Лесли Мэримонт - Озеро любви
Она открыла было рот, чтобы вернуть сомнительный комплимент — его сообразительности и хорошим манерам. Но прикусила язык. Мозг лихорадочно заработал. Так. Если он принимает ее за отцовскую пассию, значит, на самом деле он знает мало. Пожалуй, только имя. Ни возраста, ни примет, ни иных сведений у него нет. Он понятия не имеет, что на самом деле Розмари — мать-одиночка, дочери которой уже двадцать шесть. И совершенно не представляет, сколько лет длилась эта внебрачная связь.
Да она что угодно может ему наболтать, и он не усомнится в ее правдивости! Решение оформилось. Она прежде всего должна позаботиться о матери и не допустить до нее этого настырного правдоискателя.
Анна вздохнула, разомкнула стиснутые руки и отступила от дверей.
— Прошу вас, входите, — пригласила она.
Все же она чувствовала себя неуверенно. Как вести себя, чтобы он не усомнился, что перед ним — действительно подружка Оливера?
Парень, похоже, не дурак, так что лучше всего придерживаться истины, насколько это возможно. Придется только подправить длительность любовной связи, а остальное лучше оставить без изменений.
Непросто будет делать вид, что она была не только увлечена бессердечным негодяем Оливером, но и делила с ним постель. Но она справится. Как-нибудь справится.
Ради мамы.
Марк кивнул, принимая ее не слишком горячее приглашение, и вошел. Вот оно какое, тайное любовное гнездышко его отца!
Марк прошелся по единственной комнате, которая занимала весь первый этаж, жадно останавливаясь взглядом на деталях планировки. Увидеть этот дом — все равно, что получить письмо от отца. Здесь во всем виден его почерк, его безупречный вкус. Все просто, но элегантно, много свободного пространства. Комната очень светлая, а обильная отделка панелями светлого дерева заставляет свет играть и переливаться. Отец всегда любил сосну за тот особый теплый свет и аромат, который источает материал. В этом доме стены и весь кухонный блок выполнены из сосны. А вот отполированные до блеска полы сделаны из бука. Высокие потолки выложены кедровыми панелями. В обеденной зоне расположен овальный стол, вокруг которого расставлены изящной формы стулья с темно-зеленой бархатной обивкой. Такая же обивка на низких диванчиках у камина, а сам камин выложен из грубого камня.
Осматривая комнату, Марк старался не замечать хозяйки. Но, куда бы ни падал его взгляд, в голову лезли мысли одна непристойнее другой. Что происходило здесь, в уютном тайном гнездышке, между отцом и этой длинноволосой ундиной? На этом диванчике зеленого бархата? И на пушистом ковре у очага? И даже на деревянной лестнице, ведущей на второй этаж? Как, наверное, плясали отблески огня в этих светло-медовых шелковых прядях, на молочно-белой коже… Как приоткрывались пухлые губы, зовущие и обещающие рай на земле… И солидный женатый мужчина, забыв о долге и верности, летел, словно мотылек, к этому яркому цветку…
Марк нахмурился так, что брови его сошлись на переносице. Но на кого он злится? На беспечного отца, который, как выяснилось, оказался недостоин своего пьедестала? Или на это прелестное порочное создание? Или на себя?
Марк с грохотом выдвинул из-за стола элегантный стул и уселся боком, положив одну руку на лаковую столешницу, а другую на спинку стула. Не слишком удобно, но он не планирует засиживаться. А на плюшевый диван его не заманишь!
Анна тем временем заперла входную дверь на задвижку, подошла ближе и остановилась перед ним. Без сомнения, чтобы он мог получше рассмотреть ее достоинства. Нет нужды, он успел увидеть достаточно.
— Не хотите выпить? — вежливо предложила она. — Бокал вина? Чай? Кофе?
— Благодарю, не нужно, — буркнул он.
Ни намека на хорошее воспитание, поморщилась Анна.
— А я, пожалуй, не откажусь от бокала вина, — промурлыкала она сладким голоском.
Сирена нашлась!
Она прошла к стойке кухонного блока и открыла дверцу бара-холодильника. Он провожал глазами ее высокую стройную фигуру.
О да! Природа сотворила ее словно специально для того, чтобы она стала содержанкой какого-нибудь состоятельного мужчины. Что за тело! Какие соблазнительные изгибы и выпуклости! И одевается она соответствующе. Длинная, до самых щиколоток юбка с запахом, цвета красного вина. Черный вязаный кардиган с множеством перламутровых пуговичек спереди. Как приятно их расстегивать одну за другой! Надето все это на голое тело. И ножки босые.
Марк прикинул: понадобится секунд двадцать, чтобы раздеть ее. Если она не будет сопротивляться.
Он мгновенно представил себе отца, как он стремительно входит и, не в силах сдерживаться, сразу же тянется к этим пуговичкам. Марк сжал кулаки так, что ногти впились в ладони. Что за наваждение! Он одновременно чувствовал отвращение, гнев и… ревность!
Она, не спеша, налила в бокал вино, убрала бутылку, обошла кухонную стойку и уселась на высокий табурет лицом к нему. Она сидит, словно шлюха в баре! Но какая красотка!
— Так что вам нужно? — бросила ундина, скрещивая ноги и поднося к пухлым губам бокал.
Юбка распахнулась, обнажив стройную ножку почти до бедра. Что ему нужно? Так просто и не скажешь. А то, что сразу пришло на ум, лучше не говорить.
— Мне просто хотелось с вами поговорить, — ответил он.
Прекрасно. Очень хорошо — по деловому и спокойно.
Она приподняла брови с насмешливым и чуть циничным выражением. Интересно, что сказал отец, когда они впервые встретились? Наверное, что хочет с ней поговорить.
Марк заскрипел зубами. Тяжело выяснить, что твой отец — бессовестный ходок. Но еще хуже считать его старым ослом, который потерял голову от хорошенькой мордашки.
Когда она распахнула перед ним дверь, ему, казалось, все стало ясно. На самом же деле эта мисс Фарли вызвала к жизни тысячу новых вопросов. Но на самый главный он получит ответ немедленно.
— Вы любили его? — спросил он, пристально наблюдая за выражением ее лица.
Она широко распахнула прекрасные глаза.
— Думаю, это не ваше дело, — бросила она.
— Боюсь, вам придется ответить, мисс Фарли. Дело в том, что незадолго до гибели мой отец советовался с юристом. У него было намерение оформить на ваше имя дарственную на этот дом и землю. К несчастью для вас, он погиб, не успев довести свое намерение до конца.
— Ах, вот как…
В русалочьих глазах промелькнуло презрение. Но к кому? И почему?
— Вы считаете, что я спала с вашим отцом, рассчитывая что-то получить взамен. Так ведь? — спросила она.
— Естественная мысль, — усмехнулся он.
— Для вас естественная, — поморщилась она. — Как я понимаю, теперь, когда вашего отца больше нет, вопрос о дарственной уже закрыт?
