Там, за зорями - Хващевская Оксана
— Так что эти двое делают у тебя? — спросил он, немного погодя.
— Васька — мой двоюродный брат. Его отправили сюда помочь мне немного, а Лешка…
— Он что ж, так и не уезжал? — резко спросил мужчина.
— Нет, я ведь говорила тебе, у него мама умерла, он не мог уехать…
— Ты, надеюсь, смогла его утешить?
Злата подняла голову и собралась отодвинуться от него, но мужчина не дал ей этого сделать, сильнее прижав к себе.
— Я не хочу ссориться с тобой из-за этого, — спокойно сказала она.
— А я и не собираюсь ссориться, так, лишь констатирую факт. — усмехнулся мужчина. — Хочешь посмотреть фотографии из Эмиратов?
Смотреть фотографии девушка не хотела, но не сказала этого. Дорош достал из кармана мобильный телефон, щелкнул пару кнопок — и на экране появилась яркая картинка… Синее бесконечное море; бирюзовые бассейны с яркими цветными зонтиками, окаймлявшими их; белоснежные пляжи; голубое небо; небольшие отельчики, утопающие в цветах и пальмах; роскошные номера с балконами; большая двуспальная кровать и Марина Александровна в шелковом парео… Дорош быстро пролистал эту фотографию, но Злате и этого мгновения было достаточно, чтобы увидеть, каким счастливым было лицо его жены, а остальное тут же дорисовало воображение. Боль пронзила сердце, и чувство радости исчезло. Когда фото на его телефоне закончились, Дорош как бы невзначай взглянул на часы у себя на запястье. Выпустив девушку из объятий, он завел машину и въехал в деревню. Притормозив у ее дома, он быстро поцеловал ее на прощание.
— Ну все, беги! Я позвоню, — сказал он.
Полянская ничего не сказала в ответ, даже не взглянула в его сторону, просто вышла из машины и двинулась в сторону калитки, а он ударил по газам и уехал. Вот такими стали теперь их свидания, и что-то подсказывало ей: другими они уже не будут. С тяжелым сердцем она вошла в дом.
Свет в комнатах был погашен, только телевизор шел, а возле него на диване дремал Васька. Лешки не было, впрочем, так даже было лучше. Злата вдруг поняла, что сейчас ей меньше всего хотелось бы видеть Блотского и встречаться с ним взглядом. Конечно, и он, и Васька все поняли. Интересно, что они о ней сейчас думают? Впрочем, чтобы они ни думали, они не далеки от истины. Да, вот такая она! Подлая, мерзкая шлюха! Подстилка женатого мужика! Именно так в данный момент она себя и чувствовала.
Включив свет, девушка стала раздеваться. Васька пошевелился на диване и, протирая сонные глаза, сел. Злата медленно снимала куртку, а Васька молча и мрачно наблюдал за ней.
— Ты что, спишь с ним? — первым заговорил он. — Ты что, дура? Какого хрена ты с ним связалась?
Его грубые слова задевали за живое, но спорить и ругаться еще и с Васькой ей совершенно не хотелось, а еще меньше хотелось что-то объяснять.
— Он же женат! Он попользуется тобой, а потом выбросит вон, как использованный гандон!
— Васька! — предостерегающе начала девушка, резко поворачиваясь к нему.
Щеки ее вспыхнули румянцем, глаза гневно сверкнули.
— Да что, Васька! Ты сдурела, что ли? Ты совсем не понимаешь, что творишь? Ты ослепла, что ли? Разлепи глаза, ведь Блотский стоит сотни таких, как этот твой…
— А Лешка здесь при чем?
— А притом, что он ведь втюрился в тебя! — выпалил Васька — Он сохнет по тебе, а ты с этим…
Резкие слова уже готовы были слететь с языка, но на мгновение ей вдруг вспомнилась та ночь, вспомнились губы и руки Леши. Их дрожь и жар, и слова, которые он шептал ей, как в бреду… Он говорил о любви…
Блотский любил ее. Васька сейчас говорил об этом, а когда-то еще раньше и Анька говорила. Вот интересно, почему они это видели, а она не замечала и лишь смеялась да отмахивалась от них?
Лешка никогда ничем не выдал своих чувств, только однажды, но Злата быстро нашла тому объяснение. Она не хотела замечать его любви, ей достаточно было и дружбы, но только сейчас стало понятно, что та особенная близость, которая есть между ними, полное взаимопонимание и доверие основаны именно на его безграничной преданности, его любви, ненавязчивой. незаметной, но неизменной.
