Ольга Дрёмова - Иллюзия любви. Ледяное сердце
— Негусто, конечно… — явно желая получить больше, замялся тот, но, как следует разглядев достоинство купюр, вложенных в его ладонь, удовлетворённо кивнул и поспешил ретироваться, пока глупая женщина не хватилась, что отдала слишком много.
Последних слов мужчины Надежда не расслышала, потому что тот произнёс их уже за дверью. Щелчок дверного замка заставил её вздрогнуть. Подогнувшись, ноги её не удержали, и она буквально упала на пол рядом со своим сыном. Кое-как расстегнув трясущимися пальцами молнию его куртки, она крепко прижалась ухом к груди Семёна и услышала редкие глухие удары, отдававшиеся в её голове острой огненной болью. Удары следовали один за другим, обдавая голову кипятком, а она всё стояла на коленях и никак не могла понять, стучится ли это сердце сына, или, отдаваясь рефреном в ушах, разрывается её собственное.
* * *— О-о-о, Лидочка, ты как всегда — само очарование! — Пританцовывая с ноги на ногу, Альбина Ивановна коснулась рукава подруги и, приглашая её войти, отступила от двери в глубь прихожей.
— Алечка, ты меня вводишь в краску! — Манерно поведя головой, Загорская шагнула через порог, вернее, даже не шагнула, а перепорхнула через него, будто весила не девяносто с лишним килограммов, а, по крайней мере, пятьдесят или что-то около того. — Боже мой, как я рада, что мы наконец-то встретились! — Лидия приблизилась к подруге, выставила подбородок таким образом, чтобы поля роскошной норковой шляпы не помешали ей исполнить полагающийся при встрече торжественный церемониал, и, сложив напомаженные губы кружочком, обозначила поцелуй на щеке Альбины. — Пока к тебе доберёшься, богу душу отдашь! Подумать только, сначала на метро, потом на троллейбусе! А на улице что творится, ты видела?
— Ты так говоришь, будто ехала до меня три дня на собаках, а потом шла по тундре двое суток на лыжах! — Альбина наклонилась и достала из галошницы пару мягких ковровых тапочек. — Подумаешь, труд какой — раз в полгода проехать три станции на метро.
— Ну, допустим, не три, а четыре… — Лидия повесила шубу на приготовленные плечики, аккуратно положила меховую шапку на столик у зеркала. — Между прочим, около вашего дома ни пройти, ни проехать, снега — по колено, и за что только дворнику деньги платят! Так же все ноги переломать можно! — Расстегнув молнию на сапогах, Лидия с удовольствием перелезла в тёплые шлёпки без пятки.
— Лидочка, а ты, по-моему, похудела. — Альбина Ивановна окинула взглядом упитанные телеса подруги.
— От такой жизни не только похудеть, ноги протянуть можно! — Лидия посмотрела на себя в зеркало, оправила на груди завернувшееся белоснежное жабо блузки и громко вздохнула.
— У тебя что-то случилось? — обеспокоенно произнесла Альбина и вопросительно взглянула в лицо подруги.
— Рассказать — не поверишь, — Загорская встретилась в зеркале взглядом с подругой, и одна её бровь, изогнувшись, поползла вверх.
— Ты говоришь это таким тоном, словно произошло что-то непоправимое.
— Пока ещё нет, но если не принять необходимых мер, то произойдет. И скоро, — с нажимом добавила Лидия. — Ты знаешь, я попала в такую нелепую историю, что у меня голова домиком!
— Знаешь что, иди-ка ты мой руки и проходи в комнату, а я пойду заварю чайник. Что это мы с тобой в прихожей стоим, как бедные родственники? Давай за стол сядем, чайку с тортиком попьём, а там, глядишь, и сообразим на пару, что нам с твоей бедой делать.
— И то правда, — кивнула Лидия и, поправив брошку, пристёгнутую поверх жабо, отправилась в ванную.
— Догадайся, какой я торт купила! — крикнула из кухни Альбина.
— Не иначе как мой любимый, «Ленинградский»! — Лидия открыла кран, хорошенько намылила руки и, смыв пену под тёплой водой, поискала глазами полотенце. — Алечка, какое можно взять, вытереться?
— На трубе — полосатое, оно для рук! — Альбина посадила на чайник куклу с ватной юбкой и ярким, под хохлому, фартуком. — Лидочка, тебе вишнёвое варенье доставать или из абрикосов?
— Любое. — Промокнув махровым полотенцем руки, Лидия повесила его обратно на трубу и, щёлкнув выключателем, вышла из ванной. — Тебе чем-нибудь помочь?
— Да у меня уже всё готово, сейчас чайник заварится — и можно садиться.
— Тогда давай я с собой подставку захвачу. — Лидия взяла с подоконника красивую дощечку, покрытую лаком и состоящую из отдельных секций, соединённых между собой леской.
Прошлым летом, отдыхая на юге, она видела в сувенирной лавке почти такую же, но тогда ей показалось, что цена миленькой безделушки чрезмерно завышена, и, пожалев денег, она ушла из магазинчика с пустыми руками, принципиально не став переплачивать, о чём теперь, честно говоря, жалела. Нельзя сказать, чтобы эта ерундовина была так уж необходима в хозяйстве, её функции могла выполнить любая прихватка, просто Лидии становилось как-то не по себе от ощущения, что в чужом доме есть вещь, оказавшаяся ей не по карману, как это ни банально звучит.
Альбина и Лидия познакомились очень давно, настолько давно, что точную дату своего знакомства ни та ни другая никогда не называли вслух, особенно при посторонних, предпочитая не давать пищу для размышлений относительно своего возраста, который год неизменно определяемого обеими как «слегка за сорок пять». На самом деле обеим перевалило «слегка за пятьдесят», и даже не слегка, а весьма существенно, поскольку вот уже несколько лет подруги пребывали на заслуженном отдыхе, в народе называемом неприятным словом «пенсия».
Что касается Лидии, то на пенсионерку она походила мало. Экстравагантные наряды, смотревшиеся на её ровесницах, мягко скажем, чудновато, добавляли к её неповторимому образу шарма, делая её необыкновенно женственной и непохожей на всех остальных. Одень любая из её шестидесятилетних сверстниц огромную, как у Лидии, шляпу с каким-нибудь цветком или пером или клешёный брючный костюм светло-песочного цвета, и вакансия огородного пугала была бы занята моментально. Но подобные вещи Лидию не только не портили, но шли к её лицу как нельзя лучше, делая её моложе и привлекательнее и добавляя ей ту изюминку, ради которой мужчины готовы идти на край света.
Нельзя сказать, чтобы Альбина выглядела намного хуже или старше своей подруги, вовсе нет, для своих пятидесяти восьми она сохранилась весьма и весьма. Но, создавая её, природа не соизволила наделить её хотя бы на самую малость тем, что было дано Загорской прямо-таки в избытке, а именно: самоуверенной грацией женщины, ни на миг не сомневающейся в своей неотразимости. То, чем владела Лидия, можно называть как угодно: неадекватным самомнением, манией величия или кризисом кокетки престарелого возраста — суть от этого не менялась. Где бы ни появлялась Загорская, за ней с завидным постоянством тянулся шлейф из кавалеров самого различного возраста, что, к сожалению, не относилось к Альбине.
