Мэри Патни - Что осталось за кадром
- Это излюбленное место для размышлений. Как ты смотришь на то, чтобы передохнуть здесь, и ты расскажешь, что тебя беспокоит?
Она села на камень и, подтянув одно колено, обхватила его руками. Что именно сказать? И насколько откровенной она может быть с Томом?
- Меня очень тревожит состояние моего мужа Кензи.
Она замолчала, и Том негромко спросил:
- А в чем дело?
- Забудь то, что ты видел на экране. В реальной жизни он тихий, исключительно талантливый человек, добрый и очень замкнутый. Когда мы снимали наш фильм в Англии, неожиданно всплыли некоторые факты из его прошлого. Детские годы Кензи настолько ужасны, что даже представить трудно. Теперь эти воспоминания превратились в настоящее наваждение, лишая его возможности вести нормальную жизнь. Ему ненавистна мысль о том, чтобы обратиться к психотерапевту. Он, как от чумы, шарахается от лекарств, даже самых безобидных. Собственно, здесь я могу его понять, вспоминая свою мать. Он просто в агонии, Том, и я не знаю, что делать. Что делать? - повторила она, пряча лицо в ладонях.
- Если он не может рассказать никому то, что его мучает… - Том терпеливо ждал, пока она возьмет себя в руки, потом продолжил: - Он может завести своеобразную тетрадь, где опишет свои страдания в хронологическом порядке.
- Дневник? - Она уставилась на него. - Но разве это поможет?
- Исследования показали, что многие люди с успехом пользовались этим средством, - объяснил Том. - Сам акт написания прокладывает дистанцию между автором-Мучеником и инцидентом, который не дает ему покоя.
- У Кензи дислексия, и ему не так-то просто вести подобный дневник.
- Это тот род письма, который не требует соблюдения правил орфографии и доступен любому. Те вопросы, которые погребены в глубинах души, нужно по возможности вытащить на свет божий и описать со всей честностью. - Он нахмурился и постарался объяснить: - Слова - способ установить контроль над прошлым. Некоторые люди потом сжигают написанное. Это еще одно средство освободиться от боли, очень хорошо помогает.
- Ты когда-нибудь прибегал к этому методу?
Он кивнул.
- Я был страшно зол, когда мой отец выгнал меня из дома и сказал мне, что я больше ему не сын. Пройдя психологический семинар в Сан-Франциско, я решил, что стоит попробовать этот метод. К моему удивлению, это помогло. Я нашел в себе силы посочувствовать отцу, который разрывался между своими понятиями о воспитании и любовью к единственному сыну. И главное, я смог освободиться от злости и продолжить жить.
- Другими словами, искреннее признание полезно для души, даже если оно изложено на бумаге? Пожалуй, это можно предложить Кензи. Вероятно, он сумеет написать то, что не в силах сказать вслух.
- Как он проводит время? - поинтересовался Том. - Если он пребывает в депрессии и не в состоянии делать ничего, кроме как размышлять, это может иметь нежелательные последствия.
- Он строит лабиринт, надеясь, что это отвлечет его от неприятных мыслей. - Она старалась вспомнить, что он говорил. - Это классический лабиринт, состоящий из одиннадцати кругов, точно такой же, как на полу того собора, куда водила меня Кейт.
- Лабиринт? Интересно. Он инстинктивно выбрал правильное занятие, - задумчиво отвечал Том. - В средние века верующие, которые не могли совершить паломничество в Святую Землю, на коленях проползали по лабиринту, расположенному в соборе. За нашей церковью в саду тоже есть лабиринт. Он обладает сильным медитативным эффектом. Путь к Богу и к душевному здоровью.
- Но сначала необходимо выявить эту боль.
- Лабиринт может помочь и с этим. Хождение по нему по направлению к центру - это путь внутрь себя. Нужно вытащить на свет божий всю ту муть, что не дает человеку покоя. Центр приносит очищение, а само путешествие символизирует интеграцию. Люди, которые проходили этот путь, пребывая в сильном стрессе, рассказывали о невероятной эмоциональной встряске.
- Кензи надеется, что лабиринт принесет ему облегчение, как было в Англии.
- Может быть, и принесет. Но стоит попробовать и дневник. Мне кажется, это тот метод, который как нельзя лучше подойдет ему. - Он посмотрел на нее. - Будь рядом с ним, Рейни. Сильные методы воздействия освобождают опасные эмоции. Некоторые доктора двадцать четыре часа носят специальный прибор, чтобы пациент, который делает записи, мог обратиться за помощью в любое время, если изложение мучительных переживаний вызовет нежелательную реакцию.
- Другими словами - «не оставляйте детей одних дома». - Она встала, чувствуя себя лучше от сознания, что может предложить Кензи конкретную помощь. - Спасибо тебе, Том. Я дам знать, если у Кензи получится.
Том тоже встал, защищая ее своим телом от ветра.
- Он и впредь намерен оставаться твоим мужем?
- Надеюсь.
Только надежда и осталась на дне ящика Пандоры.
Кензи выложил каменной плиткой последнюю дугу, закручивающуюся в розетку в центре лабиринта. Его посетила странная мысль, что земля принимает камень, потому что то, что он сотворил в пустыне, - пример естественной гармонии.
Каждый мускул его тела испытывал напряжение после нескольких часов стояния на коленях. Кензи встал, растирая затекшие мышцы, мысленно готовя себя к проверке своего создания.
Он встал у входа в лабиринт, окидывая взглядом творение своих рук. Одиннадцать кругов закручивались в тугую спираль. Как в жизни порой кажется, что еще немного - и ты близок к цели, так и здесь - тропа, казалось, приближалась к центру, а на самом деле делала следующий виток. Этот путь требует внимания и сосредоточенности.
Глубоко вздохнув, он расправил мышцы и сделал первый шаг по тропинке, которую выложил своим трудом и потом. Три шага - и тропа резко сворачивала влево.
Он никогда не верил в Бога. Его детство не включало религиозного воспитания, а позже он решил, что если бы Бог существовал, вряд ли он допустил бы все то зло, что каждый день происходит в мире. Если верить, что Бог сотворил мир, то затем он, видимо, покинул человечество для более интересных дел.
Лабиринт преследует земные цели. Кто не знает, что наши мысли способны перепрыгивать с предмета на предмет? Движение по спирали лабиринта способно поглощать беспокойную энергию, позволяя сознанию прийти в медитативное состояние.
Но вместо спокойствия его эмоции становились все интенсивнее. Слова Теннисона эхом раздавались в голове:
Бей, бей, бей
В берега, многошумный прибой.
Я хочу говорить о печали своей,
Неспокойное море, с тобой.
Хотя его язык не мог выговорить их, эмоции полыхали пламенем, притупляя реальность. Отчаяние. Горе. И больше всего гнев. Ярость к тому сутенеру, который сотворил такое с несчастной Мэгги Маккензи и потом втянул в порок ее сына. Гнев к незнакомым мужчинам, которые, развлекаясь с ним, утешали себя ложью - верой, будто ребенок по собственному желанию торгует своим телом. Ненависть к тем, кто понимал, как обстоит дело в действительности, и все-таки наслаждался, видя детскую боль.