Многое сейчас становилось ясным. Но это отнюдь не радовало, не льстило самолюбию и не повышало самооценку. Его любовь ложилась тяжким бременем ей на сердце, и придется нести этот крест, пока… Пока жизнь сама не расставит все по местам.
Сейчас ничего, кроме дружбы, Злата не могла предложить Блотскому. Пусть Дорош и не был воплощением всех ее мечтаний, но чувства к нему были настоящими, и просто так вырвать их из своего сердца она не могла. О да! Полянская понимала: не быть им вместе, когда-нибудь все закончится и им придется расстаться, но не сейчас. Сейчас она не готова была расстаться с ним навсегда. Она ворочалась с боку на бок в своей постели и все никак не могла уснуть, а холодные капли весеннего дождя упрямо стучали по стеклу…
Васька обиделся на нее и следующим утром, мрачный и сердитый, пялился в телевизор, отказываясь разговаривать. Впрочем, Злата особенно не настаивала. Приготовив завтрак и вымыв посуду, девушка оделась и вышла во двор. Дожди, которые шли последние несколько дней, растопили остатки снега, а сегодня тучи, тяжелые и низкие, разошлись, сквозь них пробивались солнечные лучи и проглядывало голубое небо. Значительно потеплело, и весна, настоящая весна, кажется, пришла к ним.
Пройдясь по двору, она увидела, что нарциссы уже заметно подросли и даже выпустили стрелки с бутончиками, да и тюльпаны отважно тянулись к небу. Тонкая травка пробивалась сквозь прошлогоднюю пожухлую траву, скворцы шумели на березе, что росла у дома.
В огороде было еще вязко и сыро, но парник уже точно можно было накрывать и сажать в нем зелень, редиску и даже огурцы. Неизвестно, какой будет весна, но пока земля не высохла, надлежало торопиться. И пока Васька не уехал, следовало бы отправить его на огород и занять работой.
Побродив еще немного по двору и оторвав веточку смородины, которая так невероятно пахла и радовала уже почти распустившимися зелененькими листочками, Злата покинула двор и вышла на улицу. Дивный мягкий свет апрельского утра разливался, казалось, в самом воздухе, слепя глаза. Легкий теплый ветерок, лаская лицо, приносил откуда-то из леса едва уловимый аромат пролесок, обычно расцветающих весной первыми и называющихся у нас подснежниками.
Деревня была безлюдна, впрочем, этому обстоятельству Злата уже давно не удивлялась. Она прошла чуть-чуть вперед, как раз до плавного изгиба дороги, поглядывая по сторонам. Мысли лениво текли, переходя от одной к другой. Девушка думала о том, как много работы предстоит после Благовещения, когда уже можно будет копаться в земле. О Пасхе, которая в этом году выпадала на середину апреля, и о Радунице, и о том, что мама с тетей Людой скоро приедут в отпуск, и снова в доме будет шумно и весело. Будет пахнуть свежеиспеченными булками, и смех и радостное возбуждение будут витать в воздухе. И мама снова будет бранить папу, а вечерами, теплыми, благоухающими, они будут собираться на лавочке…
И чем больше девушка об этом думала, чем явственнее она все это представляла, тем отчетливее чувствовала, как соскучилась по всему этому. Твердо вознамерившись позвонить родителям сейчас же, Злата собралась повернуть обратно и только сейчас заметила Лешку.
Он так же, как и она, не спеша брел по деревне. Задумчиво поглядывая по сторонам, он никуда не торопился. И несмотря на небольшое расстояние между ними, он определенно ее не замечал.
Желание развернуться и сбежать возникло в душе как бы само собой, но Злата быстро справилась с ним. Ее личная жизнь была только ее личной жизнью, и она не позволит никому вмешиваться в нее, даже Лешке.
Девушка вздернула подбородок и, засунув руки в карманы куртки, сжала их в кулачки, дожидаясь, пока парень подойдет. Она уверяла себя, что не обязана отчитываться передним, ведь никаких обещаний ему не давала, но ей стоило больших усилий не опустить глаза.
Она смогла не отвести глаза, а Лешка Блотский не смог встретиться с ней взглядом. Сосредоточенный, серьезный он остановился в метре от нее, поздоровался, глядя куда-то поверх ее плеча. В затянувшемся молчании они стояли друг против друга и не знали, что сказать. Лешка первым нарушил это гнетущее молчание. Мельком взглянув на девушку, он увидел, как решительно сжались ее губы, и вдруг понял: она сейчас развернется и уйдет, уйдет навсегда.
