Ксения Ласкиз - Я люблю свою работу?
– До свидания, – отвечаю я и сбрасываю вызов.
Мысли собираются быстрее, чем я ожидала: вот почему Рябинов был такой странный утром! Он знал, но ничего не сказал мне. Точнее, он что-то бурчал себе под нос, но разобрать речь, похожую на бред сумасшедшего, было невозможно. Интересно, кто же ему сообщил? Никак однокурсник, с которым все должно было быть «на мази»! Он даже не заметил явных признаков того, что Терехов отнюдь не радовался встрече и захотел отказать нам, как только понял, кто перед ним сидит! Так еще и меня Рябинов убедил в своем успехе. «Мы их сейчас сделаем!» – вспомнила я его слова и усмехнулась: и кто кого?
– Привет, девочки! – Лидочка, одетая в короткую норковую шубку и небесно-голубое платье чуть выше колена, грациозно вплывает в отсек. – Как выходные?
На самом деле ей наплевать, у кого как прошел уик-энд. Судя по недвусмысленному румянцу на Лидочкиных щеках, ясно, что у нее-то все прошло отлично, чем она хочет незамедлительно поделиться. Но Аню вообще мало интересуют любовные похождения, а мои мысли заняты исключительно сложившейся ситуацией с «Оушен», поэтому мы обе молчим, чем, безусловно, оскорбляем Ландышеву до глубины души.
– Я к Вите, – встаю из кресла, хватаю мобильный телефон и быстрым шагом удаляюсь.
К Рябинову я вхожу без стука, как всегда. Он сидит за большим письменным столом в своем большом кабинете, но кажется, что окружающий гигантизм не приносит ему никакой радости.
– Мне звонили из «Оушен», – подхожу к столу и сажусь в удобное кресло напротив него. – Видимо, нас отошьют, – Рябинов никак не реагирует, и я продолжаю. – Терехов не хочет с нами работать.
Чего стоит не сорваться и не обрушиться на него с обвинениями! Но я держу себя в руках, тем более что выглядит он более чем подавленно. Даже начинаю про себя называть его Витей – а это явный признак того, что я искренне сочувствую и былые обиды забыты.
– Со мной не хочет работать, – он поднимает на меня глаза и с горечью улыбается. – Этот козел – злопамятный!
– Когда ты успел перейти ему дорогу? Вы же не виделись двадцать лет.
– Тогда и успел. В институте переспал с его женой.
– Что?! – не в силах сдерживать эмоции, я вскакиваю с места. – И ты говорил, что сделка у нас в кармане?!
Мне снова хочется убить его. Да что с ним такое, в конце концов?! Его нездоровый интерес к женскому полу уже начинает негативно отражаться на работе.
– Я же не знал, что он в курсе! – оправдывается он. – Чего ты разоралась?
– Прости, – сажусь на место, хотя с большей радостью выкинула бы Рябинова из окна.
– В общем, у нас проблема, – он обхватывает голову руками.
Ура! Мне даже не пришлось объяснять, что его похоть разрушила сделку века! И мои планы тоже! Оказывается, судьба не сжалилась над ним, когда подсунула под ноги фекалии – это было лишь началом конца. Надеюсь, на этой ноте сюрпризы закончатся и не выяснится, что за выходные Рябинов успел переспать с женами всех наших крупных клиентов. Выглядит он не очень… Поделом ему, конечно, но я все равно искренне сочувствую: мы же одна команда и я называю его «Витей», так что мне положено сопереживать и поддерживать в трудный момент. Тем более, теперь у нас есть общий враг – Терехов. Ну уж нет, я не позволю Феофану Эрнестовичу испортить все мои планы! Делаю глубокий вдох и бодро произношу:
– Подумаешь, проблема! Найдем другого клиента! Мы и так выполним план за квартал – в марте у меня стройка в Питере, там двадцать миллионов. Еще самолеты – мы уже выиграли тендер, на следующей неделе заключим договор, и к концу месяца нам переведут пятьдесят миллионов. Наскребем как-нибудь…
Витя никак не реагирует, и это пугает: что еще могло произойти?
– Или я чего-то не знаю? – спрашиваю я.
– Я сказал Петровичу про «Оушен», – и он смотрит на меня глазами теленка, которого тащат на бойню.
Порохов Юрий Петрович – наш генеральный директор – человек слова. Главный его принцип – «Сказано – сделано», и каждый, кто отступает от святейшего правила, жестоко карается. И кто тянул его за язык? Мое сочувствие усиливается во стократ. Отчасти, это эгоизм: если позиции Вити пошатнутся, Петрович сможет подыскать замену, и неизвестно, как я уживусь с новым начальником.
– Скоро совещание, – смотрю на часы. – Возьми себя в руки, как-нибудь выкрутимся.
Но выкрутиться мы не смогли: пока Петрович вещал о перспективах светлого будущего и ставил Рябинова в пример коллегам, тот молчал и глупо моргал. А я сидела рядом с каменным лицом, уставившись в одну точку. По окончании совещания нас и вовсе ждал сущий ад: коллеги подходили по очереди, поздравляли, жали руку Рябинову и широко улыбались мне. Это конец…
Четверг, 07.02.2013.
Часы в нижнем правом углу монитора показывают 18-10, и сотрудники медленно, но верно, собираются по домам. Мой мобильный истошно вопит и начинает метаться по столу, высвечивая на экране незнакомый номер.
– Слушаю, – прикладываю телефон к уху.
– Мария? – на другом конце провода раздается приятный баритон.
– Да.
– Это Терехов. Вам удобно сейчас разговаривать?
– Вполне, – сухо отвечаю я.
И что ему нужно? Хочет сам мне сказать, чтобы мы катились куда подальше со своим предложением о сотрудничестве?
– Знаете, – он на несколько секунд замолкает, – быть может, мы встретимся сегодня и еще раз обсудим ваше предложение?
Он, что, издевается? Или это финальный аккорд того самого конца, который нависает над Рябиновым и мной с понедельника?
– В каком составе? – спрашиваю я и беру в руки карандаш.
– В составе нас двоих: Вы представляете проект, я принимаю решение – зачем еще кто-то?
Нервно сглатываю: не по протоколу. С чего бы ему со мной встречаться? На секунду задумываюсь: похоже, у меня нет выбора.
– Хорошо. В вашем офисе или в нашем?
– Предпочитаю на нейтральной территории, – он хихикнул, или мне показалось? – Рядом с вашим офисом есть ресторан «Латта», буду там через час. Устроит время?
– Хорошо.
– Отлично. До встречи.
Он, правда, хихикнул или мне показалось? Ведь это просто деловой ужин – ничего более? Пусть среди бреда, который нес Рябинов на переговорах, не было ни слова о работе, но у Алексея Константиновича были презентационные материалы со всеми нашими условиями. Быть может, он смог объяснить президенту, что негоже отказываться от выгодного контракта только по той причине, что когда-то двадцать лет назад жена Терехова отказаться не смогла? Если, конечно, Алексей Константинович знал такие подробности… Быть может, сейчас я спасу деловую репутацию Рябинова, за что он будет благодарен до конца своих дней и немедля повысит меня до директора департамента? Быть может…
