Инна Туголукова - Собака мордой вниз
– Мне не стали делать! – рыдала Соня. – И ничего, ничего не объяснили! Увезли и все-о-о…
– Да как же не стали, когда ты вся в крови? Это на тебя наркоз так действует – одни плачут, другие матом ругаются, а кто болтает – не остановишь. Спи давай.
– Так вы считаете?.. – всхлипнула Соня, поправила пузырь со льдом и провалилась в глубокий сон.
Проснулась она оттого, что рядом, на тумбочке, восхитительно пахло яйцо, оставшееся от нетронутого ею завтрака, – вареное вкрутую яйцо с треснувшей бежевой скорлупкой, через которую виднелся влажный тугой белок. А Соня, надо сказать, раньше, до токсикоза, любила это чудо природы во всех видах – скворчащую яичницу-глазунью с кусочками поджаренной любительской колбасы или бекона, яйца всмятку или в мешочек, а к ним хрустящие ломтики белой булки с маслом, румяный омлет (не толстый, рыхлый, бледный и дрожащий, а пышный, замешанный с тертым сыром и замоченным в молоке хлебным мякишем).
Но и в крутых яйцах тоже ведь была своя прелесть. Ах, какая была прелесть в крутых яйцах!
Соня зажмурилась и даже тихонько замычала от удовольствия, в два приема расправляясь с лакомым кусочком.
Ну почему, почему она отказалась от еды – целой сумки! – приготовленной матерью в больницу?! Правда, еще сегодня утром она не то что есть, думать не могла ни о чем подобном. При одном только упоминании того же яйца дунула бы в туалет обниматься с унитазом. А теперь вот готова сосать собственную лапу, только что это самое яйцо державшую. Соня понюхала пальцы и вздохнула. Интересно, когда здесь кормят, а главное, чем…
Горестные размышления прервала соседка по палате.
– Слава Богу, ожила, – засмеялась она. – А то лежала, как мумия египетская. На-ка вот, подкрепись. – И протянула пакет с упоительно пахнущими жареными пирожками.
– А с чем они? – оживилась алкающая Соня и, не дожидаясь ответа, впилась зубами в румяное маслянистое чудо. – С капустой! – удовлетворенно констатировала она. – Мои любимые! Никогда не ела ничего вкуснее.
– Ну, тебе сейчас нетрудно угодить. Ничего, завтра выпишут, отъешься. А я тут вторую неделю маюсь, – доверительно поделилась соседка. – Чего только не наслушалась. Книгу написать можно. Ведь в больнице, как в вагоне, заняться особенно нечем. Только лясы и точить. А душу облегчить каждому охота. Тем более никто тебя потом носом не ткнет в твои откровения. Ступил за ворота – словно с поезда сошел. Ищи-свищи ветра в поле.
Я вот раньше журнал выписывала, «Иностранную литературу», давно, еще в бескнижные времена. И прочитала там роман. Ни названия не помню, ни писателя, вроде какой-то латиноамериканец. А речь шла о том, что рухнул мост и погибли четыре человека, которые в тот момент на этом мосту находились. И автор задается вопросом: если в нашей жизни все заранее предопределено, значит, не случайно именно эти четверо оказались в ту минуту на роковом мосту и погибли? Ведь счет-то шел на минуты! Чуть раньше – проскочил, чуть позже – и не успел бы сделать этот свой последний шаг. Правда, интересно? И страшно. Я часто об этом думаю. Об этих вот секундах, роковых случайностях, которые по большому счету и правят бал нашей жизни. Значит, и мы не напрасно собрались здесь все вместе, в одной палате. В одно время и с единой целью. Если в жизни-то все заранее предопределено? А? Как ты считаешь?
– Вы имеете в виду, что если бы все эти женщины оставили ребенка, то и судьба бы у них сложилась совсем иначе?
– Не только это. Я, может, не могу объяснить… Но сегодня будет вечер воспоминаний, вот тогда ты меня поймешь. Вчера-то все больше помалкивали, а теперь, когда все позади… А ты духом не падай – он еще приползет к тебе на брюхе, виляя хвостом, – бросила соседка пробный камень в надежде уже сейчас услышать чужую печальную историю.
– О нет! – тонко улыбнулась Соня. – Я не имею дела с женатыми мужчинами. Это мой жизненный принцип.
5
Женатый мужчина Даник Подбельский отныне являлся ей в мечтах, мерещился в толпе и снился по ночам.
Когда мерещился, Соня напускала на себя надменно-презрительный вид, гордо вскидывала голову и походкой от бедра рассекала толпу, ледяным взглядом замораживая любую попытку вступить с ней в контакт. Это продолжалось до тех пор, пока однажды дорогу ей не преградил прыщавый парень с банальным приколом:
– Девушка, вам не кажется, что мы с вами уже где-то встречались?
– Возможно, – холодно кивнула Соня. – По-моему, я видела вас в зоопарке.
– Точно! – обрадовался парень. – На вашей клетке было написано «Верблюд – корабль пустыни»…
В мечтах прозревший Даник молил о прощении, и Соня, с лихвой насладившись его раскаянием, великодушно отпускала грехи – прощала все. И дальше, как водится, они жили долго и счастливо и умирали в один день, окруженные рыдающими детьми, внуками, кошками и собаками.
А вот сны Соне не подчинялись. Хотя где-то она читала, что умные люди давно научились управлять своими сновидениями – заказывать тематические просмотры и даже лично в них участвовать, как в любительских спектаклях, прерывая действие в нужном месте по собственному желанию и понимая, что это всего лишь сон.
Но Соне такие фокусы не давались, она и пробовать не пыталась – знала, что все равно не получится. Смотрела, что показывали, и просыпалась в слезах – Даник снился часто, наверное, потому что она все время о нем думала.
Конечно, отсутствие столь экзотических способностей, как постановка собственных сновидений, скорее норма, нежели отклонение от оной. Но отвергнутая Соня странным образом чувствовала свою ущербность, никчемность, второсортность и что там еще может чувствовать невеста, брошенная за ненадобностью у порога загса?
А в общем-то дело совсем не в этом, даже наверняка не в этом! А в том, что есть где-то женщины неземной красоты, недюжинного ума и ангельского характера, о которых мужчины мечтают, идут ради них на труд и на подвиг, слагают стихи и песни, пишут книги и снимают кино, а главное – хранят им верность до гробовой доски. Просто она, Соня, увы, не из их числа. Ни кожи у нее, ни рожи, ни дна ни покрышки, и пядей во лбу раз-два и обчелся, и ноги растут не от ушей, а откуда положено.
«Почему это ноги так плохо пахнут?» «А вы не забывайте, откуда они растут».
Но это так, присказка. А сказка в том, что таких, как она, Соня, очень много – выбирай любую и глумись над ней сколько влезет, пока не надоест. Но разве Маргарита лучше? Или оттого, что всемогущий папа назначил ее царицей мира, у дочки подросли ножки и прибавилось душевного очарования? Или для цариц это уже не суть важно?
На курсе приключившаяся мелодрама мгновенно стала всеобщим достоянием. А поскольку преуспевающих и наглых никто не любит, а отверженных и побитых, наоборот, любят все, то и с Соней носились как с писаной торбой, а злодейку Маргариту подвергли всеобщему остракизму. Но та только насмешливо кривила пухлые губы, мол, видала я вас всех в гробу в белых тапочках.
