Первая любовь (СИ) - Бек Кора

Я устала. Порой мне хочется биться головой о стену. Но я понимаю, что это не поможет.

А Макс, оглянувшись по сторонам, вдруг предложил:

— Знаете что? Может, мы немного посидим в каком-нибудь тихом кафе? Я, — он смущённо улыбнулся, — человек холостой, так что мне некуда особо торопиться. А потом я завезу вас в супермаркет, Люда, чтобы вы смогли отовариться. Идёт? — обратился он ко всем сразу.

— Это здорово! — обрадовалась Милана. — В последний раз нас водил в кафе дядя Руслан, но это было очень давно.

Стоило мне услышать имя человека, которого я тщетно пыталась забыть несколько недель, как у меня заныло сердце. Я с ужасом почувствовала, как попеременно то бледнею, то вдруг краснею. Не знаю, Мартин заметил моё состояние, или просто вспомнил, о чём, насколько я понимаю, они договаривались с Русланом, и шёпотом сказал сестричке:

— Милана, ты что забыла про наше обещание дяде Руслану?

— Да, — моя маленькая крошка так растерялась, что закрыла себе ладошкой рот. Максим, ни сном ни духом не подозревавший о том, какую бурю эмоций вызвала во мне эта небольшая семейная сценка, с воодушевлением подхватил:

— Ну тогда тем более нас стоит пойти в кафе? Люда, вы не против?

— Нет, — прошептала я подавленным голосом. Но Макс умничка сделал вид, что не заметил, как мне внезапно поплохело и, взяв за руки двойняшек, решительно направился к выходу из супермаркета.

Мы сели в его машину и проехали несколько кварталов. Всю дорогу Милана и Мартин, не умолкая, болтали с Максимом. А я тупо смотрела в окно. Милана, сама того не подозревая, разбередила мою рану.

Мысль, что Руслан мог меня бросить, не укладывается в моей голове. Конечно, он не делал мне официального предложения, если не считать его слов, сказанных в доме моей мамы на Новый год. Но это не считается, потому что потом подбежала Милана и позвала нас во двор. Мы не успели закончить наш разговор.

Собственно, я сама до конца не уверена, хочу ли я за Руслана замуж. Просто штука в том, что впервые после развода я позволила себе отношения с мужчиной, и он вдруг собрался жениться на другой. Рус даже со мной не объяснился!

Теперь я оказалась в положении брошенной женщины, с ума сойти! Как там у Ахматовой?

Нет, это не я. Это кто-то другой страдает.

Я бы так не смогла.

Понятно, что поэтесса говорила совсем о другом, но в памяти всплыли именно эти строчки.

Да, сначала, когда я находилась ещё в Москве, он писал мне сообщения. В них Руслан делал признания в любви и просил меня не молчать. Но у меня не было возможности ему отвечать. Посмотрела бы я на Таирова, если бы у него ушёл кто-то из близких, как он себя повёл!

Понятно, что он не в курсе моих проблем. Но ведь можно же было позвонить, написать, а то Рус пропал после того, как я сбросила его звонок! Я с детьми в тот момент выходила из такси. Мы только приехали в дом дяди Антона, и мне было совсем не до разговоров.

А потом нашла коса на камень. Я не стала ему первой звонить, и он — гордый восточный мужчина, сделал вид, как будто меня никогда не было в его жизни. Как так можно?

Ладно бы, Таиров женился на ком-то другом. Но на Виктории?! Грош ему цена в базарный день, вот как это называется!

Да чтоб ещё раз я кому-то доверилась?! Ни за какие коврижки! К счастью, у меня есть дети. А мужчины? Это не ко мне.

— Мы приехали, Люда, — откуда-то издалека раздался голос Максима.

Голос доброжелательный, понимающий, и в то же время серьёзный. Я чуть не разревелась. Почти по Пугачёвой: “сильная женщина плачет у окна”. Правда, в моём случае это окно не дома, машины. Но какая разница? Абсолютно неожиданно для себя я вдруг почувствовала, что я не одинока.

Посмотрев на Макса с благодарностью, я собралась выйти из машины, но он меня опередил и, как галантный кавалер, обошёл автомобиль и открыл мне дверцу. Милана посмотрела на него с интересом. Блин, растёт маленькая кокетка, всё подмечает и уже делает выводы, как должен вести себя настоящий мужчина!

