Джудит Крэнц - Звездная пыль
Через несколько недель Хорваты взяли в аренду дом в Резеде, городишке, где не было даже тротуаров. У дома, в котором поселилась семья, было одно преимущество. Его окружал участок земли, поросший низкорослым кустарником. Агнес заставила своих родных поверить в то, что Шандору предложили очень хорошее место. Она не могла просить мужа отказаться, отсюда и переезд, отсюда и такая срочность. Мими Петерсен оказалась единственным человеком в Гринвиче, который знал правду. Они с Терезой плакали в школьной раздевалке, расставаясь, понимая, что им никогда больше не разрешат увидеться.
— Может быть, ты сможешь прислать мне письмо, когда ребенок родится, чтобы я знала, что с тобой все в порядке? — спросила Мими.
— Я попытаюсь, но ты не пиши мне, что бы ни случилось. Я и так буду знать, что ты чувствуешь, что ты думаешь обо мне.
— Скажу тебе одну вещь, — прорыдала Мими, — я не буду заниматься сексом, пока не выйду замуж.
— А я вообще никогда больше не буду.
— Не будь дурочкой.
— О, Мими. Я никогда тебя не забуду.
Месяцы в Резеде тянулись, словно годы. Терезе не разрешали ходить в школу, она не могла даже просто пройтись по городку и заглянуть в магазины. Беременная девочка-подросток наверняка привлекла бы всеобщее внимание.
Всю долгую зиму она просидела дома, читая местные газеты и смотря дневные программы по телевизору. Ей разрешили гулять только в тех местах двора, которые не просматривались с соседних участков. Делать ей было совершенно нечего, оставалось только ждать. Теперь Тереза частенько сидела дома одна, потому что ее мать купила себе небольшой подержанный автомобиль и развлекала себя поездками в Беверли-Хиллз. Она никогда не приглашала дочь с собой, а Тереза не осмеливалась просить, хотя в машине ее никто бы не увидел.
Самыми тоскливыми оставались воскресные утра, когда родители усаживались в отцовскую машину и отправлялись на мессу в католическую церковь Резеды. Терезе отчаянно хотелось, чтобы ей разрешили поехать вместе с ними, она так жаждала человеческого тепла и торжественности службы, стремилась получить утешение от причастия. Но, разумеется, было совершенно недопустимо явиться в храм и вызвать всеобщее любопытство.
— Но разве я не грешу, пропуская мессу, особенно в дни церковных праздников? — спросила Тереза свою мать, не теряя надежды.
— Ты носишь ребенка, плохо себя чувствуешь, тебе позволено пропустить службу, — отрезала Агнес. — Тебе это отлично известно. Ты просто лицемерно беспокоишься о мелких грешках. В твоем положении тебе следовало бы вести себя скромнее.
Тереза жила только ради единственного вечера в пятницу или субботу, когда в сгустившихся сумерках отец возил ее в закусочную, где продавали мороженое и газировку навынос. Шандор изредка нежно касался пальцами ее руки, но, и без того молчаливый, он совсем замкнулся в себе. Терезе отчаянно хотелось броситься на грудь отцу, чтобы он ее обнял, утешил. Так бывало, когда она была еще совсем крошкой. Но она чувствовала его нежелание прикасаться к ней из-за набухших грудей и вздувшегося живота.
Тереза спокойно сидела рядом с отцом, отвернувшись к окну, чтобы он не видел, как она плачет. Только в тишине своей комнаты Тереза могла обнять себя и, лежа в кровати, нежно погладить живот и прошептать в темноте:
— Все будет в порядке, малыш, все будет хорошо.
Тереза старалась привлекать к себе как можно меньше внимания матери. Гнев Агнес с течением времени только усиливался. Как только Терезу перестало тошнить по утрам, она почувствовала, как к ней возвращается ее крепкое здоровье. Ни мать, ни дочь даже не заговаривали о необходимости посетить врача, пока Тереза не почувствовала, что ребенок шевелится.
— Ой, он меня толкнул! — восхищенно воскликнула Тереза.
— Рада за тебя, — Агнес отвернулась и с отвращением покачала головой.
— Может быть, надо съездить к доктору и проверить, все ли нормально?
— С моей точки зрения, у тебя все отлично, — буркнула Агнес.
«Тереза еще больше похорошела, черты лица остались такими же точеными и безупречными, несмотря на изуродованное тело». Так думала о дочери Агнес.
— Но, мама, я же ни разу не была у врача. Если я настолько плохо себя чувствую, что не могу ходить к мессе, то разве этого недостаточно для визита к врачу?
— Глупости. Ты хорошо спишь, ешь, словно лошадь, занимаешься физическими упражнениями, ноги не отекают, говоришь, что чувствуешь себя отлично. Так зачем тебе вдруг потребовался врач? Рождение ребенка — это абсолютно естественный процесс.
— Но разве мы не должны выяснить, что с ребенком все в порядке?
— Разумеется, с ним все в порядке. С нежеланными детьми всегда бывает все хорошо. Каждая женщина знает, что теряешь только то дитя, которое тебе отчаянно хочется иметь, — с горьким смешком сказала Агнес. — Неужели ты и в самом деле ничего не понимаешь? Врач для начала поинтересуется, сколько тебе лет. Разумеется, он запомнит твое лицо и твою молодость. Этот ребенок родится в окружной больнице, ты будешь там лежать под моим именем. Чем меньше его будут связывать с тобой, тем лучше.
— Ты все еще думаешь о моем будущем, иначе ты не стала бы все так тщательно скрывать, — неожиданно догадалась Тереза.
— Ты права. Сейчас твое будущее для меня еще важнее, чем раньше. Только подумай, сколько усилий мне пришлось приложить, чтобы ты могла начать с чистого листа и чего-то добиться в жизни. Теперь ты понимаешь, сколько я для тебя сделала и насколько ты должна быть мне благодарна? Понимаешь?
— Да, мама, понимаю. И всегда буду помнить об этом.
Ребенок появился на свет 15 июня 1970 года. Родителями девочки стали Агнес Патрисия Райли Хорват и Шандор Хорват. По горло занятый работой интерн вскользь заметил еще более занятой сестре, что матери с каждым годом становятся все моложе, только и всего. Во всем остальном это было ничем не примечательное появление на свет здорового ребенка обычным утром после совершенно нормальных родов.
Пациентку, известную под именем Агнес Хорват, выписали два дня спустя, и она вернулась в Резеду вместе с родителями. Никто в окружной больнице даже не задумался о том, кто отец малышки. В свидетельстве о рождении записали: Мэри Маргарет Хорват, дочь Агнес Патрисии Райли Хорват и Шандора Хорвата.
Спустя неделю девочку крестили. В Гарвардской школе Шандор не завел себе друзей, кроме Брайана Келли, преподавателя истории, очень дружелюбного и милого человека. Как выяснил Шандор, он был католиком и к тому же женатым. Брайан Келли и его жена Хелен были и удивлены, и польщены просьбой нового знакомого стать крестными родителями для его дочурки.
