Люсьен Гольдберг - Скандалы
– Ты что, в самом деле так в него врезалась? – спокойно осведомилась Кик. – Может, теперь, когда его нет, дела пойдут на лад?
Бэби испустила вопль почище, чем роженица.
– Только не говори, что он совсем ушел, – застонала она. – Я хочу его. Я не могу жить без него. – Она прислонилась к изголовью. – Я потеряла не только его, но и надежду получить колонку Лолли.
Вот это-то я и хотела услышать, подумала Кик. Она не спеша стянула кроссовки. Впереди долгая ночь.
Бэби рассказала о договоре, заключенном с издателем. Если ей удастся уговорить Марию Лопес, девушку по вызову, имидж которой создала пресса, вернуться в Нью-Йорк и выложить свою историю, она может рассчитывать на колонку Лолли. А это, сказала она, ей нужно больше жизни.
Лопес спрятал где-то колумнист из „Лондон Газетт", Абнер Хун. Бэби должна была, прилетев в Лондон, связаться с Хуном и так запудрить ему мозги, чтобы он сказал, где эта девушка, а уж потом она вытянула бы из нее все.
– А как ты объяснила Хуну свое появление в Лондоне? – невинно спросила Кик.
– О, тут-то я сработала очень умно, – приободрилась Бэби. – Я сказала ему, что мой издатель хочет дать о нем большой материал, а поскольку мы знаем друг друга – у нас с ним были прежде кое-какие дела, – я приехала взять у него интервью.
– И он купился на это?
– Еще как купился! – развеселилась она. – Я думала, что у него оргазм, когда позвонила. Он хотел скорее повидаться со мной, просил встретиться с ним в пабе „Эль Вино", где собирается вся публика с Флит-стрит. Ну и болото!
Кик представила себе это местечко: ровный гул голосов, пьющая толпа, для которой „Эль Вино" – второй дом, все было как и всегда, – но лишь до появления Бэби Байер. Свора хмельных ищеек, уже не способных поднять глаз выше ободка стакана с виски, оцепенела, когда ввалился Абнер Хун со светловолосой американской репортершей, повисшей у него на руке.
– Они все сразу же полюбили меня, – вздохнула Бэби, перепачкавшая косметикой и губной помадой льняную наволочку. Приподнявшись, она стянула с себя платье, нащупала на полу прозрачный ярко-розовый пеньюар и надела его. Наблюдая за ней, Кик поняла, почему газетчики с Флит-стрит не могли отвести глаз от Бэби.
Бэби обладала редкой способностью привлекать к себе внимание. Даже страдающих тайной педофилией вводило в заблуждение обманчиво ангельское личико Бэби и ее фигурка – не то женская, не то девичья, – и тогда уж дьявольский огонь рвался наружу.
Продолжая рассказывать, Бэби раскинулась на широкой постели.
– Они так и облепили меня, ловя каждое мое слово, – мечтательно, детским голоском проговорила Бэби. – Будто я Генри Киссинджер или кто-то вроде него. Я тебя совсем не знаю, Кик, но ты женщина и можешь понять, каково чувствовать внимание всех мужчин, окружающих тебя.
– Боюсь, у меня нет такого опыта, – сказала Кик. – Должно быть, это забавно.
– Забавно? – возопила Бэби. – Да тебя просто рвут на части! Но посмотрела бы ты, что делалось с Абнером Хуном. Он пыжился, как павлин, мать его, словно я его собственность. Ну, то еще представление.
– Понимаю, – улыбнулась Кик.
– Обычно я сразу вычисляю мужчин и беру их голыми руками, но такие, как Хун, ставят меня в тупик. Если кто и сводит меня с ума, так это бисексуальные педерасты. Я просто не знаю, как к ним подступиться. Но на вторую ночь ситуация в „Эль Вино" вышла у меня из-под контроля. Хун стал всех оттеснять, потому что умирал от желания выложить о себе все для моей так называемой статьи. Он дал мне понять, что мое поведение ему не нравится. И хотя я должна была расположить его к себе, но ничего не могла с собой поделать.
Кик нахмурилась, желая поскорее перейти к делу.
– Он упоминал Марию Лопес? Выпуклые голубые глаза Бэби сузились.
– Нет, черт бы его побрал! Если даже я уделю все внимание только ему, он все равно не станет распространяться. Понимаешь, он считает, что Мария вызывает особый интерес, поскольку в ее записной книжке имена членов королевской семьи и парламентариев.
– А разве это не так? – спросила Кик. Бэби, прикусив губу, уставилась в окно. Потом повернулась к Кик:
– Обещаешь не проболтаться, если я скажу тебе что-то очень важное?
Кик не хотела ничего обещать. Работа с Лолли научила ее тому, что сохранить тайну очень трудно.
– Выкладывай, ты меня заинтриговала.
– Эту Марию представляет один крупный нью-йоркский юрист. Я крутила с ним роман и, желая подыграть ему, написала, что, мол, Мария располагает списком имен весьма известных англичан... ну, чтобы придать вес этой истории. Абнер увидел этот текст, позвонил мне, и я дала ему понять, что все это чистая правда.
– И Абнер по-прежнему верит? – спросила Кик.
– Похоже, что да. Рано или поздно я сознаюсь ему, что это вранье, тогда он потеряет интерес к Марии и отдаст ее мне. Но я так хорошо проводила время, что мне хотелось потянуть с этим. Ведь как только девчонка окажется у меня в руках, уже не будет повода торчать здесь.
– А он не разозлится, что ты наврала ему?
– Без проблем. Я просто скажу, что получила ложную информацию от Ирвинга.
– Ирвинг? Так зовут твоего любовника? – спросила Кик.
– Ирвинг Форбрац, – приосанилась Бэби. – Ты, конечно, слышала о нем.
Кик изобразила притворное восхищение.
– Еще бы! Известная личность.
– Но у нас с ним уже все кончено. Теперь я его ненавижу. Он врал мне.
– Интересно, – мрачно сказала Кик, вспомнив Ниву и подумав о том, как „интересы" Бэби сломали ей жизнь.
– Значит, – подытожила Кик, – ты болталась в этом пабе, вокруг тебя толпились мужчины и ты не обращала никакого внимания на Абнера? А что же было дальше? Он, наверно, распсиховался и ушел?
– О, нет. – Бэби глубоко вздохнула. – Тут появился Пако.
Бэби рассказала о том, что произошло в третий вечер у „Эль Вино". Она уже пообещала себе, что будет обхаживать только Абнера. Она и так потеряла кучу времени, флиртуя со всеми напропалую, и уже начала нервничать, что дело не движется с места. Расположившись за стойкой спиной к ухажерам, она говорила Абнеру, как он блистателен. Вдруг она заметила в дверях того высокого смуглого мужчину, о котором грезила всю жизнь. Окружающие перешептывались. Женщины заметно нервничали. Блистательный Пако появился в „Эль Вино" весь в черной коже, и каждый видел, как играют его итальянские гормоны и раздуваются ноздри гордого римского носа, словно чуя в этой удушливой атмосфере аромат приключений.
Заказав порцию джина и поднеся стакан к припухшим губам, Пако успел заметить Бэби Байер.
Когда глаза их встретились, оба застыли. Бэби почувствовала, как по внутренней поверхности бедер прошла дрожь. Горло сжал спазм, и она слегка приоткрыла губы. Абнер стоял спиной к Пако, настолько увлеченный монологом, что даже не заметил происходящего. Он предположил, что восторг на лице Бэби вызван его рассказом.
