Солнце мое 2 (СИ) - Войлошников Владимир

Внезапно летящая мимо рыжая мелкокудрявчатая мадам осознала моё присутствие и резко затормозила, уставившись на меня поверх очков:

— Вы кого-то ищете?

— Здравствуйте. Ищу хоть кого-то, кто мог бы ответить на мой вопрос по поводу публикации.

Взгляд изменился:

— А у вас что? Рассказ? Стихи? Или игра? — говорила она практически скороговоркой.

О, ещё и игры…

— У меня есть рассказ, о детстве в дореволюционном Иркутске, на основе воспоминании бабушки…

— У нас только детское, прошу это учитывать! — подняла палец редакторша.

— Я понимаю. Ещё есть такое… полусказочное, фольклорное, о весне.

Да, после курса народного творчества сочинилось как-то раз.

— А-га! — обрадовалась она. — О весне — это интересно! Вы, знаете что, мне сейчас сильно некогда — вы можете завтра принести рукопись?

— Послезавтра.

— Хорошо! Послезавтра. Если меня не будет — девочкам оставите, скажите, я просила взять. Только телефон обязательно! Прикрепи́те так как-нибудь или в мультифору вложи́те, чтоб не потерялся. Вас как зовут?

— Ольга.

— Ольга, хорошо. Всё, послезавтра жду.

И она понеслась дальше, перебирая на ходу какие-то бумажки.

Да уж, жизнь у редакторов, видать, тоже нервная.

05. ВЕСНА ИДЕТ

РАССКАЗЫ

Итак, у меня появилась хотя бы минимальная литературная цель.

Журнал, насколько я поняла гуляя вдоль книжных полок редакции, был совсем детский. Класса до четвёртого максимум. Значит, что? Значит ещё раз вычитываем, что у нас есть подходящее, и корректируем. Я посидела над своими рассказиками и пришла к вполне удовлетворившему меня результату. Немного потупила над оформлением, потом присобачила к документам «шапки» по образцу действующего в универе стандарта научной публикации, распечатала, вложила листок с данными о себе и телефоном. Вроде, всё.

9 февраля

На моё счастье, через два дня рыжая тётенька в очках присутствовала в конторе лично — очень уж у меня было большое опасение, что в недрах этих бумажных развалов затеряются мои листочки — только их и видели. Она приняла распечатки — стремительно, как делала практически всё — бегло просмотрела, хмыкая и неопределённо шевеля бровями.

Вернулась к началу, прочла ещё раз, медленнее.

— Так! Вот это — неплохо. Вот тут повтор уберём… вот, смотрите, — она потыкала в строчки пальцем и зачитала пару фраз.

Действительно, повтор. Как я не заметила-то!

— Ну, можно заменить, допустим…

В три минуты мы решили проблему с повтором, и редакторша сказала, что эту сказку в мартовский номер берёт! Не успела я возликовать, как вскрылась неприятная сторона писательского ремесла: не всё, что написано вами как автором, будет нравиться сразу и всем. Особенно, если речь идёт о редакторах.

Рассказ про бабушкино детство вызвал вопросы. И ещё вопросы. И уточнения. И хотелось бы вот тут чуть-чуть отрезать, а вот тут пришить — это я утрирую, конечно.

Критика, даже такая мягкая, внезапно оказалась для меня очень болезненной, но тут редакторша резюмировала:

— Но в целом мне нравится идея и текст. Подкорректируйте, и в апрельский номер поставим.

Так или иначе, это прозвучало определённого рода признанием, и я перестала душераздираться. А пока доехала до дома, да покрутила текст в голове так и сяк, с некоторыми предложениями, в принципе, даже и… нет, не согласилась. Примирилась — так точнее. Примирилась и внутренне сама с собой договорилась попробовать кое-что поменять. Но не сразу. Недели через две.

Вечером позвонил Вовка и обрадовал меня, что страшная проверка наконец свалила в закат, предварительно наградив непричастных и наказав невиновных, как это в армии принято.

— А я сегодня отнесла свой старый рассказик в детский журнал. Сказали, напечатают, — похвасталась я.

Единственный Вовка человек, которому не страшно было похвастаться. Не знаю, почему, но было так.

— Здорово! — похвалил он. — А те наши, которые записывали?

