Квотербек, пошел к черту! (СИ) - Кэтчер Вин

Спустя мгновение дверь ванной открывается, и девушка проходит в свою комнату. Черт. Я не знаю, через сколько ко мне придет Харли или позовет к себе, но я должен возобладать над стояком, иначе она примет меня за пацана, неспособного контролировать свою эрекцию, и у кого встает только от одной мысли.

Вот же срань! Все мои попытки подумать о чем-то, что обрушит мой стояк, сводятся к моменту, как я нахожусь на корточках и смотрю на Харли снизу вверх, а она смотрит на меня. Ее губы приоткрыты от возбуждения, соски едва не прорывают ткань ее майки. Если кто и прорвет тут что-нибудь, так это мой член мои шорты.

Я делаю вдох и представляю Харли в бабушкиных панталонах. Только и это не помогает. Даже чертовы панталоны смотрятся на ней сексуальнее крошечного бикини. Вот же дерьмо!

— Дерьмо! — ругаюсь я под нос, вставая и подходя к окну.

За окном темно, и я вижу лишь собственное отражение, и как дверь в мою спальню открывается, и на пороге появляется Харлин в моей футболке. Девушка буквально утопает в ней. Край рукава доходит до запястья, а низ футболки прикрывает большую часть бедер. И она без шорт, черт возьми, Харли, что ты делаешь с моим членом?

— Где мы будем смотреть кино? — спрашивает она, опасаясь входить в мою комнату, так и продолжая стоять в дверном проеме.

— Выбираешь ты, как и договаривались, — отвечаю я.

— Я спросила не какой, а где, — уточняет она и улыбается.

«Вот же черт!»

— Думаю, на диване, — произносит она следом и шагает в мою обитель, пропитавшую все вокруг моей похотью и желанием к ней. — И «Сумерки»[31], — говорит она, и вот оно, в чем я так нуждался. Мысли о светящихся вампирах, Белле[32], неспособной связать два слова на экране, и мой член падает.

— Ты издеваешься? — говорю я.

— Тебе не нравится Эдвард Каллен[33]? Эдвард Каллен — идеален, — явно издевается Харлин и широко улыбается во весь свой белоснежный ряд зубов, напоминая настоящего дьявола.

О боги, еще немного, и я опущусь до того, что мой член будет вставать при упоминании Эдварда Каллена, ведь в этот момент я буду видеть перед собой обворожительную улыбку Харли, таящую в себе все смертные грехи человечества, особенно — похоть. Это девчонка — моя погибель. Возможно, мне не стоило останавливать тренера с поиском жилья для Харли. Он мог бы поселить ее в номер моей сестры, улетевшей сегодня в Лос-Анджелес к матери. Или на худой конец уступить свой номер, а самому прийти сюда.

Ведь такие как Харли Квин — девушки-занозы, такие сами уходят по утрам, исчезнув без записки, а спустя год врываются в твою жизнь подобно тайфуну, сметая все на пути и тебя в том числе. А если остаются, то любая оплошность, и крушение Титаника покажется тебе пустышкой, когда девица будет стоять и смотреть на тебя, связанного и лежащего на дне багажника пикапа, а в руке держать нож. Такие, как Харлин Квин, побреют твои яйца налысо и протащат твою мошонку через все круги ада, если посмотришь в сторону другой киски с упругой задницей. Харлин Квин — не та девушка, что нужна мне. Ведь я Ченнинг Райнер — квотербек, неспособный дать ей то, чего она захочет после одноразового траха. Я хоть и «помолвлен» с Адрианой, тоже еще той стервой, однако, она закроет глаза на любую вагину, в которой побывает мой член, ведь статус, деньги, обоюдовыгодные отношения — решают все.

— Ладно, давай тащи сюда свои «Сумерки», — отвечаю я после долгого замешательства. Очевидно, слишком долгого, отчего девушка уже решает покинуть мою спальню.

— Ты издеваешься? — выпаливает она, и я замираю подобно оленю в свете фар, проезжающего авто.

— Ты сама предложила посмотреть «Сумерки».

— Я разве похожа на ту, кто будет их смотреть? — Харли морщится и высовывает язык. — А вот «Гордость и предубеждение».

— Ты решила протащить мой зад через все круги ванильного ада? — усмехаюсь я. Интересно, это шутка или нет? И придется ли мне пялиться два часа на Мэттью Макфэдиена[34].

— Кстати, ванильный — мой любимый вкус. Как насчет последнего «Форсажа»[35]? — спрашивает Харли.

