Диана Чемберлен - Любимые дети, или Моя чужая семья
– А что с ее матерью? – спросила я.
– Она так и не смирилась с потерей. Не то чтобы я осуждала ее даже на мгновение. После смерти Джорди она пыталась покончить с собой, и ее на несколько месяцев поместили в психлечебницу. Когда она вышла, всем казалось, что ей лучше, но несколько недель назад она погибла, направив машину на перила разводного моста.
Я задохнулась.
– Она…
Я представила разводной мост. Как невероятно трудно было сбросить с него машину. Такое не может быть случайностью.
– Самоубийство?
Ма кивнула:
– Не смогла вынести. Она была матерью-одиночкой. Еще одна дочь учится в колледже. Но вряд ли у них были хорошие отношения. Так что ей, должно быть, казалось, что она одна на свете и теперь ей не для чего жить.
Я оперлась подбородком о медведя.
– Это все продолжается и продолжается… последствия того, что я наделала.
Ма обняла меня за плечи.
– Я знаю, как тебе плохо. И я не говорила тебе об Эллен, матери Джорди, чтобы не было еще хуже. Но лучше, чтобы ты услышала это от меня.
Моя рука легла на ее плечо:
– Я рада, что ты мне сказала.
Она коснулась медведя:
– Правда, самая мягкая на свете штука?
– Ты, наверное, думаешь, что я спятила, раз все время таскаю его за собой?
– Вовсе нет. Я подумала, что очень мило со стороны Маркуса купить его тебе.
– Правда.
– Тебе неприятно, что он ночует здесь?
Я выпрямилась.
– Это здорово! Теперь наша семья такая, какой должна быть. Наконец-то.
Я провела ладонью по пуху на спине медведя.
– Собираешься замуж за него?
– Возможно. Тебе бы это понравилось?
– Определенно.
Она сжала мое плечо:
– О, милая, ты хотя бы представляешь, как я счастлива, что ты снова дома?
Я расслышала слезы в ее голосе.
– Не так, как счастлива я оказаться дома.
– Меня беспокоит, что этот год изменил тебя. Ожесточил.
До чего же она неправа.
– Думаю, он смягчил меня, – покачала я головой. – Но я нервничаю из-за того, что происходит сейчас.
Я не помнила, когда в последний раз исповедалась матери. Как-то странно и хорошо одновременно.
– Не будем спешить. Шаг за шагом, – решила она. – И я каждую секунду буду рядом.
Она провела рукой по моей щеке:
– Я забыла сказать, что в четверг у тебя встреча с назначенным судом психотерапевтом.
– Уже?
Мне не хотелось ни с кем говорить. Пока не хотелось.
– Мне сказали, что первый сеанс должен состояться в первую же неделю после твоего освобождения. И у меня есть идея насчет твоих общественных работ. Хочешь послушать сейчас, или завтра, или сегодня, но позже?
– Сейчас.
Я ненавидела мысль о том, что придется выполнять общественные работы, Топсейл-Айленд был не особенно богат возможностями. Да еще, может быть, придется встретиться с оскорбленными и обозленными людьми… от одного этого меня тошнило.
– Моя школа, – сообщила ма. – Дуглас Элиментери. Я говорила с мисс Террел, – знаешь директора? – И она сказала, что ты можешь помочь в одном из классов. Она уже потолковала с учительницей первого класса миссис Хедли, которую ты обязательно полюбишь, и та сказала, что с удовольствием примет тебя.
– В самом деле? Я же бывшая заключенная, ма.
– Не применяй этого термина. Ты же не думаешь о себе таким образом, верно?
На самом деле я думала, хотя эти слова заставили меня представить мерзких старикашек.
– Но именно этим я и являюсь, – возразила я.
– Мисс Террел не считает это проблемой. Мы много беседовали об этом в последний год, и, я думаю, она понимает, кто ты есть в действительности и что заставило тебя пойти на это. Ты хотела бы работать в школе?
– Да, – сказала я. – Если учительница не возражает.
Мне понравилось, что ма все устроила. Сделала все необходимое. Большую часть жизни она предоставляла мне самой заботиться о себе. Так что сейчас на душе потеплело. Кроме того, она сделала хороший выбор. Я хотела загладить вину за пожар перед всеми, но как это сделать, когда боишься выйти за дверь? Маленькие первоклашки будут самым безопасным выбором. Они не знают, кто я или что сделала.
После игрушечного мишки это вторая самая лучшая вещь на свете.
6. КитИногда мать умеет довести меня до бешенства. Кудахтала надо мной, словно я умру, если она каждую секунду не будет спускать с меня глаз. Да, после пожара я едва не откинул копыта, и это давало ей право из кожи вон лезть, чтобы меня спасти, но меня это ужасно доставало. Так что, когда я пришел с пляжа домой, а ее не оказалось, я только обрадовался. Даже через пару часов, когда я согрел на ужин макароны с сыром и съел их перед телевизором, где повторяли «Симпсонов», я ничуть не волновался. Мне это было по душе.
«Симпсоны» все еще шли, когда я услышал шаги на крыльце. В дверь постучали. Я открыл и увидел двоих парней. Один был по другую сторону нашей решетчатой двери, другой, с камерой, держался поодаль.
– Кит? – спросил тот, кто был ближе ко мне. – Сегодня Мэгги Локвуд выпустили из тюрьмы. Что можешь сказать как одна из жертв пожара? Что чувствуешь?
Я не сразу понял, что происходит. Репортеры!
– Пошли к дьяволу!
Я хлопнул дверью перед их носом и обошел трейлер, опуская жалюзи. Словно мне это нужно! Где мать? Она бы открыла дверь и велела бы этим ублюдкам сброситься с причала.
Когда «Симпсоны» закончились, начались новости. Я никогда их не смотрел, но сейчас хотел убедиться, что они ничего не скажут обо мне.
– Ты заслужила это, сука! – крикнул я в телевизор.
Я еще немного посмотрел новости, взглянул на часы на плите, которые было видно с дивана. Почти половина восьмого. Где мать? Возможно, она говорила мне, что куда-то поехала с Дон или еще что-то, а я забыл. Я не очень прислушивался к тому, что она говорила. Но к восьми, в это время она всегда помогала мне с физиотерапевтическими упражнениями, ее по-прежнему не было дома, и я разволновался – не то слово. Взбесился. Я взбесился, что она не оставила записки или чего-то такого. Она знала, что я слушаю ее вполуха, и, если не собиралась прийти в восемь, должна была оставить записку, или сообщение на сотовом, или что-то в этом роде.
Я сел в гостиной и позвонил на ее сотовый. Несколько звонков, после чего сотовый переключился на голосовую почту.
– Уже восемь, – сказал я. – Где ты?
Потом я позвонил Лорел, узнать, не сказала ли ма чего-то Энди. Признак полного отчаяния: я звоню Лорел. Поговорив с ней, я позвонил Дон. На звонок ответил Фрэнки и попытался поболтать со мной.
– Позовите Дон, – перебил я. Не понимаю, что Дон нашла в этом франте.
Когда я сказал, что ма нет дома, она встревожилась. Она ни о чем не договаривалась с матерью, да у той и не было подруг. Совсем. Все эти годы ее лучшей подругой была Лорел, а последний год мать сидела со мной, так что почти никуда не выходила. Дон сказала, что не говорила с матерью с позавчерашнего дня в «Яванском кофе», где обе работали.