Река её жизни (СИ) - Ручей Елена
Привели в дом, в котором располагалась комендатура и заперли.
— Шура, что же будет то теперь? — голос Тони дрожал.
— Эх, Тонька, ну что же ты вылезла то? Не видела что ли, что меня полицай остановил? — Шурка тоже была напугана, но ещё больше злилась, что подружка так глупо попалась.
— Я думала, что у тебя молоко берут, хотела своё тоже предложить…
— Предложила? — Сашка посмотрела на злосчастное молоко, которое теперь стояло рядом и мозолило глаза. — Ну что, давай хоть сами его выпьем, чтоб не пропало.
Шурка открыла банку и с наслаждением отхлебнула. Тоня, глядя на неё, открыла свою.
Молоко выпили, немного успокоились и задремали.
От внезапного шума за стеной резко проснулись, стали прислушиваться. Говорили на финском. Девочки научились понимать отдельные слова, но беглую речь разобрать не могли.
Вдруг дверь открылась, вошли полицаи и потащили упирающихся испуганных девчонок в соседнее помещение.
Там стоял большой стол. Шурку подтолкнули к нему, повалили на живот и задрали платье. Затем, один из них взял розги, размахнулся и, со всего маху, ударил.
Сашка взвыла. Боль была такая, что, казалось, прикладывают раскалённое железо, а потом, вместе с кожей отдирают. Удары сыпались снова и снова.
Тоня с ужасом наблюдала, ожидая своей участи. Сашку стащили со стола и толкнули туда, дрожащую от страха подругу. Каждой дали по пять розг. На ломаном русском предупредили, чтобы больше их, на запрещённой территории, не видели и отпустили.
Девчонки еле ковыляли. Разодранная розгами кожа кровила и прилипала к белью, от этого, каждый шаг доставлял мучение.
Шурка шла домой расстроенная: мало того, что попали на полицая, так ещё и с пустыми руками сегодня домой возвращается.
— Шура, ты куда запропала? — мать встретила её у порога. — Я уж испереживалась… Васю к Тоне отправила, думала ты там, а тётя Настя, там, сама места себе не находит.
Увидела Шуркино лицо, испугалась ещё больше.
— Да что ж случилось то? Не молчи же.
— Мамочка, я молоко сама выпила… Нас с Тонькой полицай схватил и запер. А потом нас поролиии. — Сашка, всхлипывая, задрала платьишко, показывая красные рубцы.
Февронья обняла дочь.
— Пойдём. Ляжешь. Помажу тебе ранки…
Принесла мазь, которую готовила сама из цветков зверобоя.
— Дааа, долго ты теперь сидеть не сможешь. — помолчала и продолжила как бы про себя — значит молоко мы теперь менять не сможем.
— Ну, вот ещё! — Фыркнула Шурка — Просто я теперь буду аккуратнее.
Глава 11. Школа выживания
Шёл 1943 год. Люди на оккупированной территории проходили школу выживания.
Это тогда приросла к Саше поговорка: "Голь на выдумки хитра".
И, на самом деле, люди друг от друга учились житейским премудростям: как, не имея муки, испечь хлеб, например. Или, износилась обувь, что делать? Когда нет возможности купить…
Финны были заинтересованы в развитии колхозов и использовали местное население, заставляя работать на них. Николай до войны работал на сушке зерна, был привлечен работать и при финнах.
Саша приходила к нему под видом: "несу покушать брату".
Сама же, подвязывала штанины шаровар внизу так, чтобы плотно прилегали к щиколотке. А в сушилке, украдкой, успевала бросить в шаровары несколько горстей зерна. Шла к тёте Насте. Вместе зерно перемалывали. Заранее заготавливали и сушили мох, затем его растирали и добавляли в муку. Летом собирали и сушили на зиму травы, листья и кору деревьев. Использовали их добавляя в муку, чай, суп. Умели лечить травами.
Вот и сегодня Сашка пришла к подруге. Тётя Настя как раз замешивала тесто. Шурка высыпала зерно в мисочку.
— Тётя Настя, а для моего хлебушка тесто сделаем?
— Шура, мой руки и начни пока перемалывать.
Сашка в ступе перетерла зерно, потом растолкла волокна мха, и сушеную крапиву.
— Шура, у меня сыворотка осталась, замеси на ней.
Девочка старательно замешивала тесто, предвкушая как придёт домой со своим хлебушком.