— Интересное у тебя понятие о ванильности. Теперь ванильный и мой любимый вкус, — почти цитирую я слова из чертовых «Пятидесяти оттенков серого»[36]. — Значит, «Форсаж»?

— А есть другие предложения?

— Как я уже сказал, кто платит, тот того и танцует, так что выбирай сама. — В моей голове всплывают только одни образы из порнофильмов.

— На самом деле, когда дело доходит до решения, какой фильм смотреть, я теряюсь. — Девушка наконец-то проходит и садится на диван, и я не могу оторваться от ее стройных ножек. И все же моя футболка ей чертовски идет.

— Можно посмотреть спорт, — брякнул я глупость.

— Спорт? — удивляется она и смотрит на меня как на идиота.

— Да? — неуверенно говорю я. — Ты не любишь спорт? — пытаюсь прощупать почву. Неужели Харлин и впрямь не знает, кто я? — Баскетбол? — Она морщится. — Волейбол?

— Если только пляжный, и то из-за того, что на мне потрясно смотрится бикини, — отвечает она.

— Даже не сомневаюсь, — ухмыляюсь я. — Тогда соккер[37]?

— Какие-то двадцать два идиота в шортах бегают по полю и пинают черно-белый мяч.

— Гольф? — не унимаюсь я.

— Игра для пенсионеров со стажем.

— Бинго?

— Для пенсионеров, кого за дверью ждет старуха с косой. И это не спорт.

Я ухмыляюсь. У этой малышки есть свое видение на все?

— Американский футбол?

— Дерьмо собачья, — отрезает она и звучит это, как серпом по яйцам. — Самый наитупейший вид спорта в Америке. Какие-то агрессивные и тупые качки, переполненные тестостероном, выходят на поле, чтоб упираться своим членом в задницу друг друга, пытаясь дождаться мяча, а после самоутвердиться за счет своей силы и вести себя, как бешеная телка на распродаже, толкая другую и бросаясь в приступе бешенства. Если хочется снять стресс, то лучше пойти на бокс. В этом и то больше смысла.

Я едва сдерживаю порыв, чтоб не сказать, перед ней сидит тот самый агрессивный идиот и тупой качек, но сдерживаю порыв.

— Разве девушкам не нравятся качки и агрессивные парни? — Сажусь я рядом с Харли на диван и заглядываю через плечо на экран ее телефона.

— Может быть, кому-то и нравится. — Пролистывает она страницу с фильмами.

— А тебе? — почти шепчу ей на ухо и замечаю, как по ее шее пробегают мурашки. Мне нравится осознавать, что я действую на Харли так же, как и она на меня.

— Мне кажется мой ответ по отношению американского футбола вполне отвечают на второй твой вопрос.

— Значит, не нравятся?

— По крайней мере, если бы я однажды решила посмотреть канал спорт, то предпочла бы большой теннис.

Теперь морщусь я.

— Теннис? Что в нем интересного?

— Ну хотя бы короткие женские юбки и стоны. Разве парням такое не нравится? — возвращает она мне мой же вопрос.

— А смысл этих стонов?

— Ну не знаю, — пожимает она плечами, а после смотрит на меня, — думаю, у меня б получилось стать теннисисткой.

— Потому что на тебе бы потрясно смотрелась юбка и ты стонешь, как суперзвезда из порно? — предполагая ее ответ.

— Бинго, ковбой! Ну что, «Форсаж»? — Харли включает видео, и на экране появляется эмблема киностудии.

Мы устраиваемся на диване с ногами, молча приступая к просмотру фильма, и уже через какие-то полчаса Харлин засыпает на моем плече. Смотреть на эту сладкую стерву равносильно засунуть свой член между дверью и проемом. Девушка напоминает милого ангела, но стоит ей улыбнуться, как на свет покажутся два острых клыка, а за ними зубы голодной пираньи, и если ты остался еще жив, то тебя встретят челюсти акулы.

Харлин Квин — кара небес за непослушание. Грязный Санта дарит мальчикам таких девочек в назидание.

Харлин, будто ощутив мое пристальное внимание, начинает двигаться. Я не дышу, боясь разбудить. Мне чертовски не хочется, чтоб она уходила. Девушка еще ближе прижимается ко мне, обнимая меня, словно подушку и трется щекой о грудь. Вероятно, Харли и впрямь считает меня подушкой или своим плюшевым медведем. Но когда ее нога скользит по моей, и низ футболки задирается выше, мой пульс учащается, а член вновь реагирует.