Измена. Развод отменяется! (СИ) - Лакс Айрин

Разбил посуду..

Словом, вчера кухня была разгромлена. К нам стучали соседи...

Грозили вызвать милицию.

Ефим вышел и что-то такое рявкнул, что все, как мыши, разбежались по своим квартирам.

Потом он ушел, а я… впервые ревела дурниной в душе.

Думала, так только сыкухи пятнадцати лет ревут, когда любовь всей их малолетней жизни замутила с другой девчонкой… А нет, оказывается.

Дуры, которым через месяц стукнет сорок, тоже ревут и грызут кулак, затыкая им рот.

***

— Лида, мне не нравится, как ты выглядишь. Никогда тебя такой не видела. Скажи, что случилось! — требует Полина. — Это как-то связано с Ефимом? Ты сказала, что вы переспали, а потом от тебя не было новостей три недели, и вот ты появляешься. Сама не своя!

— Да, — облизываю пересохшие губы. — Все так. Это все последствия… Самые ужасные! Я дура. Как я могла лечь под этого урода?

Как могла кончать от него? И тогда, и вчера… Снова!

— Ну, допустим, Ефим не урод на внешность. Облико морале у него, конечно, своеобразный, и на общение он сложный, не все его вытерпят. Но у него есть свои моральные принципы. Лид, скажи… Что стряслось? Ты… — понижает голос. — Подцепила от него что-то нехорошее? Болячку какую-то, да?

Вот, пожалуйста…

Даже подружка уверена, что я подцепила от Ворона хворь, о которой даже лучшей подруге говорить стыдно!

Ай-яй-яй… Даже она уверена, что на конце члена Ворона — мусор помойный, а я….

— Просто узнай, Поль, можно ли выбить место как можно скорее.

— Я узнаю, конечно. Только ты же знаешь, что я к своей через Сарочку устраивалась, да? Это подруга ее матери…

Еще и принцессу нашу в известность ставить? Ооо… Уже вижу разочарование на ее чистом личике, и то, как она брезгливо смотрит и теребит при этом свои кудряшки, потому что ей мама говорила не общаться с заразными плохими девочками, а я… вмиг стану такой.

— Знаешь, не стоит, — говорю я, с трудом улыбнувшись. — Ерунда. Спасибо, что выслушала!

Да в жопу этих звездных врачей.

Ну, что я, мажорка, что ли? Давно ли стала такой… Именитого врача подавай?

К обычному пойду…

Ага, хер там… Очереди аж на два месяца вперед расписаны к бесплатному врачу.

Тьфу на вас, я принялась методично обзванивать все ближайшие платные клиники, уже не выбирая… Уже похрен! Лишь бы поскорее попасть на прием и осуществить задуманное.

И в момент, когда я счастливо растекаюсь на кровати квартирки, записавшись, наконец-то, на прием… на послезавтра, вдруг врывается Ефим Воронов.

Мрачный, весь при своем образе — то есть в костюме, который бешеных денег стоит, но Ворон носит его так, словно речь идет о рядовой тряпке.

— Поднимайся.

— Куда? Зачем?

— Туда, — губы дергаются. — Мне жена Платона звонила. Таким тоном со мной даже училки по щегляне не разговаривали! Говорит, ты от меня что-то подцепила. Надо провериться!

Вот, блять.

Просто блять… Полина!

Кто тебя о таком участии просил, а? Подруга, называется…

— Вставай, Лида. Нас сейчас шустро проверят. А потом… — Ворон сжимает кулаки до хруста. — Потом я лично в фарш превращу тупых лаборантишек, которые проебались с анализами и сказали, что все на мази! Я вообще-то за здоровьем слежу! И не суюсь без гондона в левых телок… Всегда при защите. Но, один черт, проверяюсь…

Взгляд его вдруг становится холодным и подозрительным.

— А не ты ли рыбонька, мне своей мандюшкой холеру принесла, а? Я ведь только с тобой, драгоценная, елдак без защиты выгуливал…

Глава 19

Ворон

С подозрением смотрю на белобрысую. На ее лице смятение, шок, злость.

— Охренел?! — взвизгивает.

— Это ты охренела! Я был чист! Тут всего два варианта — либо ты мне заразу принесла, либо в лаборатории проебались. Но я это быстро выясню. Так что встала и пошла…

— Да! — вскакивает Лида. — Я кое-что от тебя подцепила! От тебя… Я даже знаю, что именно. Могу показать! — дерзит.

