Побежденный победитель - Митчелл Фрида

Она покосилась в сторону Алекса, и в животе у нее все опустилось, так действовала на нее его близость. Должен быть закон против таких мужчин, подумала она. Спасибо и на том, что она избавлена от всяких заскоков с его стороны. Ему нужна секретарша. Конец сказке. Ей же надо благодарить судьбу за это, потому что она вовсе не уверена, что устояла бы, направь он на нее свои чары. А Алекс вечный холостяк. Она готова поклясться, что его победам по всему света несть числа.

— Вот та самая загадочная улыбка, которая так идет этим полным губам. — Он сидел с закрытыми глазами. Все его большое тело дышало покоем. Он ровно дышал. — Стоит ли спрашивать, о чем вы думаете?

— Нет.

— Я так и думал. — Он потянулся, и она опять почувствовала, будто по всем ее клеточкам пропустили электричество. — Выберите себе блюда, а потом попробуйте расслабиться, — все тем же ровным голосом сказал он. — Вы слишком зажаты.

Тут он прав на все сто!

3

Их лайнер приземлился в международном аэропорту Токио незадолго до полудня. Они прошли по зеленому коридору без малейших проблем, а у выхода их ждала машина Сугимото. Шофер довез их до отеля, чтобы они привели себя в порядок, перед тем как поехать на первую встречу с их японским партнером.

Грейс удалось урывками вздремнуть в самолете. Она была слишком возбуждена, чтобы поспать нормально. И все же, несмотря на дающую себя знать усталость, она с жадностью рассматривала Токио.

Город огромный. Пять миллионов человек ежедневно приезжают на работу и уезжают обратно, и эта человеческая лавина проводит в дороге четыре часа. Так объяснил ей Алекс, заметив, как она смотрит во все глаза на мелькающие за окнами разрастающиеся вокруг пригородные застройки.

— Четыре часа? — ахнула Грейс. — Бедные люди.

— В любой другой стране это был бы настоящий бедлам, но здесь терпение и самообладание впитываются с молоком матери и люди относятся друг к другу с величайшим почтением. — Алекс говорил явно с симпатией. Он слегка прижался к ней и тоже смотрел в окошко, отчего у нее перехватило дыхание. — Город делится на самостоятельные поселения и городки, каждый со своим особым духом и средой, а великолепная система подземного транспорта соединяет их, так что добраться куда угодно можно всего за несколько минут. И все работает как часы.

— Это город вашей мечты? — не удержалась и спросила Грейс.

— Если учесть, что здесь фактически нет уличной преступности и воровства, то, пожалуй, да.

Они проезжали через район Шибуя. Шофер стал что-то живо говорить по-японски, Алекс столь же быстро ответил ему и потом, повернувшись к ней, проговорил:

— Он просит меня рассказать вам историю, связанную с этим местом; каждый токиец знает ее. Хачико, пес Акита, каждое утро провожал своего хозяина, профессора университета, на станцию, а вечером приходил встречать. Но в один прекрасный день хозяин не вернулся. Он умер. Пес подождал последний поезд и печально поплелся домой. И так еще семь лет до самой своей смерти он приходил вечером встречать хозяина. Жители Токио, потрясенные этой историей, собрали деньги, чтобы поставить у станции памятник верному псу.

— О… — пробормотала Грейс, глядя на Алекса и думая о бедной собаке. — Какая грустная история.

— В каком-то смысле да. — Он смотрел в окно через ее плечо, и ей показалось, что тень пробежала по его липу, хотя это могла быть игра света. — Человек в этом смысле явно уступает животному.

— Но, я думаю, большинство людей способно на истинную верность, — живо откликнулась Грейс, продолжая смотреть в окно и не придавая особого значения своим словам.

— Вы так думаете? — Что-то в его голосе заставило ее повернуться к нему. Лицо его оставалось бесстрастным, глаза ясными, но в словах чувствовалась еле уловимая грусть. — Я с вами не соглашусь. Моногамия, один из самых ложных мифов, которыми обманывает себя род человеческий, а ее насильственное насаждение влечет за собой больше несчастий, чем все войны в мире вместе взятые. Люди стремятся к невозможному, а потом винят друг друга, когда это оказывается недостижимым.

