Даниэла Стил - Зоя
Он заметил, что она выглядит хуже, чем утром.
— С тобой все в порядке, милая?
— Все хорошо, — ответила Зоя, но в кино, сославшись на усталость, идти отказалась. Они легли спать в десять часов вечера, но через час он почувствовал, что она ворочается, а затем услышал приглушенный стон и включил свет. Зоя лежала рядом с закрытыми глазами, держась за живот.
— Зоя? — Саймон не знал, что делать, он вскочил с кровати и забегал по комнате в поисках одежды; он так волновался, что не мог вспомнить, куда ее положил. — Не двигайся. Я позвоню доктору. — Он даже не мог сообразить, где стоит телефон, — Думаю, это просто расстройство желудка.
Но в следующие два часа ей стало хуже, а в три часа ночи он попросил швейцара поймать такси, помог Зое одеться и усадил ее в машину, уже ждавшую их внизу. К тому времени она с трудом говорила, ей было трудно идти, и его охватил ужас. Теперь он перестал беспокоиться за ребенка, хотелось только, чтобы с ней все было в порядке. Саймон чувствовал, что сходит с ума, когда в больнице ее увезли на каталке; до самого утра он нервно шагал по холлу. Он вздрогнул, когда часом позже медсестра коснулась его плеча.
— С ней все в порядке?
— Да, — сестра улыбнулась, — у вас родился чудный малыш, мистер Хирш.
Он тупо уставился на нее, а потом, когда она ушла, заплакал. А еще через полчаса ему разрешили увидеть Зою. Она спокойно спала, держа ребенка на руках; он вошел в палату на цыпочках и в изумлении остановился, в первый раз увидев своего сына. У него были такие же густые черные волосы, как у отца, своей крошечной ручкой он обхватил палец матери.
— Зоя, — прошептал Саймон, стоя в большой, залитой солнцем больничной палате, — он такой красивый.
Зоя открыла глаза и улыбнулась. Роды были трудными, ребенок родился большой, но теперь это уже не имело значения: все кончилось хорошо.
— Он похож на тебя, — сказала Зоя охрипшим от наркоза голосом.
— Бедный малыш. — Его глаза снова наполнились слезами, и он наклонился поцеловать жену. Это был самый счастливый день в его жизни; была счастлива и Зоя, она нежно поглаживала шелковистые, черные как смоль волосики.
— Как мы его назовем?
— Может, Мэтью? — прошептала она.
— Мэтью Хирш. — Саймон с гордостью взглянул на сына.
— Мэтью Саймон Хирш, — еле слышно проговорила она и снова заснула с сыном на руках, а муж продолжал смотреть на нее, и слезы радости закапали на копну рыжих волос, когда он, нагнувшись, нежно поцеловал их.
Глава 44
Мэтью Саймон Хирш еще находился в больнице и ему был всего один день от роду, когда в Европе началась война. Англия и Франция объявили войну Германии, когда немецкие войска вторглись на территорию их союзника — Польши. Саймон с мрачным видом вошел в Зоину палату и сообщил ей новости, но мгновение спустя повеселел, взяв на руки Мэтью и наблюдая, как тот издал громкий крик, требуя свою маму.
Когда Зоя вернулась домой, в квартиру на Паркавеню, ее встретила Саша. Очаровательный малыш, который был так похож на Саймона, понравился даже ей.
— У него мамин нос, — объявила она, с изумлением и восторгом разглядывая крошечное личико. Ребеночка она видела впервые: в четырнадцать лет в родильный дом ее пустить не могли. Повидал своего брата перед отъездом в Принстон и Николай.
— У него мои уши, — захихикала Саша, — зато все остальное — Саймона.
27 сентября после жестоких боев, понеся огромные человеческие потери, капитулировала Польша.
От этих известий у Саймона разрывалось сердце, по ночам он долго разговаривал с Зоей, которая вспоминала революцию. Саймон же переживал за евреев, которых уничтожали в Германии и в Восточной Европе.
Он делал все, чтобы помочь еврейской эмиграции: учредил фонд помощи, пытался достать документы для родственников, о которых никогда не слышал. По телефонным справочникам европейские евреи звонили своим однофамильцам в Нью-Йорк, прося о помощи, и Саймон никогда не отказывал. Но помочь он мог очень немногим. Остальные же подвергались пыткам, загонялись в концлагеря, расстреливались на улицах Варшавы.
Когда Мэтью исполнилось три месяца, Зоя вернулась на работу, и в тот день Россия напала на Финляндию. Саймон жадно следил за новостями из Европы, целыми днями слушал радиорепортажи Эдварда Р. Марроу из Лондона.
Было первое декабря; в «Графине Зое» недостатка в покупателях, как всегда, не было; а когда Саша вернулась из школы, они пошли смотреть «Волшебника из страны Оз». Николай приехал на каникулы из Принстона, и они с Саймоном подолгу говорили о войне.
На втором курсе перед возвращением в Принстон Николай еще раз слетал в Калифорнию, где провел летние каникулы. Из-за войны Зоя в этом году не смогла поехать в Европу, поэтому пришлось довольствоваться американскими модельерами. Особенно ей нравились Норман Норель и Тони Трейна. Шел сентябрь 1941 года, и Саймон был уверен, что Соединенные Штаты вот-вот вступят в войну, однако Рузвельт придерживался на этот счет другого мнения.
Война в Европе не нанесла никакого ущерба Зоиному магазину; для Зои это был самый лучший год. Через четыре года после открытия магазина она уже арендовала все пять этажей здания, которое в свое время так предусмотрительно купил Саймон. Он приобрел еще четыре текстильные фабрики на юге, и его собственный бизнес тоже шел в гору. Зоя отвела целый отдел для продажи пальто с фабрик Саймона, в шутку называя его своим самым любимым поставщиком.
Маленькому Мэтью к тому времени было уже два года, и он стал всеобщим любимцем — даже Саши.
В свои шестнадцать лет она была писаной красавицей: высокая, стройная, как мать Зои, она в то же время обладала чувственностью, которая притягивала мужчин, как пчел к меду. Зоя благодарила бога, что дочь все еще учится в школе и за целый год не совершила ничего предосудительного. В качестве награды Саймон пообещал свозить их всех покататься на лыжах в Солнечную Долину, и Николаю очень хотелось к ним присоединиться.
7 декабря, находясь с детьми в библиотеке и обсуждая свои планы, Саймон включил радио — он любил сидеть дома и слушать радио, держа Мэтью на коленях. Тут лицо его вдруг окаменело. Он быстро отдал Мэтью Саше и побежал в соседнюю комнату к Зое.
Когда он вбежал в спальню, лицо его побелело.
— Японцы бомбили Пирл-Харбор!
— О боже!..
Они бросились к радиоприемнику; диктор лаконично объяснял, что произошло. Мэтью настойчиво дергал Зою за юбку, пытаясь привлечь к себе внимание, но мать смогла только взять его на руки и прижать к себе. Сейчас она думала только о том, что Николаю двадцать лет; она не хотела, чтобы его убили, как ее брата, служившего в Преображенском полку.