Такую только в стол лицом и трусы вниз… Бесит! Заткнуть болтливый рот, но сначала лишить возможности стоять на ногах, и как бы я ей задницу нахлестал вертлявую, тонкую, но вздернутую. Сучка ее так умело подставляется под член, что другой жопы мне теперь не хочется!

— Минуту дай, и я тебе покажу!

Пихнув меня плечом, Лида залетает в ванную, а потом мчится обратно, с мусорным ведром наперевес и опрокидывает его на кровать. Там бумажки всякие…. Мусор… Салфетки. Словом, все, что в мусорном ведре валяется. И что это за фокусы такие?! Выходки ужасные.

— Вот!

Лида вынимает из горы мусора картонную упаковку и вытряхивает на нее какой-то продолговатый предмет.

— Держи, блин! Идиот старый… Залететь можно только по молодости… Полюбуйся! — машет палочкой у меня перед носом, а потом вдруг падает на кровать, рядом с этой кучей мусора и плачет. — Я уже десять раз на эти палочки писала! Думала, вдруг ошибка?! Нет! Никакой ошибки… Я от тебя… беременность подцепила.

Стою, чудом держа прямо перед лицом палочку, на которую Лида мочилась, судя по ее словам же.

Жена моя фиктивная в слезы ударилась. Такие…. млин… как будто ее последний родитель, то есть батя, на тот свет двинул.

Горько рыдает.

А до меня доходит.

Беременность она от меня подцепила.

Беременность?!

— Ты про какую-то заразу говорила. И чтобы врач смог решить деликатную проблему… — сиплю.

— Это и есть деликатная проблема! Не переживай, это все легко можно убрать, я… — делает паузу между рыданиями, вытирая обеими ладонями слезы. — Я уже договорилась насчет аборта.

Глава 20

Лида

В нос ударил крепкий табачный дым. Присев рядом со мной на корточки, Ворон закурил, стряхивая пепел на светлый паркет.

Закурил одну, быстро просмолил до фильтра, подкурил от первой сигаретки — вторую и продолжил дымить рядом со мной.

Выражения лица не разглядеть, но я и не хочу на него смотреть.

Едкий дым сушит глаза, я встаю и подхожу к окну, распахнув его.

— Рядом с беременными не курят, Ефим.

— А тебе какая разница? — интересуется холодно. — Ты от ребенка избавиться хочешь. Ну, потравишь ты его дымком немного. Хули, как говорится… Если все равно избавиться хочешь… Когда ты там все назначила, самостоятельная?

Почему-то мне не нравится его тон.

Спокойный, холодный.

И движения медлительные, нет разухабистости и вот этой вот… энергии кипучей.

Есть только тугая, сжатая злость и взгляд карих глаз отдает металлом.

— Послезавтра, — говорю едва слышно.

— Послезавтра.

Молчит.

— Ты не понимаешь, Ефим. Я этого не планировала. Брак фиктивный, а ты — отвратительный муж и родителем будешь еще хуже. Тебе не нужны дети, у тебя на уме деньги, дележи, мутные схемы…

Взгляд сверкает остро. Хохот короткий, но лающий.

— А у тебя? — складывает руки под грудью. — На уме у тебя что, Лидка? Тебе через месяц сорок. Как там говорят, часики тикают… В жизни ты баба неустроенная. Ебаться горазда и мозг выносить. В этом хороша, не спорю… А какая из тебя женщина? Та женщина, которая мать, а? Ну, какая… Никакая. И, знаешь, почему? Ты сколько раз замужем была? Три! О как… И Крым, и Рим, можно сказать. Три раза, Лид… Ни разу семью не организовала. И мужики от тебя гуляли… Потому что ты манкая и холодная сука, но нет в тебе женского, вот этого, сука, бабьего, мамского тепла… Не мамка ты, — отрезает. — И судя по тому, как ты лихо, блять, на аборт решила метнуться рыбкой, мужики это понимали…

— Да пошел ты! — шепчу со злыми, сухими слезами. — На себя посмотри. Трахаешь девчонок, которые тебе уже в дочери годятся.

— Не я их растил, и не я их растлил, уже дырявые под меня ложились и на все умелые. Я, Лидка, за всю свою жизнь, ни одной нетронутой пизды не нюхал и не испортил, так-то… Я свой уровень знаю. А ты… На каком уровне ты?!