Кэтрин Андерсон - На веки вечные
— О Боже, Хит, не надо, — прошептал он. — Я не вынесу. Не рассказывай никаких деталей, пожалуйста, не надо.
— Не надо? А как насчет меня? Ты что со мной тогда сделал? Считал, что я пьян? Явился из Чикаго через несколько часов после аварии и даже не понял, что меня накачати транквилизаторами?
В глазах отца стояла неподдельная мука, хриплый голос срывался.
— Мне бы сказали. Ты лжешь. Оправдываешься. Мне бы обязательно сказали.
— Боже мой, отец! Посмотри на меня! Я больше не мальчишка! Лгу? Зачем мне это надо? Сохранить отношения? Смешно! И уж конечно, не боюсь, что ты надерешь мне зад!
— Не можешь признаться себе самому, — продолжал настаивать Ян.
— Неправда! Я жил с этим все девятнадцать лет и каждую ночь видел ее лицо. Но не живое, а как тогда, когда делал ей… — По смуглым щекам Хита покатились слезы. — Все время мучился тем, что мог бы Лейни спасти. Помнишь, она всегда бежала ко мне, когда ей было больно.
Из горла отца вырвался сдавленный звук, и он кивнул.
— После смерти матери я один мог утешить Лейни. Сначала — если сестра обдирала колени. А когда стала старше, приходила ко мне, если ее сердце разбивал какой-нибудь парень. В ту ночь я все время думал, что смогу помочь Лейни, только бы меня оставили с ней наедине. — Хит судорожно вздохнул. — Признаюсь, я был пьяным дураком, когда сел за руль пикапа. Я полностью в ответе за все, что случилось, и унесу свою вину в могилу. Но клянусь, после аварии я не выпил ни капли. И когда ты меня увидел, я уже не был пьян.
Во мне было двести двадцать фунтов живого веса. Я играл полузащитником, боролся с бычками и объезжал полудиких лошадей. Когда приехали врачи и попытались забрать сестру, я сделался бешеным. Меня не могли оторвать от нее. Я всех раскидывал. Наконец они навалились кучей и медики укололи в руку. Вот и весь сказ. Я не был пьян. Меня напичкали черт знает чем! И извини, но не могу поверить, что тебе не сообщили. По законам нашего штата тогда я был еще несовершеннолетним.
Руки отца висели, как плети. Он качал головой:
— Не припоминаю, чтобы кто-нибудь говорил мне об этом. Хотя в памяти все расплывается. Я действовал на автопилоте: опознавал тело, пытался ликвидировать выдвинутые против тебя обвинения, изымал их из отчета об аварии. Не помню и половины, что мне тогда говорили.
Лицо Хита исказилось от горечи.
— Мог бы спросить у меня, даже если сомневался в моей искренности. Но ты не хотел мне верить. Слышал только себя.
Хит уничтожал отца.
— Довольно! — крикнула Мередит.
Хит круто повернулся.
— Мерри, я просил уйти.
— Не могу тебя оставить.
— Хорошо, ты права. Довольно. В самом деле довольно. Идем. — Он подошел, обнял ее за талию и выставил в коридор с такой силой, что Мередит показалось, будто ее вынесло ветром. — Теперь поняла, что отец всегда на меня плевал? Вот довелось приехать — и что же? Заработал очередную зуботычину, последнюю.
Мередит удалось затормозить только на крыльце. Она схватила Хита за рубашку.
— Подожди, я передумала. Мне кажется, ты совершаешь роковую ошибку.
— Какую?
— Если ты сейчас уйдешь, то никогда не сумеешь вернуться.
— Я и не намерен сюда возвращаться.
— Я не позволю тебе так поступить. Если ты не останешься, то ты сделаешь хуже только себе.
— Ненавижу его со всеми его потрохами. И это чувство взаимно. Точка!
— Ох, Хит, неужели ты так слеп? Отец тебя любит. Это написано у него на лице. Только не знает, как выразить свое чувство. Ты его убиваешь.
— Ради Бога! Выглядел жалким пару минут. Великое дело! Его не убьешь. Как бы он тебя не убил!
— Пожалуйста, вернись к нему, Хит. Я не уйду, пока ты не послушаешься.
— И что сказать? Чтобы простил меня за то, что я ему наговорил? Но все это чистая правда!
— А почему он вообще здесь остался? — не унималась Мередит. — Ведь твой отец работает в Чикаго. Зачем приехал сюда?
— Обещал матери, что не станет растить детей в городе. Да какая разница? — Хит спустился по ступенькам. — Понимаю, ты хочешь всем добра. Но понятия не имеешь, о чем говоришь. — Хит уже шагал по закругленной подъездной аллее. — Видела, каков он? Даже на вас накинулся!
— Да, — признала Мередит. — Но защищая тебя. Решил, что женщина просто использует его сына. Он взбешен, Хит. И сражается за тебя, как умеет. Согласна, родитель он — не подарок. Но будь выше этого. Дело не в том, что отец тебя не любит. Он просто неумелый.
— Неумелый! Прекрасное словцо! А меня он зовет неудачником.
— Он остался здесь из-за тебя, Хит! — кричала ему в спину Мередит. — Ты должен это понимать. Какой у него еще интерес? Пустой дом? Долгие перелеты? Отец хотел быть рядом с тобой!
Хит шел не оглядываясь, и Мередит села на ступени. Почувствовав, что сзади ее нет, он обернулся. От гнева кровь бросилась Хиту в лицо, и в несколько прыжков он снова оказался у крыльца.
— Ты что, черт побери, вытворяешь?
— Устраиваю сидячую забастовку, — спокойно ответила Мередит.
Он набрал полную грудь воздуха и посмотрел на стоявших у ступеней Сэмми и Голиафа.
— Встала на сторону отца? И ты против меня?
— Глупости! Я на твоей стороне. И сейчас, и буду всегда. Но я знаю, что ты его любишь и что тебе больно. Пожалуйста, вернись, дай своему отцу еще один шанс. Не носи в себе обиду всю оставшуюся жизнь. Ну пожалуйста!
— Не нравится мне этот псих.
— Я и не говорю, что нравится. Ты ему тоже не нравишься. Вы даже не знаете друг друга. Но любите. И в душе до смерти переживаете.
Хит стиснул зубы.
— Можешь не сомневаться, я ценю твою заботу. Довольна? Если бы отец был нормальным человеком, я бы согласился, что он заслуживает иного отношения. Но он — ненормальный, поэтому я не согласен. Так что поднимайся и пошли.
— Хит, ты так много для меня сделал. Позволь теперь мне помочь тебе.
— Мы уходим! — Он щелкнул пальцами и указал себе на ноги, словно она глухая.
Прошлым вечером Мередит считала, что видела Хита разъяренным. Но поняла, что вчера он был просто раздосадован.
— Не заводи меня, Мередит!
Она смотрела снизу вверх — шесть футов пять дюймов взбешенной мужской плоти, и каждый мускул напряжен до предела. Хит щелкал пальцами, приказывал и, судя по всему, мог ударить, если бы она не повиновалась. Но Мередит не чувствовала страха. Наоборот, испытывала какую-то радостную уверенность в своей правоте.
— Хит, — тихо сказала она, — посмотри на себя. Ты ведешь себя как Дэн.
Лицо шерифа мгновенно вспыхнуло.
— Не сравнивай меня с ним! Я этого не заслуживаю!
— Тогда не щелкай пальцами у меня перед носом. Ты выглядишь очень глупо.
— Глупо? Считай, как тебе угодно, но я буду щелкать пальцами, если захочу. И не желаю, чтобы остаток жизни меня сравнивали с подонком Дэном.
