Люби меня (СИ) - Тодорова Елена
Естественно, что слов между нами нет. Я физически не в состоянии. А Соня… Она молча подходит. Позволяет мне опустить руки ей на талию.
С губ срывается первый стон. Я их облизываю и чувствую, наконец, соль. Лицо горячее и влажное. Просто прикосновения к Солнцу, как и раньше, не сравнятся ни с каким другим контактом – меня охватывает пламя.
Ничего не изменилось.
И вдруг… В точке наивысшего отчаяния ко мне приходит иллюзия, которая, стирая весь тот кошмар, что я видел собственными глазами, дарит охренительно пьянящую и вместе с тем одуряюще ужасающую уверенность, будто ОНА не могла меня предать.
Боль слишком сильная. Страхи бросаются в атаку.
Я пытаюсь фокусироваться на Сонином лице, но внутри сразу столько эмоций, что я не могу на ногах устоять. Качнувшись назад, утаскиваю ее за собой. С хриплым влажным вздохом ударяюсь спиной в стену. Начинаю съезжать вниз, пока не приземляюсь на задницу. Соня между моих ног на колени опускается.
Вдох-выдох. Напополам.
Глаза в глаза. Напролом.
И выскальзывают новые слезы, которые я отчетливо ощущаю. Они заливают и жгут мое лицо, как яд. Сонины рыдания же… Это не истерика, которую я ожидал. Так плачут иконы. Скорбно и с какой-то завораживающей мистичностью.
Я был в церкви.
Первый раз, когда Соня пропала. Храм попался на глаза, пока прочесывал наш район. Зашел от безысходности и поразился тому, как там тихо. Казалось, что в какой-то другой мир попал. На аудиенцию к самому Богу. Но он мне не помог.
И все же я пошел туда второй раз. После двух своих смертей.
– Почему?.. – выталкиваю я, захлебываясь слезами. – Почему, блядь, ты это сделала?! А?!
Соня сжимает губы, прикрывает глаза и словно бы сердито мотает головой.
– Я бы то же хотела спросить у тебя… Почему? Как ты мог?!
Самоедство и без того – регулярный процесс. А с ее стремлением призвать меня к ответу все ткани за миг воспаляются до сепсиса.
– Мне жаль… – сиплю я и давлюсь гортанными рыдающими звуками. – Мне так, сука, жаль…
И не скажешь ведь: «Прости». Как??? Если я сам себя простить не могу.
Нет! Нет, нельзя, чтобы прощала! Такое нельзя прощать!
– Зачем ты позволила мне в тебя влюбиться? Я в чистилище, Соня! Я горю. Сгораю! И воскресаю только для того, чтобы снова сгорать!! – выдаю в надрыве.
Для полноценного крика воздуха не хватает. Но я, блядь, изо всех сил стараюсь. Приводя весь свой организм в состояние колоссального напряжения. Чувствуя, как раздирает грудь. Ощущая, как натягиваются все жилы и все вены. Наплевав на то, как лопаются капилляры и пылает от натуги рожа.
– И я здесь с тобой, дурак! – выпаливает Соня, громко хныкая. – И я умираю!!
– Я тебя никогда не прощу… И ты меня тоже не прощай…
– Никогда, – подводит она черту.
– Никогда…
После всех наших «навсегда» это обещание невозможно пережить.
– Я тебя ненавижу! – ору, когда боль переполняет.
На самом деле понять не могу… Почему я, мать вашу, не чувствую, что она не моя?! Почему не верю, что с другим была, если видел более чем достаточно?! Почему мне, блядь, кажется, что она все еще одним мной пропитана?!
Соня придвигается ближе, обхватывает мое лицо ладонями, касается моего лба своим и удваивает:
– Я тебя ненавижу!!!
– Отлично… – одобряю сухо, раздираемый бесконечными сомнениями.
Пока она снова не кричит:
– Ты забрал все мои мечты! Все мои первые разы!
– Ты мои, блядь, тоже!!!
– Ненавижу… Ненавижу… Ненавижу… – тарабанит в истерике отрывисто.
Обхватываю ладонью ее тонкую шею, сжимаю и резко дергаю на себя. Не понимаю, что делаю, пока губы, которые привыкли друг друга ласкать, не сталкиваются в том самом последнем соленом поцелуе. Сладости не осталось. Мы оба переполнены болью, слезами и кровью.
Когда Соня с тем же лихорадочным отчаянием отвечает на поцелуй, мое сердце принимается сумасшедше трепетать. И разбивается вдребезги, когда я напоминаю ему, что это не шаг к примирению, а акт прощания.
Адски горячий. Запредельно тяжелый. Зверски мучительный.
И, мать вашу, смертельный.
Ведь я знаю, что, несмотря на выжженную пропасть между нами, Соне Богдановой принадлежит не только мой первый поцелуй, но и мой последний.
Толчок ладонью мне в грудь.
Разрыв.
– Время пришло, Саша… Прощай…
Я зажмуриваюсь и рьяно мотаю головой.
Не могу это ни слышать, ни видеть.
– Скажи! – сгребая в кулаки мою футболку, со слезами вытряхивает то, за чем сюда явилась. – Простись со мной!
– Я без тебя не могу! – рявкаю в ответ.
– Слабак!!!
Да мне похер, что она сейчас думает. Я натуральным образом слезами умываюсь. Отвожу взгляд в сторону. И обнаруживаю под диваном то, что посеял вчера полубухой отец, и так рьяно искала сегодня мать. Сжимаю холодный металл пистолета, поднимаю и приставляю к центру Сониного лба.
– Тебя… Потом себя… – выношу приговор, как решение и как спасение.
– Стреляй… – все, что она шепчет, расширяя в ужасе глаза.
Я жестко кривлюсь, взвожу курок и, качая головой, в тон ей хриплю:
– До смерти, малыш… До смерти, блядь…
Вдох. И кислород заканчивается.
