Анастасия Эльберг - Ночь, когда она умерла
— Вы придете? — спросила Беатрис, отстраняясь, но до сих пор сжимая мою руку — так, будто боялась, что я уйду.
— Конечно. Вы любите цветы?
Она поморщилась.
— Нет. Я люблю сладкое.
Цветы и сладкое помог мне совместить брат одного из моих друзей, который работал кондитером в одной из крупных фирм по производству шоколада. От шоколадных цветов Беатрис пришла в восторг. Она радовалась им так, будто впервые за долгое время увидела шоколад. Мы расположились на пушистом ковре, предварительно открыв бутылку вина (для меня) и бутылку мартини (для Беатрис), и хозяйка квартиры принесла альбомы с фотографиями. Она показала мне детские фото, рассказала о своих родственниках, после чего взяла второй альбом — там хранились снимки, сделанные во время ее выступлений. Во время одной из наших первых встреч я узнал, что она уже почти четыре года работает танцовщицей в ночном клубе, что, признаться, меня удивило — как я ни старался, не мог представить ее у шеста.
За вторым альбомом последовал третий — в нем Беатрис собирала фотографии, сделанные ей самой.
— Хочу купить зеркальный фотоаппарат, — призналась мне она. — Но мне вовек на него не накопить… а тетя скажет, что я валяю дурака, и что мне пора идти учиться…
Это было сказано с такой неподкупной искренностью, что я не сдержал улыбки. Будь на месте Беатрис другая девушка, я бы подумал, что она намекает на следующий подарок.
— До смерти хочется попробовать этот букет! — тем временем продолжила Беатрис и взяла мой подарок. — Я не удержусь и съем все целиком за один присест… удивительно, какая тонкая работа. Посмотри, какие листики. Ты любишь шоколад?
— Признаться, не очень.
— Давай я отломлю тебе один листик, а ты попробуешь, — предложила она. — Ты ведь должен оценить свой собственный подарок!
Она аккуратно отломила один из листиков и поднесла его к моим губам.
— Ну? — поторопила она.
Я взял ее за руку и поцеловал пальцы. Беатрис по-прежнему улыбалась, но теперь эта улыбка стала рассеянной, а в глазах промелькнуло доселе незнакомое мне выражение.
— Это вкусно, — уведомила она меня.
— Очень вкусно, — согласился я.
Разумеется, я был уверен в том, что до меня у Беатрис не было недостатка в мужчинах, хотя мысль о том, что я в ее жизни буду первым, мне бы польстила. На секунду мне показалось, что, если она разденется, то вся ее чистота и весь свет исчезнут, и останется только обнаженная женщина, просто красивое тело — такие я уже успел повидать. Но без одежды она была еще прекраснее. Сначала я медлил и не прикасался к ней в страхе забрать хотя бы часть этой чистоты, но уже через долю секунды целовал ее и боялся, что наступит утро — а я не успею сказать ей всего, что хотел. Я изучал ее тело, пытался запомнить каждый его изгиб… в этом был что-то отчаянное. Будто я уже тогда знал, что мое счастье будет таким невечным. Беатрис гладила меня по волосам и молчала. Но мне не нужны были слова. Она сказала все еще тогда, в моем кабинете. Теперь пришла моя очередь. И я так долго молчал, что готов был закончить только в одном случае: тогда, когда выскажу все.
Мы провели в постели все выходные, иногда выбираясь на кухню для того, чтобы выпить и перекусить. Беатрис в моей рубашке сидела за столом, пила кофе, смотрела на меня и улыбалась. Мой обычный будничный мир был так далеко, словно его и не существовало. Может, я умер? Но кто так ошибся и отправил меня в Рай? И только потом, через восемь месяцев Рая, в тот вечер, когда я нашел ее мертвой, я понял, что никто не ошибался. Если пытки в Аду и могут быть более мучительными, то только после короткого визита в небесный сад.
2010 год
Мирквуд
Сигарета обожгла мне пальцы, и я потушил ее в пепельнице. Купленная вчера пачка была уже почти пуста — неслыханно, я никогда не курил так много — но мне было все равно. Бутылка шотландского виски, стоявшая на полу, тоже почти опустела, а вода в ванне стала совсем холодной, и самой хорошей идеей было бы из нее выбраться, но все это меня особо не волновало. Я закурил снова, посмотрел в потолок и подумал о том, что это со мной уже случалось. Когда-то я уже лежал вот так, изучая потолок, и размышлял о том, что если я перережу вены, то этот мир не рухнет, и никому не станет хуже. Каждый день возвращался домой — и повторялся один и тот же сценарий. Потом я встретил Афродиту, и в какой-то момент у меня появилась надежда на то, что я получил еще один шанс. Как всегда, мнимая надежда. А теперь я ошибся в очередной раз. Что я вообще себе выдумал? Может, я думал, что Изольда оставит Билла и признается мне в вечной любви? А даже если бы это случилось — что было бы потом?
— Вивиан! Я триста раз позвонила! Ты что, оглох?! Хорошо, что ты оставил открытой дверь. Кстати, давно пора бы научиться ее запирать на ночь.
В дверях ванной появилась Фиона. Она посмотрела на меня, потом — на сигарету в моих пальцах и на бутылку виски.
— Что ты делаешь? — поинтересовалась она с нотками подозрительности в голосе.
— Разве не видишь? Хочу перерезать вены.
Она скрестила руки на груди.
— И где же бритва?
— Я сказал, что хочу перерезать вены. Это не значит, что я их режу.
Фиона подошла ко мне, взяла бутылку за горлышко и на глаз оценила остатки содержимого.
— Ты куришь, пьешь и, — она опустила пальцы в воду, — принимаешь ледяную ванну?
Я прикрыл глаза.
— Фиона, чего тебе надо? Я хочу побыть один.
— Знаешь, что? Я тоже. Давай побудем одни вместе.
С этими словами она сняла с шеи шарф и стала расстегивать пуговицы блузки.
— Думаю, тут достаточно места для двоих, да?
— Да, — кивнул я, не открывая глаз. — Вот только пить больше нечего.
— Переживу.
Она сложила одежду на небольшой табурет и опустилась в воду.
— Ох, ледяная! — Она передернула плечами. — Может, наберем теплой?
— Не надо. Вылезай. Я тоже сейчас вылезу и пойду спать.
Фиона оценивающе оглядела меня.
— Судя по тому, что ты выпил почти бутылку виски в одиночку, ты, скорее, поползешь.
— Она не была полной.
— Да не важно. — Она снова посмотрела на меня. — Впервые вижу тебя пьяным.
— Всегда бывает первый раз.
Она убрала волосы, чтобы они не касались воды.
— Что у тебя в голове не так в очередной раз?
— Изольда, — ответил я коротко.
— Мне следовало догадаться. Если бы вы просто поругались в очередной раз, ты бы не напивался, а подцепил бы какую-нибудь девочку…
Я поднял на нее глаза.
— Кто тебе сказал, что я не готов подцепить девочку и на этот раз?
