Кристен Каллихен - На крючке (ЛП)
Внутренне я стону из-за этой женщины, которая понимает толк в автомобильных штучках.
Но затем она пожимает плечами и отводит взгляд, будто стыдится.
- Я обычно фантазирую о том, что когда-то сделаю что-то в этом роде.
- Что именно? Сядешь на мотоцикл и просто укатишь в закат?
Возможно, я тоже так сделаю. Взяв с собой Анну. Как только эта чертова нога срастется. Своими черными кончиками пальцев паника касается моего сознания. Но легкий смех Анны возвращает меня обратно.
- Не совсем так, - ее волосы разметались по ее плечу, когда Анна поворачивается ко мне лицом. - Я обычно думаю, как бы весело было снять документальный фильм о чем-то подобном, ну, знаешь? - она снова смеется, звук кажется неловким. – Или, возможно, это было навеяно моей симпатией к Эвану МакГрегору.
Я играю с одним рыжим локоном ее волос.
- Спорю, ты бы надрала задницу киноиндустрии.
Щечки Анны розовеют.
- Я не знаю ничего о кино.
- Так узнай. Мы все начинаем разбираться в чем-то, будучи сперва невеждами.
Она снова пожимает плечами.
- Возможно.
Я опускаю свою ладонь на ее щеку.
- Детка, за что бы ты ни решила взяться, у тебя все получится. Ты так совершенна и даже не знаешь об этом.
- Фи, - она закатывает глаза. - Ты забываешь, что я терпеть не могу смотреть спортивные матчи.
Я и не забывал. Волнение сжимает мои плечи, но я игнорирую его. Я не хочу думать о том, почему мы порвали, но эта тема будто витает в воздухе и рано или поздно ее придется обсудить, но не сейчас, когда я наконец-то смог расслабиться.
- Вот чего я не ожидал от Айрис, - говорю я вместо этого, - так это симпатии к Эвану МакГрегору. Серьезно, что ли? Я думал, она симпатизирует всяким музыкальным группам.
В уголках ее прекрасных глаз образуются морщинки, когда Анна улыбается.
- Айрис нравятся парни из музыкальных групп. Но в основном блондины.
- Но тот парень, с которым она была... Генри, верно?
Голова Анны находится в опасной близости от моего члена, когда она кивает, и я сдерживаю желание поерзать на месте.
- Она вернулась к нему. Идиотка.
- Генри или Айрис? - шучу я, но меня волнует то, что мы так сильно не в курсе жизней друг друга.
- Оба? - предполагает Анна.
Я не могу сдержать улыбки в ответ на ее возмущенный взгляд.
- Однако у Генри темные волос, - отмечаю я.
- Ага, ну, - говорит она, хмурясь, - я все жду, когда она осознает, что он не ее тип.
Щеки Анны, словно шелк, напротив кончиков моих пальцев. Я глажу ее висок, а потом следую по дуге ее брови. А она просто наблюдает за мной, словно получает удовольствие от этого действа. Ее дыхание мягкое и ровное, а тело теплое, в тех местах, где мы соприкасаемся.
Мое разбитое сердце начинает ныть. Отстой, этот перелом ноги, вдобавок к остальным проблемам, все это расстраивает меня, и даже просто прикасаться к Анне, лежать здесь с ней вот так, неимоверно влияет на меня. Я хочу плакать. Хочу засмеяться. Хочу похоронить себя так глубоко внутри Анны, что забуду свое имя. Ком встает у меня в горле, и я позволяю своей ладони опуститься на ее щеку. Чертовы непостоянные эмоции. Док предупреждал меня об этом. Но, блин, с такими темпами к концу недели я превращусь в развалюху.
- А каков твой тип парня? - вдруг спрашиваю я. Часть меня ругает собственную слабость и нужду. Но, к черту, другая часть реально очень нуждается. Я знаю, почему я ушел от нее. Но чего я по факту не знаю, так это зачем Анна вернулась ко мне.
Ее глаза становятся темнее, когда она заглядывает мне в лицо, словно знает, что я больше не дразнюсь. Между нами затягивается напряженная тишина, звук телевизора отходит на второй план. Медленно, она тянется и проводит пальцами по моему подбородку. Ее выражение лица меняется, открываясь мне. Я вижу, как страх мерцает в ее зеленых радужках, но есть что-то еще, что-то, от чего мои внутренности сжимаются.
- Ты - мой тип, - ее голос низкий и нечеткий. Однако прикосновения становятся увереннее, когда Анна оборачивает свои пальцы у основания моего горла, там, где сильно бьется мой пульс. Ее подбородок приподнимается, упрямо и уверено. - Ты - тот единственный, кого я хочу, Дрю. Больше всего.
Ничто не способно удержать меня от того, чтобы проскользнуть руками ей под подмышки и притянуть к себе. Ее губы такие мягкие и уступчивые, но я не целовал ее по-настоящему так давно, что это буквально причиняет боль, будто удар кулака в живот. Я резко втягиваю воздух, воруя его у нее, и поворачиваю голову так, чтобы углубить поцелуй. Ее язык скользит по моему, и моя голова идет кругом. Я чувствую, словно теряюсь в ней. Мой пресс напрягается до дрожи, но я не могу прервать этот поцелуй. Мне нужно больше. Всегда.
И она дает мне это, целуя в ответ с такой же сильной потребностью. Я счастлив дать ей то, чего она хочет, но когда пытаюсь передвинуть ее на своих коленях, резкая боль пронзает мою ногу. Этого достаточно, чтобы я отстранился и сделал новый вдох. Но я не отпускаю Анну.
Ее пальцы зарываются в мои волосы, пока я сжимаю руками ее щеки и притягиваю ближе. Какое-то время мы просто пытаемся отдышаться, а затем я нахожу в себе силы сказать следующее:
- Я скучал по тебе.
Ее губы щекочут уголок моего рта.
- Я тоже скучала по тебе. Так сильно, что это причиняло боль.
Мне не стоит чувствовать удовлетворение от ее слов, но я чувствую. Не то, чтобы я радовался ее боли. На самом деле, ничего не радует меня так сильно, как возможность доставить ей удовольствие. Прямо сейчас это было бы к месту. Лежать здесь на диване становится не так удобно, как пару минут назад. Если бы у меня были силы, я бы взял ее на руки и отнес в свою комнату. Но я не могу, и это отстойно. Мне нужна помощь, чтобы самому добраться до кровати. Обычно я ненавижу просить о помощи, но это Анна, так что есть огромная разница. Если какой-то парень скажет мне, что ему не по душе, чтобы о нем заботилась женщина, когда он ранен, то я подумаю, что, вероятно, он лжет.
- Отведи меня в кровать, - шепчу я напротив ее щеки.
- Или потеряешь меня на веки? - в ее голосе слышна улыбка.
Я усмехаюсь, неспешно и широко.
- Ты только что процитировала мне реплику из фильма "Лучший стрелок"?
- Возможно.
Эта девушка. Иисусе, то, что она делает со мной, не поддается сравнению.
В один момент ее фигурка смещается, а в следующий – она уже стоит на ногах, поднимая мои костыли. Я ненавижу один их вид, ненавижу то, как пульсирует моя нога, то, насколько я беспомощен. Но я отбрасываю все это на задворки разума, потому что Анна здесь. Я не одинок, и если потребуется, я выпью пять таблеток обезболивающего, лишь бы быть с ней сегодня ночью.