— Тоня, а ты пока почитай нам вслух про Чука и Гека. — попросила подругу.
— Я её уже читала. — девочке не хотелось перечитывать повторно.
— Ты читала, а я — нет. Видишь же: мы заняты… Ну почитай, чего тебе стоит? — канючила Сашка.
— Лааадно. Слушайте. — Тоня уселась поудобнее с книгой у окна, а её мама с Шуркой хлопотали возле печи.
На кухне витал манящий аромат. Когда хлеб был готов, Сашка засобиралась домой.
— Тёть Настя, а завтра поможете мне платье кроить?
— Хорошо, Шура, приходи, только не рано. Я с утра занята буду.
— Тогда ближе к обеду приду, хорошо? Спасибо, что помогли хлеб испечь, пойду маму порадую! — проговорила Сашка, выбегая на улицу.
Мать дома сидела за прялкой: купленные в начале войны ягнята, выросли, и уже дважды давали приплод. Теперь в семье Саши была шерсть и, иногда, мясо.
— Мам, мы сегодня с хлебом! — Положила на стол тёплый каравай.
— Опять у Красоткиных была? Тётя Настя там не устала от тебя?
— Что ты, мама, она сама всегда зовёт. Я и на завтра уже договорилась: ты мне разрешила отрез взять на платье, так я у неё и раскрою.
— Я думала, мы завтра с тобой лён подёргаем…
— Так давай, с утра — лён, а потом, как справимся, я к тёте Насте схожу?
— Да. Я с утра и собиралась… Обувь износилась. Ходила к мастеру, сказал что возьмётся к осени ботинки из кожи пошить, а мы потом льном верх надвяжем.
Летом ходили в лаптях. Тимофеевна, древняя старушка, что жила в Низовье, была мастерицей. До войны плела корзины, короба и другую хозяйственную утварь. А сейчас плела лапти. Кто хотел научиться — не отказывала, помогала. А ей приносили кто что мог, из еды. Так и жили сообща.
В первый год оккупации Февронье с детьми тяжко пришлось: огорода не было, картошки не запасли. Скотины тоже не было. Выкручивались как могли: Сашка молоко меняла, да от солдат кашу иногда приносила, а Василий нанимался пахать. До войны лошадей многие держали. Сейчас меньше, но соблюдая очерёдность в сезон успевали всю землю перепахать. Мужских рук не хватало, вот и нанимали за харчи. Кому дрова колоть, кому косить, кому что-то починить.
Следующей весной, после начала войны, Февронья присмотрела заброшенные огороды. Перекопали и посадили картошку, свеклу, морковь и даже капусту. Осенью заквасят её в бочке, будет чем щи зимой заправлять.
Телочка, взятая в начале войны, подросла, и в феврале мать договорилась в колхозе с ветеринаром, чтобы её осеменили. Теперь к декабрю ждали отёла, а там и своё молоко будет…
Утром Сашка не залёживалась, привыкла рано вставать. Зато, поможет матери со скотиной управиться и ещё весь день впереди свободен.
Весной посеяли лён. Пришла пора его заготовить.
Утром с порядней управились и пошли с матерью на огород.
— Мам, а почему лён надо с корнем дёргать? Почему косой или серпом не скосить? Быстрее же будет. — Сашка грызла дудку, сорванную по пути и пыталась осмыслить технологию изготовления нитей из льна.
— Косой ты укорачиваешь стебель. А нам надо, его как можно более длинный для нитей оставить.
— Понятно. А что потом? Выдергаем его сегодня, а дальше что?
— Оставим в поле на земле. Его дождём будет поливать, потом солнцем сушить. Недели три полежит, размокнет, размякнет, а потом соберём и домой привезём.
— А потом? — всё допытывалась Сашка.
— Потом — суп с котом. Давай уже делом заниматься, пока дождь не пошёл, а то вымокнем. — Февронья с беспокойством поглядывала на наползающие тучи.
Саша глянула на небо: было солнечно, но со стороны Яг ручья надвигалась явно дождевая туча. А здесь и укрыться негде.
Прикусила язык и сосредоточенно принялась за работу. Собирали растения в небольшие пучки, выдёргивали, связывали и укладывали рядками, чтобы потом удобнее было их переворачивать.
Наконец справились и с наслаждением разогнули спины. Перед дождём парило. Сашка вспотела, а кофту не снять: оводы дождь почуяли, оживились, роем вьются над ними.