один прекрасный день, и попыталась показать ему то будущее, которое прочила ему я. Сент-Ларнстоном, конечно, он уже не мог владеть, но я хотела, чтобы он тоже стал хозяином большого имения, такого, каким в течение многих поколений владели его предки.
Он опечалился, потому что огорчать меня ему не хотелось. Карлион боялся, что я разочаруюсь в нем, потому что как ни мягок он был, но своей воли ему не занимать. Да и как же могло быть иначе у моего сына?
Так между нами пролегла трещина, и с каждым днем она становилась все шире. Джо знает об этом, но думает, что мальчик должен сам сделать выбор. Джо привязан ко мне, хотя порой мне кажется, что он меня боится. Всего лишь раз или два он упомянул о той ночи, когда Ким и я вынесли его из леса, но он никогда о ней не забывает. Он всегда помнит о том, чем он обязан Киму и мне, и, хотя его взгляд на жизнь отличается от моего, он меня старается понять. Он знает о моих честолюбивых планах для Карлиона. В конце концов когда-то я была полна честолюбивых замыслов и по поводу самого Джо.
Он разговаривал с мальчиком, пытался убедить его, что жизнь сельского ветеринара, достаточно приятная для необразованного дядюшки Джо, не годится для сэра Карлиона.
Но Карлион остается непреклонен, и я тоже. Я замечаю, что он уже избегает бывать со мной наедине. От этого, и от того, что я вынуждена каждый день с завистью смотреть на счастливую семью в аббатстве, я задаю себе вопрос: «Какую удачу принесли мне все мои ухищрения?»
Дэвид Киллигрю часто пишет мне. Он все еще викарий, а его мать все еще жива. Мне бы надо написать Дэвиду и сказать ему, что я больше никогда не выйду замуж. Но я этого не делаю. Мне доставляет удовольствие думать, что Дэвид ждет и надеется. Благодаря этому я чувствую, что и я для кого-то много значу.
Ким и Меллиора говорят мне, что я много значу для них. Меллиора зовет меня своей сестрой — и Ким зовет меня сестрой. Ким, к которому я всегда тянулась душой и телом! Мы были созданы друг для друга, иногда мне хочется сказать это вслух, но ему невдомек.