— Тоже поправила, но их, сказали, не возьмут. Он совсем малышовый, этот журнал, надо что-то другое искать, — я вздохнула. — Вовка, я соскучилась…

Он ответил совсем тихо:

— Я тоже соскучился, любимая…

— Может, я завтра приеду? Хоть пообнимаю тебя.

10 февраля

Погода на завтра случилась удивительная. Февраль в этом году и так выдался для Сибири необычно тёплым, а уж в эту субботу он переплюнул все мыслимые природные приличия. Минус два! Где это видано? У нас в феврале минус пятнадцать за тепло считается, а тут… Солнце жарило вовсю, и с крыш лилась капель. Не иначе, в небесной канцелярии что-то напутали.

Я шла и снова радовалась, что папа привёз мне эти сапожки. Вот бы я плыла по лужам в своих валенках…

И тут вдруг снова эта тётя Лена! Стоит с какой-то мадам посреди тротуара, лясы точит. Я свернула мимо серых зданий строгого вида (непонятно было, жилые они или это что-то армейское), аккуратно обошла тёток по параллельной дорожке. Надо же, а. Как намагничено ей, блин. Который раз чуть не налетаю, как будто специально поджидает меня.

По зрелом размышлении теория прослушивания кухонного иватушного телефона с целью разоблачения наших с Вовой встреч показалась мне совсем уж нереально конспирологической, и я зашлёпала по превратившейся в ручей дорожке, выкинув блажь из головы. Обниматься! Даже стишок сам собой сочинился:

Я по лужам шлёпаю —

Хорошо-то как!

Повиляю попою

Просто так.

Мой горячий парень ждал меня в шинели нараспашку. Хотя, чего удивляться? Я в своей шубке чуть не сварилась сегодня, хоть и под низ ничего кроме майки не надела. Вот, кстати, можно к солдатику моему поближе прижаться…

Как же он обалденно пах… Я вообще не понимаю, что это за реакция такая. Гормональное, наверное, что-то? Но я обнимала его, нюхала и прям шалела.

Дурочка, да?

НОВОСТИ СПОРТА

Самым большим удивлением февраля стали для меня айкидошники. Они шли и шли, прибывали, как тесто на дрожжах. Мы уж поделили группы. Потом поделили ещё раз. Я, не будь дура, дополнительно оббежала и облепила всё вокруг окрестных школ и садиков, и народ продолжал поступать. Мистика какая-то.

Приходили тут, правда, какие-то товарищи из школы некоего Гоманова, говорили что-то невнятное и пытались как будто кидать предъявы за «не свой район». Я долго не думала и позвонила папе — через стенку. Он теперь практически всегда рядом, они с Алексеевной поделили точки, она там с дополнительным продавцом, он — здесь. Иногда выезжают вместе или мотается он, что-то подвозит, но по большей части так. Здесь, конечно, продажи поменьше, зато дикой миллионной аренды, сами понимаете, нет, только коммуналка. Но это я отвлеклась.

Так вот, позвонила я и говорю:

— Пап, тут пришли люди, пытаются объяснить мне, что я зашла на чужую территорию.

Он пришёл — минуты не прошло, культурно пригласил этих гавриков на улицу — дескать, на свежем воздухе говорить удобнее. И больше я их не видела. Папа сказал: не побеспокоят. Я в подробности лезть не стала, меньше знаешь — крепче спишь.

Спросила потом потихоньку у Сергей Геннадьича, айкидошника: не прессуют ли? Или не подходил ли кто?

Он сделал мину мрачную и решительную, сказал, что пока никто, но если что…

Живём, в общем. Соблюдаем нейтралитет.

БАБОСИКИ

Не успела я выдохнуть после начала месяца, как к десятому числу со мной рассчитались кружки. Вы не подумайте, что я вдруг недовольна — наоборот! Было классно, что наконец-то пошла отдача. Особенно радовали детские студии, набранные от имени клуба. Здесь договор был: работаем сорок на шестьдесят (сорок процентов — преподавателям, шестьдесят — заведению в лице меня), нормальные условия, особенно если количество приличное. Вот за подготовку к школе я немножко больше приплачивала, иначе совсем девчонке неинтересно кататься, да ещё столько подготовки к этой подготовке, простите за тавтологию…