Поняв, что он говорит серьезно, Грейс опешила и в смятении посмотрела на него.

— Это довольно пессимистический взгляд на верность и преданность.

— Реалистический, — лаконично изрек он, и в его глазах появился металлический блеск. — Во всяком случае, когда дело касается мужчины и женщины.

Она чувствовала, что лучше не углубляться в эту тему — путешествие только началось, а майский день был на диво хорош, — но не смогла промолчать.

— Я с этим не согласна, — сказала она спокойно. — Я знаю многие пары, для которых верность самое естественное дело.

Он медленно покачал головой, не спуская с нее глаз.

— Что за самонадеянное утверждение! Откуда вам знать, довольны они или нет? И откуда вам знать, не ублажает ли кто-нибудь из них свои бренные тела на стороне? Об этом необязательно рассказывать направо и налево.

— Послушать вас, так все только спят и видят, как залезть в койку первому встречному типу в плисовых штанах или, по крайней мере, мечтают об этом, — горячо возразила Грейс, не боясь показаться наивной.

Он некоторое время смотрел на нее, явно наслаждаясь ее негодованием, а потом проговорил с ленцой и все так же улыбаясь:

— Не уверен, уместно ли здесь выражение «залезть в койку» да и «тип в плисовых штанах» не по моему адресу, но в принципе мысль выражена правильно. Именно так все и обстоит.

— Чушь собачья, — воскликнула Грейс, разозленная его покровительственным тоном.

— Чушь… собачья? — У него была такая реакция, будто ему залепили пощечину.

Ну и ладно, подумала Грейс. Хотя бы его спесь малость поубавилась. Она смотрела на его лицо, которое наливалось краской. Вероятно, не часто Алексу Конквисту приходилось слышать от посторонних такое. Но Грейс уже закусила удила.

— Чушь и есть, — повторила она, кусая губы. — Не спорю, городская жизнь резко отличается от деревенской ивы, очевидно, делаете такие выводы, исходя из собственного опыта и опыта своих знакомых и друзей, но у себя дома я знаю много супружеских пар, проживших двадцать и тридцать лет вместе и счастливых как воробушки.

— Про воробушков оставим, — желчно проговорил он. — Но скажите положа руку на сердце, неужели вы искренне верите, что эти образцы добродетели пребывают в брачном блаженстве? — Он пристально посмотрел ей в глаза.

— Да, — быстро проговорила она. — Верю.

— Спуститесь на грешную землю, Грейс! — Это было сказано с неподдельным сожалением по поводу ее непроходимой наивности, и Грейс не нашла в себе мужества продолжать дискуссию. Одно дело заявить своему боссу, что он мелет чушь, но совсем другое — сказать ему, что он самоуверенный, напыщенный мужской шовинист. Она отвернулась к окну и стала рассматривать мелькавшие за окном железобетонные громады деловых зданий, фабрик, магазинов и жилых домов, пытаясь успокоиться. Нельзя так выходить из себя, а главное, это бессмысленно.

Внезапно ей в голову пришла мысль. Она повернулась к Алексу и как можно спокойнее спросила:

— А вы не знаете, эта преданная собака мужского или женского пола?

Алекс повернулся к ней, и она прочитала насмешливый ответ в его глазах еще до того, как он заговорил.

— Когда эту историю мне рассказали впервые, там фигурировала сучка.

— Я так и думала, — задумчиво протянула она.

Их стильный отель в Эбису входил в целый архитектурный комплекс на месте бывших пивоваренных заводов Саппоро. Изысканно декорированный вестибюль, рестораны и комнаты отличались роскошью и безупречной чистотой.

После столь длительного путешествия Грейс не могла отказать себе в удовольствии посидеть в роскошной ванне, а затем облачилась в гостиничное юката из хлопка.

Она вовсе не устала, убеждала она себя, глядя на раскрасневшуюся большеглазую девушку в зеркале. Она высвободила волосы, и они рассыпались по плечам густой шелковистой волной. Алекс никогда не видал ее с распущенными волосами…