Барбара Делински - Над бездной
На похороны приехало только пять членов семьи – родители Мары и три ее брата. Пейдж объяснила это тем, что у О'Нейлов не было достаточно средств, и надеялась, что Мара тоже так бы это поняла.
Они прибыли на гражданскую панихиду в полном молчании и не обронили ни слова, так же как и на пути от аэропорта. Пейдж провела их внутрь здания, где происходило прощание с телом усопшей, и оставила их одних. Выйдя на ступени, она попыталась вспомнить, когда Мара в последний раз упоминала в разговоре с ней о своей семье, но так и не смогла. Это был печальный факт. По правде говоря, Пейдж и своих родителей видела не слишком часто, зато регулярно встречалась с бабушкой, которая жила в Вест-Винтере в сорока милях от Таккера. Нонни была порывиста и независима. Когда Пейдж была маленькой, бабушка олицетворяла для нее и мать, и отца, да и теперь была той самой семьей, которой Пейдж вполне хватало. Она обожала бабушку.
– Она хорошо выглядит, – послышался напряженный голос отца Мары. Высокий, грузный мужчина, он стоял, засунув руки в карманы тесных брюк воскресного костюма, глядя на улицу суровым взглядом серо-стальных глаз. – Тот, кто занимался ею, сделал свое дело пристойно.
– Она всегда была хорошенькой, – попыталась защитить подругу Пейдж. – Может быть, бледной иногда, но хорошенькой. – Желая сказать о покойной еще что-нибудь доброе, она продолжала говорить с некоторой долей настойчивости в голосе. – Она была счастлива, мистер О'Нейл. Она жила здесь полноценной жизнью.
– Тогда с какой стати она убила себя?
– До сих пор нет уверенности, что она совершила самоубийство. Вполне вероятно, что ее смерть наступила вследствие несчастного случая.
– Не вижу особой разницы, – проворчал тот. Он смотрел прямо перед собой. – Дело вообще не в этом. Мы потеряли свою дочь уже много лет назад. Этого печального события не случилось бы, если бы она поступала так, как мы ей советовали. Если бы она не уехала из дому, она осталась бы в живых.
– Но тогда она никогда бы не стала врачом, – заявила Пейдж. Чем больше она осознавала, что отец Мары страдает, тем меньше ей хотелось оставлять его замечания без ответа. – Она была прекрасным педиатром, любила детей, и они любили ее. Она боролась за них. Она боролась за их родителей. Все они завтра будут здесь, и вы убедитесь сами.
Он взглянул ей в глаза впервые за весь день.
– А вы та самая подруга, которая сманила ее в медицинский институт.
– Нет, что вы. Она решила это давно, еще до того, как познакомилась со мной.
– Но это благодаря вам она оказалась здесь?
– Она решила этот вопрос самостоятельно. Я ей только рассказала о предоставившихся возможностях.
Он что-то буркнул себе под нос и снова принялся обозревать улицу. Через некоторое время он произнес:
– Вы с ней похожи, как мне кажется. Может, оттого она вас и любила. Такие же темные волосы, похожая фигура – вас можно принять за сестер. Вы замужем?
– Нет.
– И никогда не были?
– И никогда не была.
– У вас есть дети?
– Нет.
– В таком случае вы лишены в жизни того же самого, что и она. Она хотела создать семью с парнем по имени Даниэль, но ему не нужна была жена, которая большую часть дня проводит вне дома. Да и какой мужчина примирится с этим? К тому же выяснилось, что она не может иметь детей, а какой толк от такой женщины?
Пейдж постепенно начинала понимать, почему Мара в свое время решила покинуть Юджин.
– Мару нельзя винить за проблемы Даниэля. Он пристрастился к наркотикам задолго до того, как он познакомился с ней. Она полагала, что сможет помочь ему, но не сумела. То же самое можно сказать о ее бесплодии. Это неверно. Если бы у них с Даниэлем было больше времени, то…
– В данном случае время здесь ни при чем, дело в аборте, который она сделала.
– Аборт? – Пейдж не имела представления ни о каком аборте.
– Она вам не говорила? Я хорошо понимаю почему. Далеко не каждая девушка беременеет в шестнадцать лет, а затем убегает, чтобы избавиться от ребенка, даже не посоветовавшись с родителями. То, что она совершила, называется убийством. И ее наказанием стало бесплодие.
О'Нейл с шумом втянул в себя воздух.
– Самое печальное то, что, если бы у нее были дети, ничего подобного с ней не случилось бы. Если бы она осталась дома, вышла замуж и народила детей, то и сейчас преспокойненько жила бы на свете и нам не пришлось бы тратить половину сбережений, чтобы долететь самолетом на ее похороны.
В тот момент Пейдж пожалела, что они приехали. Лучше бы ей совсем не разговаривать с Томасом О'Нейлом. Больше всего она жалела, что узнала об аборте. Не то чтобы она осуждала Мару за это – она могла легко представить себе, какое чувство страха испытывала шестнадцатилетняя девочка тогда в доме у религиозных родителей, – но уж лучше бы Мара сама рассказала ей об этом.
Пейдж подумала, что за все те годы, в течение которых она считалась лучшей подругой Мары, во всех разговорах, которые они вели о ее замужестве, бесплодии и о приемных детях – о девочке, которую та удочерила, и о будущем приемном ребенке, который должен был вот-вот прибыть, Мара ни разу не упомянула об аборте. Она ни разу не обмолвилась об аборте во время многих, очень многих споров и дискуссий, которые их врачебная группа проводила по поводу беременности у девочек-подростков, которых они опекали.
Пейдж испытывала глубокую печаль при мысли о том, как мало она знала о человеке, которого называла самой близкой подругой.
Утро пятницы выдалось теплое и облачное, и в воздухе чувствовалась гнетущая тяжесть, словно он был наполнен секретами Мары. Пейдж нашла наконец некоторое успокоение в том, что в церкви было очень много людей. Это было доказательством того, скольким людям помогла Мара за свою жизнь, борясь за их здоровье, и каким уважением пользовалась среди них. Пейдж чувствовала, что Мара отомщена и оправдана в глазах ее родителей, которые не признавали за ней ее заслуг.
Но этот короткий победоносный порыв прошел довольно быстро, растворившись в море скорби, как растворилась Мара в черной яме могилы на кладбище у подножия холма, откуда открывался вид на город. Прежде чем Пейдж успела перевести дух и опомниться, кладбище осталось позади, прошли поминки в гостинице Таккера, а О'Нейлов из Юджина, штат Орегон, отвезли в аэропорт.
Пейдж вернулась в дом Мары – викторианское строение с высокими потолками, витой лестницей и с балконом, опоясывавшим здание по периметру. Пейдж бродила из комнаты в комнату, вспоминая о том, как Маре нравилось, когда горел узкий камин в гостиной, как она любила выставлять рождественскую елку в высоком окне этой комнаты, а летними вечерами обожала пить лимонад, сидя на балконе. О'Нейлы предложили Пейдж продать дом, а деньги истратить на благотворительные нужды, чем Пейдж и собиралась заняться, но не сразу. Она была не в состоянии вычеркнуть Мару из своей жизни за каких-нибудь несколько дней. Ей было необходимо время, чтобы преодолеть скорбь, чтобы приучить себя к мысли, что Мары больше нет. Ей было необходимо время, чтобы сказать усопшей подруге последнее «прощай».
