Элис Хоффман - Практическая магия
Тетушки переглянулись в недоумении. Но Салли звонко рассмеялась. Ей, требующей во всем доказательств, предъявили мощный аргумент: перемены все-таки существуют! Жизнь меняется! Год на год не приходится, и один не похож на другой. Салли выскочила из дому и бежала, не останавливаясь, покуда не очутилась у входа в скобяную лавку, где с размаху налетела на человека, за которого ей суждено было выйти замуж. При взгляде на него у Салли помутилось в глазах — чтобы не лишиться чувств, ей понадобилось присесть на край тротуара и свесить вниз голову, а продавец, этот кладезь познаний в области мытья полов на кухне, сел рядышком, хотя хозяин кричал ему, чтобы шел работать, поскольку к кассе уже выстроилась очередь.
Человека, которого полюбила Салли, звали Майкл. Он был такой заботливый и добрый, что при первой же встрече с тетушками расцеловал их и немедленно осведомился, не надо ли вынести на улицу мешки с мусором, чем расположил их к себе решительно и бесповоротно. Свадьбу сыграли быстро, и молодые поселились на чердаке, который вдруг оказался тем единственным в мире местом, где Салли хотелось находиться.
Пусть Джиллиан кочует из Калифорнии в Мемфис. Пускай выходит замуж и разводится три раза кряду. Целуется с каждым встречным и поперечным и неизменно нарушает обещания побывать на праздники дома. Пускай жалеет сестру за то, что замуровала себя в этом старом курятнике. Салли ничуть не возражала. Ей лично представлялось непостижимым, как можно вообще жить па земле, не любя Майкла. Тетушки, и те стали прислушиваться по вечерам, не раздается ли на улице насвистывание, означающее, что он идет с работы домой. Осенью он вспахивал для них огород. Зимой исправлял вторые рамы и заделывал шпаклевкой щели вокруг мутных от времени окон. Он разобрал на части древний микроавтобус «форд» и собрал заново, чем поразил тетушек настолько, что они отдали ему машину, а с нею — и свою беззаветную любовь. Ему хватало сообразительности держаться на отдалении от кухни, особенно с наступлением сумерек, и если и замечал он присутствие женщин, что появлялись с черного хода, то Салли никогда о них не расспрашивал. Целовался он вдумчиво, проникновенно и любил раздевать Салли, не выключая свет на ночном столике, а играя в кункен с кем-нибудь из теток, никогда не забывал проигрывать.
Даже дом с появлением Майкла начал становиться другим, что учуяли, скажем, те же летучие мыши и предпочли переместиться с чердака в сарай. К июню вдоль перил у крыльца зацвели розы, потеснив амброзию, хотя обычно происходило наоборот. Из гостиной в январе не тянуло больше холодом, а на выложенной каменными плитами дорожке не нарастала, против обыкновения, ледяная корка. В доме стало уютно и тепло, и, когда родилась Антония — тоже дома, так как в тот день разыгралась страшная вьюга, — люстра со стеклянными висюльками закачалась туда-сюда сама собой. Словно бы речка журчала, переливаясь по дому всю ночь до утра, так красиво и так похоже, что мыши сочли необходимым высунуться наружу, проверяя, стоит ли еще дом на старом месте или теперь вокруг раскинулась поляна.
В соответствии с семейной традицией, Антонии по настоянию тетушек дали фамилию Оуэнс. Баловать дитя тетки принялись безотлагательно — подливали в бутылочки с молочной смесью шоколадный сироп, позволяли девочке играть жемчужными бусинами, брали ее в сад лепить песочные куличи и обрывать, едва она научилась ползать, кусты аронии. Антония была бы рада и счастлива век оставаться единственным ребенком, но через три с половиной года, ровно в полночь, на свет появилась Кайли, и все сразу же обратили внимание, что она не такая, как обычные дети. Для тетушек свет сошелся клином на Антонии, но и они предсказывали, что ее маленькой сестре откроется такое, что обыкновенно скрыто от людей. Наклонив голову, она прислушивалась к дождю, когда он и не думал еще накрапывать. Показывала пальчиком на потолок за несколько мгновений до того, как на это место садилась стрекоза. Кайли была таким хорошим младенцем, что от одного ее вида у тех, кто заглядывал к ней в колясочку, воцарялись в душе покой и блаженная дрема. Ее не кусали комары, не царапали черные тетушкины кошки, даже когда ей случалось ухватить их за хвост. Не ребенок, а одно удовольствие — такая послушная и ласковая, что Антония рядом с ней становилась день ото дня все более капризной эгоисткой.
— Смотрите на меня! — требовала она, наряжаясь в шифоновые платья тетушек времен их молодости или доев горошек у себя на тарелке. Салли с Майклом гладили ее по головке и шли опять заниматься своей младшенькой, но тетушки — те знали, что хочется услышать Антонии. Они выходили с нею в сад поздней ночью, когда несмышленым малышам разгуливать не полагается. Показывали, как распускаются в темноте цветочки паслена, и учили улавливать чутким ухом — маленьким этому нипочем не научиться, но она-то большая девочка, — как прокладывают себе путь в земле дождевые черви.
Отпраздновать прибавление в семействе Майкл пригласил всех, кто работал в скобяной лавке, которой теперь заведовал, и всех соседей по кварталу. Все приглашенные, к удивлению Салли, явились в полном составе. Даже те, кто обычно, проходя поздним вечером мимо их ворот, боязливо ускоряли шаг, были теперь, судя по всему, совсем не прочь прийти в гости. Угощались холодным пивом и мороженым, танцевали вдоль выложенной камнем дорожки. Антонию разодели в органди и кружева, и, когда Майкл поднял ее и поставил на потемневший садовый стол спеть для гостей «Янки Дудль» и «Пегую кобылку», в кружке восхищенной публики раздались аплодисменты.
Тетушки поначалу уперлись и наблюдали за общим весельем из кухонного окна, припав к стеклу наподобие силуэтов, вырезанных из черной бумаги. Объявили, что они не любительницы попусту толочься на людях и могут найти себе на старости лет более полезное занятие. Но под конец и они не устояли и ошарашили всех, выйдя в сад выпить шампанского за здоровье новорожденного, когда провозгласили тост в ее честь. И — уж гулять та к гулять! — грохнули оземь свои бокалы, не посмотрев па то, что не одну неделю потом будут натыкаться на осколки стекла между вилками капусты на грядках.
Ты не поверишь, до чего все изменилось, делилась Салли со своей сестрой. Она писала Джиллиан не реже двух раз в месяц, на бледно-голубой бумаге. Случалось, что попадала пальцем в небо, продолжая слать письма, допустим, в Сент-Луис, когда ее сестрица, как выяснялось, успела перебраться в Техас. Все у нас как-то совсем как у людей, писала Салли. Ты просто в обморок упала бы, если б видела. Честное слово.
