Наталья Нестерова - Кошки-мышки
Назар мне очень нравился, меня влекло к нему, ожидала следующей встречи, заготавливала мысли, продумывала наряд, макияж, прическу. И при этом не считала, что веду себя порочно или недозволенно. Мы ведь даже дежурных поцелуйчиков в воздух или в щечку при встрече-прощании себе не позволяли. А нынче все мало-мальски знакомые только и лобызаются.
Первый удар обрушился в самый интимный момент — нашей близости, моей рутинной ночной близости с Максимом. Я представила (нечаянно, подсознательно), что на месте мужа — Назар. И получила громадное чувственное ускорение. Будто все мои ощущения какой-то неведомой силой удесятерили.
Кто был виновником небывалого чувственного взрыва, я осознала, когда все кончилось. И пережила всплеск вины, раскаяния, ужаса. Напрочь забыла, что говорила мужу, когда мы только ступили на тропу амурных утех:
— Ерунду пишут в книжках, будто женщину после акта любви требуется приголубить, обнять и тэ пэ. Если акт удался, то ее следует оставить в покое. Мне хочется наслаждаться послевкусием, парить на своем облачке в сладком одиночестве. И твои объятия мне сейчас… Нет, не то чтобы совсем противны… Но — мимо кассы. Если женщина ничего не получила от близости, тогда — конечно, хоть поцелуй ее за терпение.
Хочу подчеркнуть: мои ощущения, пристрастия и заморочки — только мои. Это не пропись правил сексуальных отношений. Каждой женщине — свое. Я пишу о собственной жизни. Найдете время — пишите о своей.
Возвращаюсь к темной ночи, когда я, потная, взмыленная, с прерывистым дыханием и легкой судорогой в ногах, перекатилась по постели на сторону мужа, обняла его за шею, прилипла к груди, заикаясь твердила:
— Ты у меня! Ты у меня! Единственный. Только ты! Мне с тобой! Только с тобой хорошо…
— Д-е-л-а, — медленно, нараспев проговорил Максим. — Конечно, я у тебя единственный. Но если сейчас не ослабишь хватку, то задушишь единственного, — последнее слово Макс произнес, почему-то хмыкнув. — Расслабься. Вот так, хорошо. Слезы? Ты плачешь? Лида, скажи мне откровенно, только откровенно! Почему ты плачешь? Очень важно, чтобы ты сказала правду.
Возможно, существуют женщины, которые способны в подобную минуту признаться, что видели на месте мужа коллегу по работе, соседа, друга детства пропойцу-бомжа, президента Америки или рок-звезду, Буратино или Чебурашку, Фауста или Гёте, кентавра или Конька-Горбунка. Не исключено, что потом, погрузившись в дебри доморощенно психоанализа, обменявшись эротическими бреднями, супруги обретут новую степень взаимопонимания. Пусть живут долго и счастливо, копаясь во взаимных фантазиях.
Говорю только о себе. Плохо ли, хорошо ли, но к числу откровенных до стеклянной прозрачности женщин я не принадлежу. Сказать любимому мужу, что ты не способен меня удовлетворить, как Вася, сантехник, или Пал Палыч, начальник? Извините!
Никаких сантехников и начальников не имелось. Только Назар. Все равно это будет удар — удар по самой уязвимой точке мужского самолюбия.
Калечить родного мужа из-за собственной прихоти (или похоти)? Нет, уж лучше выкрутиться с помощью вранья.
— Лида, говори! — шептал мне в ухо Максим. — Пожалуйста, говори!
Слезы высохли. Решение не признаваться окаменело.
— Уй! — отстранилась я, воткнула палец в ухо и потрясла. — Не щекотись!
Далее нужно было сказать что-нибудь смешное. Для разрядки. Мы с Максимом всегда сбиваем пафос момента юмором и шуткой.
Когда он предложил мне выйти за него замуж, то написал шутливый «брачный договор». Читала его и хохотала, и плакала от счастья. Но когда пришел Максим, притворно официально, нехотя сказала:
— Поскольку на большинство вопросов ответ «да», вынуждена принять ваше предложение.
— Да здравствует статистика! — подхватил меня Максим.
Кружил по комнате. При этом не исключено, что догадывался: мое «да» созрело через месяц после нашего первого общения и далее принялось расти ударными темпами.
А может, не ведал, не догадывался. Не знаю. Теперь я ничего не знаю. Мы с Максимом откровенны, но не до изнанки. Трудно пояснить.
Представьте себя деревом. У вас есть ствол, ветви, веточки и листья. Посторонние люди срывают листья (общаются), видят ветви, то есть складывают о вас мнение. Но под землей дерево имеет не меньшую систему, чем над почвой. Заглянуть в темноту мы пускаем немногих. Кто-то оголяет свои корешки быстро и с радостью. Майка, например. Ее мужики вырывают с корнем, сажают в горшок и через некоторое время забывают поливать — лень, надоело, прискучило.
Максим знал мои корни, но не все, как выяснилось. Боковые побеги ускользнули от его внимания. И теперь мне нужно срочно брякнуть что-нибудь веселое и остроумное. Чувствую: Макс напрягся, мышцы стальные, голос звучит ровно и ласково, но усилия к нейтральности тона прикладывает, как чует мой тренированный на его интонации слух. Что-то заподозрил. Хотя, объективно, мог бы гордиться, доведя супругу до визга экстаза.
Итак, соврать быстро, достоверно и трепетно. На помощь приходит давний детский страх — боязнь маминой смерти.
Слезы (уж теперь не разобрать, по какой причине, скорее — по совокупности причин) потекли легко, вновь и благостно.
— Максинька! — хлюпала я. — Представила, что ты умер… И у нас в последний раз… Больше никогда… и чтобы запомнить… О, мой ненаглядный!
— Что ж, — сказал Максим и погладил меня по голове, — вполне убедительно. Только не рассказывай, как мысленно хоронила маму, а следом мужа.
Взял меня двумя руками за плечи и отложил в сторону — голова пришлась точно на подушку. В этом было что-то напоминающее перекладывание ненужной вещи. Но сил анализировать жесты Максима у меня не имелось.
— Спи, а я — водички попить. — Он встал с кровати.
— Проверь Гошку, укрой, если одеяло сбросил.
— Конечно. Спи.
И я быстро уснула. С сознанием отпущения грехов. Самоотпущения. Главное ведь себя оправдать, а до Бога далеко, и некогда ему на всякую мелочь разбрасываться.
Глава третья
За двумя зайцами
Выяснение отношений с Назаром я спровоцировала сама, хоть и не планировала. Подслушала болтовню двух молоденьких сотрудниц — в туалете. Где еще, как не в сортирной кабинке, получишь интересную информацию.
Девушки мыли руки и прихорашивались перед зеркалом.
— Нашей Леди сегодня после обеда не будет. — (Это обо мне.) — У нее встреча с Кауном.
— Как думаешь, они спят, любовники?
— Вряд ли. Если бы у меня был такой муж, как у Лидии, я обходила бы всех мужиков большой стороной.
— Но и Каун классный мужик.
