Александра Торн - Забвению неподвластно
От Дункана потребовалось значительное усилие, чтобы подчинить собственные переживания и продолжить работу. Но вскоре он полностью ушел в новое полотно, накладывая темные краски, так отвечающие его настроению. Услышав стук в дверь, он произнес:
— Войдите!
Вошла Меган, как всегда элегантная, в шерстяном костюме от Шанели.
— Я тебя жду, — рассерженно заявила она.
Он взглянул на часы:
— Извини, я заработался и потерял счет времени.
— Черт побери, Дункан, ты сам говорил, что мы отправимся в «Ла-Фонду» в пять часов. Сейчас уже без четверти. Малкольм и Хилари обещали встретить нас в семь. И мне нужно время, чтобы распаковать вещи и переодеться к ужину, Я понимаю, что тебя уже не волнует мое счастье, но должна же быть обычная вежливость!
Она достала из сумочки сигарету, прикурила и недовольно пыхнула дымом.
— Я буду готов через несколько минут. — Он положил кисть в банку со скипидаром и начал собирать тюбики с краской. — Поскольку ты здесь, думаю, нам нужно поговорить.
Она саркастически приподняла бровь:
— Боже, я надеюсь, ты не собираешься возвращаться к душещипательным разговорам о нашей неудавшейся жизни? Ты же понимаешь, что это бесполезно. Мы не сможем ничего поделать, абсолютно ничего. Разве только ты согласишься переехать в Нью-Йорк?
Он сделал отрицательный жест:
— Когда мы поженились, ты знала, что я живу в Нью-Мексико. Это не каприз. Здесь особое место для художника. Вот почему многие и живут в этом районе.
Она неприязненно поджала губы:
— Не утруждай себя чтением лекции о качестве света в Санта-Фе. Мы и так опаздываем.
— Есть другое решение.
— Какое же, дорогой?
— Ты никогда не думала о разводе? — выпалил Дункан. Он не собирался затрагивать эту тему именно сегодня, но внезапно подумал: какая разница? Днем раньше, днем позже…
Ее бледность стала заметной даже под слоем косметики.
— Об этом не может быть и речи!
— Почему?
— Не будь таким тупым. — Она выбросила сигарету и тотчас закурила новую. — Или я должна напомнить тебе, что единственной причиной для развода в этом штате является супружеская неверность? Если мы разведемся, родители никогда мне этого не простят. Я стану парией. Ты можешь представить, что скажет, например, Паулетта Вандервик? Она будет говорить всем и каждому, что я была замешана в адюльтере!
— Тогда можно обвинить в неверности меня, и ты останешься чистой.
Она фыркнула:
— Я не желаю считаться брошенной женой. К тому же у нас только одна знакомая, которая не побоится участвовать в бракоразводном процессе в качестве соответчицы. Правда, Хилари Делано как раз и есть наилучшая кандидатура: у нее на тебя течка. Но пусть меня изжарят в аду прежде, чем я увижу тебя в ее постели. Итак, дорогой, наш разговор не имеет смысла.
— Но мы не можем оставаться и дальше в таком положении!
— Наверное, ты прав, — согласилась она, и голос ее звучал на удивление разумно. — Временами я готова продать душу дьяволу, чтобы получить в жизни второй шанс.
Неожиданно она одарила его лучезарной улыбкой. Какое-то мгновение он чувствовал знакомое по прошлым временам обаяние ее красоты.
— Но нет ни дьявола, ни шанса, — продолжила она. — Послушай, я готовилась к этому вечеру всю неделю. Давай-ка поторапливаться. Я не хочу опаздывать на встречу с Малкольмом и Хилари. — Ее смешок прозвучал хрипло и сексуально. — Я собираюсь надеть сегодня платье от Мулинекса. Хилари его еще не видела. Заранее представляю, как она позеленеет от зависти.
Глава 4
Санта-Фе. 17 мая 1989 года
Возвращаясь в «Ла-Фонду» из магазина Авроры Борилис, Джейд пожалела, что не взяла такси. Войдя в лифт, чтобы подняться в свой «люкс», она чувствовала, как красное платье оттягивает ей руки.
Послеобеденное солнце окрашивало номер в мягкие пастельные тона. Джейд повесила платье в ванную, задернула шторы на окнах и присела на кровать, отчаянно зевая. Она чувствовала себя чрезвычайно усталой, даже более усталой, чем в последние дни работы над книгой, когда она просиживала у компьютера по 12 — 14 часов. Позвонив дежурному администратору, она попросила разбудить ее в 18.30.
Глаза слипались. «Это все от высоты и пешей прогулки», — подумала Джейд. Она быстро разделась и юркнула под одеяло. Завтра она подумает над своим будущим, а сейчас от усталости в ее голове нет ни единой мысли.
Через полтора часа пронзительный звонок ворвался в ее сон. Сначала она не могла вспомнить, где находится. Пока она шарила рукой по ночному столику в поисках выключателя, ее охватила настоящая паника. Ее переполняли чувства потерянности и одиночества. Джейд вскочила с постели. Как только она ощутила под ногами твердость пола, все стало возвращаться на свои места: звонок Айры из Нью-Йорка, ее побег из Малибу и приезд в Санта-Фе. Она включила свет, и ее обволок утонченный комфорт спальни в «Ла-Фонде». Она поблагодарила администратора за звонок.
Повесив трубку, она взглянула в открытую дверь ванной. Красное платье полыхало как пожар. Когда Аврора предположила, что Джейд наденет платье уже сегодня вечером, это показалось нелепым: в конце концов платье от Мулинекса заслуживает большего, нежели одинокий ужин в ресторане «Ла-Фонды». Но сейчас Джейд не могла оторвать взгляд от этого платья, не могла сопротивляться его притяжению. Она сняла платье и положила на кровать в спальне.
Затем она прошла в гостиную и включила телевизор, надеясь прослушать вечерние известия. Пробежавшись по незнакомым каналам, пропустив повтор фильма «Я люблю Люси», какое-то испаноязычное шоу и несколько рекламных роликов, она наконец остановилась на программе с Томом Брокау и, включив звук погромче, вернулась в спальню.
Платье вновь завладело ее вниманием. Хрустальные бусинки притягивали свет, и лучи его играли в хрустале огненными всполохами. «Если бы только платья могли говорить, — размышляла она, натягивая колготки, — какие истории они бы рассказали!»
Обычно она не беспокоилась о макияже: внешний вид никогда не числился в ее списке среди первых по важности забот. В детстве она была угловатой, слишком высокой для своего возраста девчонкой, этаким жеребенком из локтей и коленок, с замкнутым выражением лица, которое после смерти родителей стало еще более печальным.
Как считала сама Джейд, с возрастом она не стала выглядеть лучше. Ее лоб оставался слишком высоким, губы слишком пухлыми, а курчавые волосы жили своей собственной жизнью. Но этим вечером она сидела перед зеркалом и тщательно накладывала косметику, подводя глаза зеленоватыми тенями, крася тушью ресницы до тех пор, пока те не стали выглядеть бархатными и длинными. Небольшое количество румян и бледно-розовая помада довершили дело. Джейд обула туфли на высоком каблуке, подтянула колготки и надела комбинацию. Пришел черед надевать платье. Внезапно телевизионную передачу прервал громкий треск. Она положила платье и прошла в гостиную. Хотя изображение рябило, треск прекратился. Она повозилась с пультом и, когда Брокау снова занял место на экране, включила звук.