В кафе мы встретили наших соседей по подъезду. Мецлеры пришли сюда всей семьёй, и у моих двойняшек сразу завязался разговор с их детьми, которые были почти одного с ними возраста.

Супруги Мецлер вежливо нас поприветствовали и продолжили свою беседу. Эта немецкая, или правильнее сказать — европейская черта характера, мне очень нравится. Каждый живёт сам по себе, никто никого не осуждает.

Максим попросил официанта организовать для детей отдельный столик, где они с большим удовольствием устроились со своими друзьями. Поначалу я чувствовала себя напряжённо, ведь в Германии принято, что в кафе каждый платит сам за себя. А мы с детками привыкли жить по эконом-варианту. Нет, конечно, не голодаем, но посиделки в кафе точно не для нас.

Однако, к моему огромному удивлению, Макс попросил, чтобы он оплатил за сегодняшний вечер. Смущаясь и краснея, я согласилась. Вообще, такие вещи не в моих правилах, однако Максим меня встретил, когда я была немного не в себе.

То есть я всё вроде бы понимала, но голова была, как в тумане. И когда до меня дошло, что мы едем в кафе, отказываться было уже поздно. И перед детьми я чувствовала себя неловко. Вон, как у них глазки-то загорелись, стоило Максу озвучить своё предложение! М-да, Макс прав: в Германии, во всяком случае, на востоке страны, все дороги ведут в Лейпциг.

Не телефонный разговор

— Алло, Оля? — раздался в трубке взволнованный голос Нины Петровны.

Случилось то, чего Ольга так сильно боялась. Обычно со своей тётей она созванивалась по праздникам, заодно узнавая последние новости. Но из-за странного поведения двоюродной сестры, которая после отъезда в Германию могла не отвечать на её звонки и сообщения чуть ли не неделями, Оля понимала, что Люсина мама рано или поздно сама ей позвонит. Но всё равно к звонку своей родственницы она не подготовилась. Теперь придётся выкручиваться.

— Здравствуйте, тётя Нина! Давненько вас не слышала.

Ольга старалась говорить бодро, но сама почувствовала, как её голос дрожит.

— Здравствуй, Оленька. Как вы там? Как Кристина? По родным местам не скучает? В школе хорошо учится, справляется с программой? Я знаю, что московская от нашей отличается. А ты сама как, небось, работаешь не покладая рук? — забросала Нина Петровна племянницу вопросами. — Но так нельзя, Оленька. В старости это всё потом аукнется. Себя надо беречь.

— Да-да, понимаю, — пробормотала Ольга, чувствовавшая себя, как уж на сковородке.

— Понимать мало, нужно ещё начинать делать. Годы-то летят, — заметила в ответ на это тётя и, наконец, задала главный вопрос, который её очень беспокоил:

— Оленька, а ты не знаешь, почему Люда не берёт трубку? У неё, — пожаловалась женщина, — либо телефон отключен, либо она на мои звонки и сообщения просто не отвечает. Может, ты ей передашь трубочку?

— Люси нет на работе, — пришлось солгать женщине.

— А ты не знаешь, когда она подойдёт?

— Тётя Нина, — быстро проговорила Ольга, которая так и не придумала, что ей сказать своей родственнице, — а, можно, я вам перезвоню попозже? У меня клиентка подошла по записи, — была вынуждена опять солгать оказавшаяся между двух огней бедняжка.

— Да, конечно, — растерянно ответила тётя Нина. — Я буду ждать, Оленька.

Отключившись от связи, Оля тут же начала набирать Люду, но её телефон был недоступен. Тем временем к ней и, вправду, подошла клиентка. Правда, не по записи. Девушка просто проходила мимо, и решила зайти сделать стрижку. Ольга с энтузиазмом принялась за дело. Ведь на душе у женщины было как-то не по себе из-за того, что она сказала тёте неправду.

Потом клиенты стали подходить один за другим. Ближе к вечеру Ольга попробовала снова дозвониться до Люды. Ничего не изменилось. Так и не придумав, что ей сказать тёте Нине, она вернулась домой. А спустя некоторое время Нина Петровна сама ей позвонила.

— Оленька, — заговорила она обеспокоенным голосом, — чувствую я, что у Люси случилось что-то неладное. Пожалуйста, не скрывай от меня правды. Я же мать! Я должна всё знать.