Марина Львова - Букет подснежников
Похоже, что он спит. Может быть, ему вкололи снотворное? Для начала я попыталась его разбудить, основательно похлопав по щекам. Злость моя улетучилась, уступив место страху. Надо сесть и подумать.
Что же произошло? Сначала на меня напал этот тип, потом на нас навалились еще трое. Почему? Американец обозлился, когда догадался, что я поняла его тираду, произнесенную в офисе в мой адрес. Но это не давало ему права бить меня головой об машину. Хотя, по правде говоря, маловероятно, что это было его конечной целью, головой я стукнулась сама. Тут моя голова напомнила мне о себе жуткой ноющей болью. Хватит о голове. Что случилось дальше? Времени прошло немного, с момента ухода с работы всего около двух часов. Я успела немного погулять, разбить собственную голову, притащить домой полумертвого громилу и уложить трех человек. А если я их отравила? Ой, мамочка, это же убийство? Но я не хотела… Что же тогда получается? Это будет непреднамеренное убийство, час от часу не легче… Но я же не хотела… А кстати, кого я поливала, как тараканов? Я очнулась и меня стали вытаскивать из машины, при этом у того типа было не особо благостное лицо, он мне сразу не понравился. Да, но это не повод, чтобы травить человека дихлофосом.
Услужливое воображение создало перед моим мысленным взором зал суда, заполненный до отказа публикой, судью в парике (или они только в Англии парики носят?). Судья, глядя на меня осуждающе, спрашивает: «Обвиняемая, почему вы убили трех человек?»
— Я испугалась, Ваша честь… Меня хотели похитить.
— Вас хотели спасти от уже похитившего вас человека, а вы убили людей, пытавшихся спасти вашу жизнь.
— Они мне показались более страшными, чем злодей, который силой затащил меня в машину.
— Вы приговариваетесь к пожизненному заключению и двадцати годам каторги.
— Фу, какая глупость! Если заключение пожизненное, то при чем тут двадцать лет каторги?
— Обвиняемая, вы еще смеете оскорблять высокий суд?!!
Бум, за мной захлопывается тюремная решетка. Боже, что будет с моими детьми?! Бред какой-то… А в самом деле, кого я отравила? Сотрудников полиции, ЦРУ? Нет, ЦРУ — это в США. Ну, уже легче.
Может быть, я их не до конца отравила? Когда мы удирали на машине, я не догадалась посмотреть, что с ними стало, очень все быстро произошло, а жаль… Эти типы явно охотились за Фрэнком. Что он им сделал? Если они из полиции, то он — преступник. Я кинула на него взгляд. На преступника не очень похож, но они разные бывают, судя по кинофильмам. Если преступники те, то кто он? Либо преступник, либо честный человек. В любом случае, я ему помогала. Да, положение… Господи, бежать надо, бежать. Но куда? Сейчас восемь часов вечера. Билет на самолет у меня на завтра на утро.
Если я потравила полицейских, то аэропорт уже наверняка перекрыт и все дороги тоже. Не пешком же мне идти на родину. Где Светка? Так, комната закрыта, она еще не приходила. Нет, лучше ей ничего не говорить. Еще запаникует… Этого типа можно чем-нибудь прикрыть, она его и не заметит. Нужно дождаться до утра, если в аэропорту меня схватят, хоть Светка улетит, сообщит моим. Что сообщит? Что я убила трех человек в Париже? А главное, зачем я это сделала? Глупость какая-то.
В машине я оказалась совершенно случайно. Как мне не хотелось туда садиться! Интересно, кому я это могу доказать?
А с другой стороны, как доказать, что я была там? Дихлофос я забрала с собой (будь он трижды неладен!). Следы… Следов-то я не оставила! Я же была в перчатках, так как на улице было холодно. Моих отпечатков не осталось. Машину я отгоняла тоже в них. Как в дешевом детективе, честное слово.
От всех этих невеселых мыслей моя голова стала просто раскалываться. Надо сменить тему. Я решительно прошлась по комнате и чуть не упала, споткнувшись о длинные ноги. О Господи, про него я совсем забыла! Что мне с ним делать? На фоне пушистого покрывала в бело-розовую клетку, украшенного шелковыми бантиками, этот огромный мужчина в кожаной куртке выглядел совершенно неуместно. Для гангстера он, на мой взгляд, слишком длинный.
После некоторых усилий мне удалось уложить его на кровати более удобно, по крайней мере, он больше не свешивался и не мешал мне ходить по комнате. Затем мне стало его жалко, перекатывая это огромное неуклюжее тело с боку на бок, я кое-как стащила с него куртку, расстегнула ворот рубашки, развязала галстук, сняла ботинки и прикрыла покрывалом. На левой руке почти рядом с манжетом я увидела небольшое пятнышко крови, расстегнув рукав, обнаружила свежую царапину. Ага, вот куда они ему сделали укол. Интересно, а если ему вкатили огромную дозу наркотиков и он умрет?
Нет, пока еще дышит… Может, вызвать полицию? А как? Может, до утра он проспится и уйдет сам? Про кому, в которую иногда впадают люди, мне думать решительно не хотелось.
Поразмыслив, я решила напоить его кофе. Хуже ему, наверное, не будет.
Сварив крепкий кофе и слегка остудив его, я приступила к делу. Никогда не думала, что возня с мужчинами может быть столь утомительна. Мне удалось-таки влить в него целых две чашки. На мой взгляд, после этого он задышал как-то увереннее.
Чего нельзя было сказать обо мне. Головная боль усилилась просто до тошноты. Против нее у меня есть только одно средство: три «Т» — темнота, тепло, тишина. Я надела свой любимый длинный махровый халат (а мама еще спрашивала, зачем я его с собой беру на три дня, ведь он такой большой и занимает столько места), взяла теплый шарф, прижала его руками к вискам и свернулась в кресле в позе человеческого эмбриона.
Глава 4
Во сне мне почудилось, что я плыву куда-то, мне хорошо и свободно.
Пробуждение было даже приятным. Мне было тепло и уютно. Сквозь полуприкрытые веки я увидела, как слегка колышется клетчатая штора на окне. Светало. Я лежала на кровати. Я слегка потянулась и в ужасе открыла глаза. Я же заснула в кресле! В этот момент я почувствовала, как две большие ладони, легко удерживавшие мой лоб и затылок, отпустили мою голову.
Испуганно заморгав, я села на кровати. За моей спиной кто-то хмыкнул. Я резко повернулась, а вот этого делать как раз и не следовало. Моя голова напомнила о себе резкой болью. За моей спиной, прислонившись к спинке кровати, сидел Фрэнк и с сочувствием смотрел на меня.
— Что, голова болит?
— Немного… Я не просила меня переносить сюда… Я не привыкла, чтобы…
— А я не привык, чтобы женщины плакали во сне от головной боли. Поэтому взял на себя смелость помочь…
— Особенно, если учесть, что вы причина моей головной боли.
— Почему вы всегда так раздраженно на все реагируете? Это что, отличительная особенность вашего характера? Или именно я вызываю у вас такое раздражение?
