Елена Рахманова - Клин клином
Надежда резко вскинула на нее недоуменный взгляд:
– Как это – на неопределенный срок? Жеже что, собирается меня уволить?
Ксюша смутилась и принялась поспешно оправдываться:
– Да ты что! Я просто неточно выразилась. Жеже не возражает, чтобы ты продлила отпуск, если возникнет такая необходимость. А так он тебя очень ценит. Столько хорошего о тебе сказал, что я даже…
– Хватит о Жеже, – прервала ее Татьяна, видя, что Ксюша начала фантазировать, а это ни к чему хорошему могло и не привести. – Пусть лучше Надька скажет, куда собирается ехать. Или дома торчать будешь? – напрямую спросила она.
Надежда мотнула головой:
– Дома торчать не буду. Помните, я говорила про тетку Нилу?
– Это которая полгода назад умерла? – поинтересовалась Татьяна. – У нее еще дом где-то в Поволжье был?
– Она самая, – подтвердила Надежда. – Я к ней раньше время от времени наезжала. Даже гостила недели по две, по три. А последние два года отделывалась только звонками да письмами… Ну, вы сами понимаете почему. – Она тяжело вздохнула и продолжила: – Так вот, как выяснилось, тетка оставила дом мне и как раз подошел срок вступления в права наследства. Так, кажется, это теперь называется. Вот я и поеду вступать в эти самые права.
– Здравая мысль, – похвалила ее Татьяна. – Чего добру бесхозному пропадать. А там, глядишь, нас к себе в гости позовешь.
– Да я бы с радостью вас обеих прямо сейчас с собой взяла. Так ведь не отпустят.
– Не отпустят, – печальным эхом отозвались подруги.
* * *Коврюжинск был некогда уездным городом, а ныне его то и дело грозились перевести в разряд поселков городского типа. Из достопримечательностей здесь имелся огромный недействующий собор во имя Покрова Пресвятой Богородицы, построенный в начале века местным купцом в благодарность за счастливое разрешение от бремени его супруги младенцем мужеского пола. Теперь то, что было возведено на деньги одного человека, оказалось не по силам просто привести в порядок всей местной власти.
Еще там был бело-желтый двухэтажный особняк бывшего градоначальника Новинского, построенный в стиле ампир, с фронтоном, шестиколонным портиком и рельефными медальонами над окнами первого этажа. В доме помещались кабинеты нынешних властей предержащих, включая мэршу Марину Олеговну Наружкину, поэтому дом был как с иголочки. А из гипсовых вазонов по бокам парадного входа летом неизменно торчали либо розовые петуньи, либо красные герани.
Подъездной круг перед парадным фасадом особняка был заново выложен булыжником, правда, не так мастерски, как прежде: некоторые камни шатались, и в щелях между ними намертво застревали каблуки модниц. Дворовый же фасад выходил в старый запущенный сад, что покато спускался к Волге. Среди зарослей сирени виднелась круглая беседка с закопченными колоннами. Как ни холили и ни оберегали от вандалов свой закуток облагороженной среды начальники, у местной шпаны считалось особым шиком угостить своих барышень шашлыком, зажаренным в памятнике парковой архитектуры.
Особняк, естественно, выходил на центральную улицу, вдоль которой стояли более или менее опрятные, по большей части тоже двухэтажные дома, изредка перемежающиеся новоделом в виде коттеджей со спутниковыми антеннами на крыше, кафешек со столиками перед ними под полотняными тентами. Особо выделялся филиал банка с видеокамерой на воротах и фигурными решетками на окнах.
Боковые улочки были лишь частично заасфальтированы и чем дальше от центра, тем все больше напоминали деревенские. Правда, и здесь попадались заведения типа кафе «Парадиз» и салона красоты «Эйфория», где в витрине на фоне босоногой феи с распущенными волосами значилось среди прочих услуг: «Педикюр и пирсинг пупа».
Дом Надеждиной тетки располагался метрах в пятистах от бело-желтого особняка и при этом вроде как на отшибе. Заросший березами и соснами берег сразу за бывшим барским домом круто вдавался в русло реки, отгораживая следующую часть территории от собственно городской. За этим мысом и стоял дом. Высокий, в два этажа, верхний – из бревен, обшитых потемневшими досками, нижний – каменный, некогда побеленный. На окнах – резные голубые наличники.
Была суббота. Надежда решила повременить с оформлением наследства и прежде немного пожить в доме, привести его по мере надобности в порядок, чтобы почтить этим память тетки, с которой была близка духовно и душевно. Они виделись нечасто, но уже через минуту после встречи вели себя так, словно никогда не разлучались. Начинали разговор с той фразы, на которой прервали его, возможно, месяца три назад. Но они прекрасно понимали друг друга, даже не прибегая к словесному общению. И как бы ни мучило Надежду чувство вины перед теткой за пренебрежение родственными обязанностями, в глубине души она знала: ее простили, а может, и вовсе не таили на нее зла за это.
«Если бы дети любили родителей так, как родители любят детей, то не было бы расставаний и прекратился бы род человеческий», – любила повторять мудрая женщина. И это изречение – Надежда так и не успела спросить у тетки, откуда оно, – напрямую относилось к их взаимоотношениям.
Она подошла к дому, поставила дорожную сумку на траву и почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы. Не было ни следа запустения, заброшенности. Лучи послеполуденного солнца отражались в чисто вымытых стеклах окон. Только между белых занавесок с вышивкой ришелье не красовались горшки с цветами.
«Это все чистый воздух, не чета нашему городскому», – подумала Надежда и, взяв сумку, подошла к калитке в высоком глухом заборе. Она знала, что нужно сделать, чтобы войти во двор: под особым углом повернуть ручку-кольцо, тогда щеколда поднимется. Ключ тоже по-прежнему лежал в условленном месте.
«Все как раньше. Словно ничего и не случилось», – пронеслось в сознании девушки, и она опять чуть не дала воли слезам. Надежде нестерпимо захотелось увидеть тетку, обнять ее, выплакать свою обиду на ее груди, выслушать слова утешения. Она наверняка все расставила бы по своим местам, объяснила бы, что горевать нет причин, научила бы, как себя вести дальше. А так… так ничего не оставалось, как продолжать мучиться и ждать, когда время сделает свое благое дело.
Надежда отперла входную дверь тяжелым, массивным ключом с фигурной бородкой и оказалась в галерейке. Так прозвали не то длинную террасу, не то коридор, что тянулся вдоль всей боковой стены дома. Дверь в противоположном его конце вела в сад. Из галерейки через другую дверь можно было попасть в кухню, а оттуда, если пойти направо – в две расположенные одна за другой комнаты, а если прямо – в комнату тети, окна которой выходили на улицу.
