Наталья Нестерова - Школа для толстушек
Вася задерживался, но это было в порядке вещей. Ему теперь приходилось до позднего вечера разрываться между управой, администрацией, мэрией, попечительским и опекунским советами, комиссиями по градостроительству и делам несовершеннолетних, наведываться в комитет муниципального жилья и в объединенную дирекцию эксплуатации зданий. И это только по работе. А еще общественные нагрузки – благотворительные фонды и разные объединения…
Полина, проводив сестер и наплакавшись до икоты, обессиленно лежала на диване. Она чувствовала все симптомы надвигающейся смерти: голова гудела и пульсировала, печень камнем давила, как будто жирного поела, а колени се давно беспокоили – с тех пор, как стала поправляться, вес набирать. Положив руки на грудь, как покойница, она тихо выла от жалости к себе.
Вернувшийся из теплоэнергонадзора (то есть от Зойки) и увидевший опухшую от слез в скорбной позе жену, Василий не на шутку встревожился:
– Что с тобой, милая?
Поля с трудом сползла с дивана, простонав:
– Вася-а-а! Я все знаю. Зойка сказала. Мысли понеслись в голове Васи с космической скоростью. Переизбрание, выборы в думу, Сам не приветствует разводов, Полина хорошая жена, я подлец бессовестный, я к ней привык, а к другой еще прилаживаться надо, дачу затеяли строить, нажитое барахло делить жалко, да и стыдно, Поля во всех отношениях, а в некоторых отношениях… Его неудержимое влечение к Зойке враз пропало, как сквозь землю провалилось. Хотя и самому Васе хотелось туда же провалиться от стыда и страха перед расплатой.
Он рванул с места, крепко обнял жену, прижал ее голову к своей груди и затвердил:
– Прости, прости, прости меня, дорогая!
Полина за вечер вылила корыто слез. Но они снова потекли, уже не соленые, а на вкус точно дистиллированная вода.
– Это хорошо, Васечка, – она подняла голову, – что ты мне ничего не говорил, правильно делал.
– Так ты меня прощаешь? – Василий смотрел на нее с удивленным восхищением.
– Конечно, голубчик. А ты… ты мною теперь… не брезгуешь? Я тебе не противна?
В этот момент Полина была ему милее всех женщин мира. Василий искренне принялся ее разубеждать, осыпать поцелуями. Стоя на краю могилы, Полина неожиданно насладилась пылким объяснением в любви.
– Я с тобой, – восклицал Василий, – только с тобой, до самой смерти!
Упоминание о смерти вызвало новый приступ рыданий. Но благостных – не каждой женщине улыбнется прощаться с жизнью, имея такого преданного, верного, любящего супруга.
– Для меня самое страшное, – призналась Полина, – как подумаю, что там без тебя.
Вася ее «там» воспринял как слово-паразит, вроде «ну» или «вот». Говорят ведь: «Он там пришел», имея в виду просто «пришел». Или о Поле родня сплетничала: «Она там не Майя Плисецкая, чтобы детей не рожать». Поля под «там» подразумевала загробный мир. Она смутно представляла себе жизнь после смерти, но все-таки жизнь была обещана, хоть и без хорошего питания.
Они еще долго говорили – каждый о своем. И ни одной накладки в их беседе не случилось, потому что Поля страшилась произнести слова «болезнь, рак», а Вася считал неприличным упоминать имя сестры-любовницы. Они ворковали, сюсюкались, как в юности. А после нежной и продолжительной постельной утехи Вася предложил:
– Давай никогда-никогда об этом не вспоминать? Будем жить, словно ничего не случилось?
Полина вздохнула и согласилась.
– С работы уйду? – советовалась она. – Платят копейки, чего уж тратить время. Буду о тебе заботиться, пока силы есть.
– Увольняйся, – одобрил Вася. Он был готов на любые подвиги ради жены. – Хочешь перстень тебе с изумрудом купим? Нет, перстень и сережки!
Вася никогда транжирой не был, а тут предлагал бессмысленные траты – Поля даже задохнулась от его благородства.
– Птичка моя, – она гладила его грудь и всхлипывала, – котик, зайчик, пампусик! – Из Поли в минуты нежности ласковые слова потоком лились.
– Ты, главное, одно запомни! Я тебя до гроба люблю, и никто мне, кроме тебя, не нужен! – У Васи тоже слезы навернулись на глаза.
Он не ожидал, что женщина, даже Поля, способна подняться на такую нравственную высоту – проявить понимание, с ходу простить измену, забыть о мужниных грехах и утопить непутевого в ласках и обожании.
Поля восприняла слезы мужа как скорбь по ее грядущей кончине. Своим носовым платочком, мокрым от ее слез, высморкала мужа как ребенка.
– Ничего, родной! – вздохнула она. – Когда ты рядом, мне и смерть не страшна. Я о тебе до последней секундочки думать буду.
– А я о тебе, – заверил Вася, – всю оставшуюся нам жизнь!
Ночью Поле приснился сон. Будто она умерла и ее хоронят. Гроб длинный и широкий, как лодка. Несут его, по пять человек с каждой стороны, братья и чужие мужики. От неимоверной тяжести носильщики плетутся на полусогнутых, лица покраснели от напряжения. Вдруг дно гроба не выдерживает, доски с треском ломаются, и Полина падает на землю. Лежит на асфальте в белом саване и хлопает глазами. (Так во сне – хлопает и слышит, что говорят.) Склонились над ней головы, и одна (вроде брат Петя) журит: «Что ж ты, мать, так разъелась?» Другая (брат Володя) обижается: «Из-за тебя грыжу заработаем». А Вася суетится рядом, саван задравшийся на пухлые коленки ей натягивает и успокаивает: «Ничего, ничего! Мы сейчас кран подъемный вызовем, на лафет ее, как члена правительства, положим».
Полина проснулась в холодной испарине. Вещий сон! Предсказание ей и напутствие. В самом деле, девушкой пятьдесят килограммов весила при росте метр шестьдесят, а сейчас за восемьдесят весы показывают. Говорят, онкологические худеют, а ее как на дрожжах несет.
Полнота ее была не сдобной, рыхлой, а упругой и тугой. Однажды в санатории массаж назначили. Так массажистка отказалась без дополнительной платы работать: вас, говорит, что дубовый стол массировать, пальцы сломаешь. Полине и самой казалось: у нее под кожей не сало, а как в хорошей грудинке – прослойки аппетитного мяса. На лице ни морщинки, но второй подбородок уже заметен. Щечки – яблочки, губки как розочка на торте, а глаза – голубые, точно мокрые недозрелые сливы, которые от зелени только-только в синеву переходят. Из таких соус ткемали хорошо делать.
И все-таки перед смертью похудеть надо. Пока есть время, привести себя в порядок. Чтобы Вася на похоронах (ведь много важных людей будет) не конфузился, оттого что под ней доски затрещат.
Полина повернула голову и посмотрела на спящего мужа. Сердце захлестнула волна нежности и любви. Голубчик, солнышко мое ясное, голубь, сокол, зайчик, пупсик… Вася ответил протяжным, со свистом, храпом.
