Елена Сазанович - Сад для бегонии
Так кажется пел Локарев.
А от отца – высокий лоб. И волевой. Чуть заостренный к низу подбородок.
«Я молюсь на вас,
Сила и воля…»
Так кажется пел Локарев.
До свидания, Королева Бегония. Ты уже вряд ли расцветешь в расщелинах скал. Хотя, говорят, бегонии и там выживают. И цветут вопреки смерти и темноте. Но это, похоже, не про меня.
Я беру ножницы. Зажимаю волосы между указательным и средним пальцами. Натягиваю вниз. И безжалостно обрезаю. До свидания, Королева Бегония. Больше нет королевы. На меня из зеркала смотрит худенький плоский подросток. В рваных джинсах, кедах с развязанными шнурками. И в маечке с безвкусным изображением любимого певца. До свидания, Королева Бегония. Мне тебя ни капельки не жаль. Только ты умела принимать решения, стреляя и стреляя по мишени. Мальчишка-сорванец теперь приведет их в исполнение. Только один раз выстрелив в живую мишень.
Я закуриваю сигарету. Мои руки уже не дрожат. Я почему-то неожиданно успокаиваюсь. Наверно, потому, что мне кажется: я просто играю роль. Роль, которую я выбрала по своей воле. И которую задолго до меня написал Шекспир. Роль ни подлеца, ни святоши. Роль мученика и мечтателя. И тем она сложнее. И тем прекрасней.
Быть или не быть?
Сегодня для себя я выбираю – «быть». Тем самым выбирая «не быть» для завтра. Вот простой ответ на не такой уж сложный вопрос. Быть сегодня. Чтобы не быть завтра. Не быть завтра. Чтобы быть всегда…
Но мне гораздо легче. Чем Гамлету. Я не знаю своего врага в лицо. И значит, никогда не увижу его глаз. И значит. Мне не обязательно мучаться за его жизнь. Думать о его семье. Вычислять его характер. Тем самым пытаясь найти ему оправдания. Я не знаю его в лицо. Но я знаю, что ему нет оправданий. Поэтому мне будет проще его уничтожить. И разве это мало отличается от войны? Когда знаешь. Что перед тобой враг. Но лично этого врага не знаешь. Да. Это правильное определение. Война. Это месть за убитых. Это защита живых. И в этом случае войне есть оправдание. Но я еще не решила. Есть ли оправдание мне. Потому что я уже не Королева Бегония, принимающая решения. Я подросток-сорванец. Приводящий это решение в исполнение. Без лишних вопросов.
У меня нет к себе больше вопросов. И я смотрю на часы. Пора. Тушу сигарету. И мои пальцы чернеют от пепла. Я натягиваю на лоб кепку. Сую револьвер за пояс джинсов. И прикрываю его широкой майкой с трафаретным Локаревым. Рядом с ним мне проще будет сделать это. И не так страшно. Я буду помнить его песни. И его правду. И мне не надо пить успокоительное. Или спиртное. Я спокойна. Как никогда. И мои мысли впервые за долгое время работают четко.
Я точно вызубрила адрес. И досконально изучила этот район. Я несколько раз мысленно была в нужном подъезде. Где буду ждать свою жертву. Я знала во что может быть одет мой враг. Я готова ко всему.
Я без проблем нахожу нужное место. Центр города. А тихий глухой переулок так мало напоминает этот центр. Уже достаточно темно. И достаточно поздно. Во дворе – только старичок в берете. С собакой. Который никакого внимания не обращает на рыжего мальчишку, загулявшего допоздна. И мне нет смысла его бояться. Я спокойна. Как никогда. Я не боюсь. Потому что знаю. Что завтра для меня давно потеряло смысл. У меня осталось только сегодня. И мне этого вполне достаточно. Черненькая собачонка лениво тявкнула на меня. Так. На всякий случай. И старичок в берете лениво повернул голову в мою сторону. И ничего интересного во мне не увидев. Вновь повернулся спиной, продолжая выгуливать своего маленького дружка.
Я вошла в подъезд. Хорошо освещенный. И абсолютно пустой. Тишина, словно никто здесь и не живет. Хотя я прекрасно знаю. Что за стальными дверьми бурлит жизнь. Жарится картофель с котлетами. Включены во всю мощь телевизоры. И магнитофоны. Шумит в ванных комнатах вода… И эта жизнь настолько чужда мне, настолько отгорожена от меня стальными дверьми, что мне становится немного досадно. Ведь я тоже имею права на такую жизнь. Когда-то она была и моей. Когда мы с мамой забирались с ногами на мягкий диван. Врубали телик. И ждали папу. Зная, что он совсем скоро придет. И мы будем ужинать. И из кухни доносился такой аппетитный запах, что мы глотали слюнки. Но все равно не спешили с ужином. Мы всегда ужинали вместе, втроем.
Да. Такая жизнь. Теперь отгороженная от меня стальными дверьми. Когда-то была и моей. И я тоже имела на нее право. И это право у меня отнял один человек. Которого я сегодня жду. И который совсем скоро тоже лишиться этого права.
Я устроилась на третьем этаже, в углу. Между лифтом и маленьким окошком. Из которого мне легче всего наблюдать. Всего пять-семь минут и все будет кончено. Всего каких-то жалких пять-семь минут. И я, и мои родители будут отомщены. Я знаю. Что мои права уже не вернуть. И жизнь за стальными дверьми уже никогда не станет моей. Но я знаю, что она никогда уже не станет и его. И это я называю справедливостью. Справедливой войной. А на войне – как на войне. И не я эту войну затеяла. И не я первой подняла меч. И пусть погибнет поднявший его.
Во дворе резко затормозила машина. И я, прищурив глаза, вглядываюсь в темноту. И вижу красный лимузин. Я знаю. Что это его машина. Из машины выходит человек. Да, это он. Одет так же, как мне и говорили. Я не хочу видеть его лица. Но мне кажется. Что у него непременно красивое лицо с правильными чертами. Но в глазах – стальной блеск. Но в глазах – нет места лету и цветущим бегониям. В глазах – только пустые расщелины скал. И мертвое царство. Только человек с красивым лицом и такими пустыми глазами может быть виновен в смерти дорогих мне людей. И мне хочется убедится в этом. Но я себя сдерживаю. Мне нельзя видеть его лицо. Потому что за лицом я увижу живого человека. И могу не выдержать. И могу отступиться. Мне нужно видеть перед собой только тень, только манекен, только очертания фигуры. Марионетку. Как в тире. Один выстрел. И она повалится на бок. Я не должна видеть перед собой живого человека. В живых не стреляют. Убийцы с пустым мертвым взглядом не могут быть живыми.
Впрочем, он, сам того не зная, пока играет на моей стороне. Он сам не предоставляет мне шанс увидеть его лицо. Склонив голову, он некоторое время копается у машины. Достает ключи. Кладет их в карман. И так же склонив голову и глядя себе под ноги, идет к подъезду. Высокий. Стройный. В легком светлом костюме, из под которого виднеется черная майка. В широкополой светлой шляпе. Из-под которой выбиваются черные волосы, завязанные на затылке в «хвостик». Это несомненно он. Ошибки быть не может. Интеллигентный. Красивый человек в дорогом костюме. Ему не хватает только белых перчаток. Ведь убийства непременно совершаются в перчатках.
