Иосиф Гольман - Игры для мужчин среднего возраста
Так жалостно сказал, что я сразу согласился. Моей доли, если честно, здесь вообще нет.
А Самурай за эту зеленую кучу был готов на что угодно. И не для себя же просит, в конце концов.
– Ты согласен отказаться, Док? – спросил он, почувствовав мое настроение.
– Легко, – сказал я. – За бутылку пива. Только холодненького и немедленно.
А что, неплохо сказано. Есть у меня парочка знакомых олигархов. Ну, почти олигархов. Очень состоятельных людей. Однако ни один из них не отведал пивка за пол-лимона баксов.
– Один момент! – радостно отозвался Самурай.
– Я не согласен, – сказал Береславский. – Док не должен отказываться. Мы ведь рисковали вместе.
– Док – взрослый мальчик, – мягко сказал Самурай.
– Тогда поделим его долю, – ответил профессор.
Ну, дела. Начинался и в самом деле гангстерский фильм.
– Ефим, – тихо сказал враз погрустневший Самурай. – Ты же знаешь, мне очень нужны эти деньги. И не только Дока. Мне все нужны. Вся эта куча. Для тебя она ничего принципиально не решает. Для меня это – вопрос жизни и смерти.
– Твоей жизни и смерти? – уточнил Береславский.
– Моего народа, – сказал Самурай.
– Тебе лично – дам. И то тысяч сто, не больше. Народу – не дам ни хрена. Народ – понятие собирательное. Состоит из людей. А люди должны сами себе зарабатывать. Ты же знаешь мою позицию.
– Это окончательное решение? – спросил наш пламенный чукча.
– Окончательнее не бывает, – подвел итог Береславский.
– Тогда забери себе все, – сказал Самурай.
– Не вопрос, – ответил профессор, покидал в чемодан деньги, вновь прикрыл пленкой и закрыл кейс на оба замка. – Док, может, передумаешь? – спросил он меня.
– Не-а, – ответил я. Слава богу, не начали друг другу глотки резать. Я даже не знал, на чьей я стороне: и один прав, и второй тоже.
– У твоей семьи пятьсот тысяч – лишние? – не отставал от меня Береславский.
Вот же привязался!
– Может, и не лишние, – ответил я. – Но моя доля уже продана Самураю за бутылку пива. Которую он почему-то до сих пор не принес.
– Сейчас принесу, – ответил Самурай.
Вот, собственно, и все наши вечерние разборки.
Никто никого из-за найденных сокровищ не прирезал. Но настроение они испортили всем троим.
А еще через час ко мне притащился Самурай. И в намеченное на завтра долгожданное океанское плавание мне теперь совсем уже не хочется.
Глава 40
Владивосток, море, 13 августа
Змеиный остров сокровищ
Вода была зеленоватая, катерок был бело-серый, небо было серо-голубое – спокойная такая цветовая гамма. Правда, оживленная вкраплениями сине-желтых пробежных курток. Их обладатели скопились в основном на корме, разглядывая отдаляющийся берег и белый пенистый бурунчик за корабликом.
«А не такой уж он и маленький», – подумал о катере Береславский. Профессор уже успел слазить суденышку в брюхо, где оказалось достаточно просторно и даже комфортно. Не так, конечно, как на морской яхте его знакомого, на которой они почти неделю шлялись по Средиземноморью, однако вполне достойно.
Вдоль стен стояли старые автобусные сиденья – кожзам обшарпанный, но чистый, – а из маленьких иллюминаторов даже пробивался какой-никакой свет.
Происхождение катера уже было в деталях разъяснено шкипером, Александром Веденьевичем. Посудина чуть не полвека состояла на службе во вспомогательном флоте и при нужде могла взять на борт до пятидесяти морпехов с вооружением. Профессор никак не мог себе представить, как бы они тут разместились, но не верить добрейшему Александру Веденьевичу было невозможно – слишком уж честными были немного выцветшие, но по-прежнему наивно-голубые глаза заслуженного пахаря моря.
Кораблик списали на металлолом за ветхостью. Этот металлолом и выкупил старый моряк, не желавший расставаться с кораблем всей своей жизни.
Да, это не было преувеличением: Соколов пришел на новенький борт юнгой, потом служил на нем срочную, потом – сверхсрочную и, наконец, когда все мыслимые и немыслимые сроки были выслужены, – вольнонаемным. Ну и как после этого было допустить, чтобы родное судно, каждый сантиметр которого тебе знаком на ощупь, и вдруг пошло под автогенный нож?
Это было бы нечестно по отношению к другу, которому не раз был обязан жизнью: хоть каботажное плавание – не кругосветное путешествие, но океан есть океан.
Да и экономически такая преждевременная эвтаназия тоже была бы неоправданной. Российское кораблестроение всегда отличалось надежностью своей продукции. Прошедшие полвека не сделали плавание на этом дите 50-х более опасным. А дизелек хоть и не обладал особым проворством и экономичностью, зато не отказывал в опасный момент. Да и в неопасный заводился с полоборота.
Нет, такую посудину грех списывать в утиль. И старый боцман поначалу просто спасал спутника своей жизни. А потом понял, что спутник-то благодарный. Пятьдесят лет кормил, и дальше продолжает.
Зажиточный народ начал активно приобщаться к дайвингу, а у Александра Веденьевича все удовольствия в одном флаконе. И посудина, и оборудование, и знание акватории отменное, и водолазного опыта столько, сколько у троих инструкторов сразу не будет.
Короче, все сегодня нравилось Ефиму Аркадьевичу. Единственное неудобство – он не выпускал из рук пузатый кейс, который был не только объемным, но и тяжелым. Везде таскался с ним. Разве что в гальюн не потащил.
И то только потому, что и без кейса еле в него втиснулся: видно, у морпехов, на которых рассчитывался катер, даже с амуницией размеры были поскромнее, чем у невооруженного профессора.
Безотрывное ношение кейса, упаси бог, не было выражением недоверия к товарищам. Просто свалившиеся на голову деньги сильно и постоянно радовали алчного профессора, и ему было приятно ощущать их тяжесть. И наоборот – неприятно не ощущать, когда он выпускал кейс из рук. Уже как будто чего-то не хватало.
«Не чего-то, – поправил на этом размышлении сам себя Ефим Аркадьевич. – А почти полутора миллионов американских долларов». Уж они-то компенсируют все неудобства.Впрочем, и эти неудобства ненадолго: на завтрашнее утро запланирован ряд встреч, во время которых чемодан сначала полегчает, а потом и вовсе опустеет. И в самом деле, не тащиться же через аэродромный контроль с таким багажом.
А чего с ними делать в Москве, он уже в основном – примерно на лимон – придумал. Остальное додумает в девятичасовом полете: все равно делать нечего, а мысли о том, как потратить дурные деньги, – это точно приятные мысли.
«Все время бы такие проблемы», – расслабленно подумал миллионер-профессор. Особо приятно было представлять удивленную Сашкину рожу, когда компаньон узнает, что платить за аренду офиса больше не надо. И в самом деле, кто ж сам себе платит за аренду?
