Ирина Степановская - Вслед за Ремарком
– Я ведь хотела, чтобы было лучше ему…
– А нечего лезть, куда не просят! – зло объявила Пульсатилла.
– Почему «не просят»? У нас и сам Кирилл, и свекровь – все были «за», чтобы я не работала, занималась хозяйством…
– Свекровь-то понятно – ей меньше хлопот… – усмехнулась Татьяна. – А мужики… да разве можно их слушать? Я убедилась, что нельзя! Надо жить так, как хочется! И чтобы никому не позволять наступать себе на мозоли!
– Ты это давно ли поняла? – Нина налила себе еще чаю. – Помню я, как ты колбасилась со своими сетками, авоськами, кастрюлями; в шесть утра уже вывешивала постиранное белье, в семь кормила завтраком мужа, в восемь тащила в детский садик детей, в половине девятого бежала ко второму уроку сама и плакала, когда в расписание ставили литературу первой! Ты сама-то это помнишь?
– Вот потому я такая и злая, что помню! – сощурила светлые глаза Пульсатилла. – И приезжает тут эта… его жена… «Ах, я давно хотела побывать в вашей столице!»
Нина внимательно посмотрела на подругу. У той слезы стояли в глазах, нос покраснел, волосы распушились вокруг головы одуванчиковым ореолом.
– Ну, поехали мы ее встречать. Он сам попросил. Ему со мной удобно – не заблудишься. Привозит, знакомит. Ведь только два часа назад лежал со мной в постели! «Таня, познакомьтесь, это моя жена!» Протягивает она мне ручонку. У моей младшей девочки толще. Сама ростом метр с кепкой, в беленькой курточке; худенькая, как мальчик; шейка – двумя пальцами можно пережать. Стрижечка, правда, хорошенькая, модненькая, «под горшок» когда-то у нас называлась. Поверь, смотреть больше не на что! А Шарль улыбается, за плечи ее обнял, поцеловал. «Как дела, дорогая?» – спрашивает… А она ему в ответ тоже с улыбочкой: «Дорогой, у меня так мало времени! Я сейчас хочу поехать в Третьяковскую галерею, а на вечер ты купи билеты в Большой театр! Пока же можешь свободно заниматься своими делами!» И ручонкой стала махать: «Такси, такси!» Будто здесь Париж.
Нина фыркнула.
– Представляешь, твой бы Кирилл приехал из командировки, а ты бы его погнала в Большой театр?
– Он бы подумал, что я сумасшедшая…
Таня вздохнула:
– Вот то-то и оно. Но слушай дальше. Мне мой и говорит…
– Какой же он твой? Он же французский, – удивилась Нина.
– В том и беда, что у нас все мужики через два дня становятся «наши». А иногда и сразу, как с ними переспим. И начинается: «Ты поел?», «Ты поспал?», «Как ты себя чувствуешь? Голова не болит? Выпей таблеточку!»
Подруги помолчали.
– И попробуй потом оторви от сердца этого человека, если заботился о нем больше, чем о себе. Тут собаку бродячую два дня покормишь – и все! Считай – твоя!
Нина вспомнила о коричневой собачонке, живущей во дворе автошколы, и о том, что она не кормила ее уже несколько дней.
– Про собаку ты точно подметила.
– Ну вот, француженка испарилась, а Шарль мне и говорит с таким видом, будто он по меньшей мере хочет устроить заговор: «Таня, пока моя жена будет в музее, вы не поможете мне в одном секретном деле?» Я улыбаюсь, говорю: «Охотно!» – а сама думаю, что он для того, чтобы исправить неприятное впечатление, произведенное приездом жены, хочет пригласить меня куда-нибудь: или перекусить, или, быть может, даже на его конспиративную квартиру… Судя по всему, жене он забронировал номер в гостинице. Ну а мне ведь только ласковое слово и нужно: скажи он мне, что жена – это так, для проформы, но что на самом деле он любит меня, так мне этого бы и хватило, чтобы ждать его всю оставшуюся жизнь. Не тут-то было! Он пригласил меня в магазин: помочь выбрать для супруги подарок. Так сказать, сюрприз! Ладно. Едем мы в магазин, я ему даю деловые советы, будто я секретарша на зарплате, а сама думаю: «Ну хоть мне-то какой-нибудь пустячок на память обломится?»
– Обломился? – спросила Нина, хотя уже подозревала развязку.
– Как бы не так! У них, у французов, все добровольно, полная свобода! Хочешь – спи с ним, хочешь – не спи, а подарки никто не принуждает делать.
– Слушай, – сказала Нина, – мне непонятно, за что же ты ополчилась сегодня на Лизу? Ведь если разобраться, ты – любовница женатого Шарля, она – любовница моего мужа Кирилла… Какая между вами разница?
– Очень большая! – покачала своей царственной головой Пульсатилла. – Я на семейные устои не покушаюсь! Мне достаточно только знать, что меня кто-то любит, ну и немножко мне помогает материально, не в ущерб семье. Вот и все! А Лиза хочет захапать то, что ей не принадлежит! Она действует как захватчица, а я сама оказалась жертвой…
– Ну и выбрали вы подарок?
– А как же! Шкатулку из яшмы, инкрустированную золотом и бирюзой. С зеркальцем внутри. Очень красивую. Отдали кучу денег. Выходит его француженка из музея с целой грудой альбомов и уже в кроличьей шапке на стриженой башке, видимо, там внутри умудрилась купить, а муж ей подарочек преподносит. Она развернула, посмотрела, ручками захлопала… Кричит: «Фото! Фото!» Улыбается, довольная. А я внимательно на нее посмотрела: да ведь она просто маленькая обезьянка! Сморщенная, как печеная картошка, и на самом деле уже не очень молодая, просто одевается как девчонка. И он эту обезьянку, значит, любит. А меня, блин, такую раскрасавицу – нет! Ну и сказать мне больше стало нечего…
Нина представила себе московские снега, метель с поземкой, скребущую по плитам тротуара, иностранного вида пару, стоящую на фоне красных стен Третьяковки с кучей сувениров в руках, а напротив – фотографирующую их Пульсатиллу. Высокую, статную, с кипой кудрявых волос, в серо-голубой норковой шапке кокошником, справленной летом на Лужниковском рынке ценой огромных колебаний – стоимость шапки перекрывала расходы на одежду девчонкам в два раза… И ее охватила какая-то дикая, безудержная тоска из-за несправедливости мира, несбыточности счастья, разрушенных надежд. Нина вспомнила себя рядом с Кириллом и представила на своем месте Лизу – молодую и яркую. Ну почему Шарль любит свою жену-обезьянку, а Кирилл ее, Нину, не любит? И Таньку никто не любит. Почему они такие нелюбимые? Она всхлипнула и обняла подругу, прижалась головой к ее широкому плечу, заглянула в глаза:
– А что было дальше?
– Да ничего не было. Они, обнявшись, поехали в театр на такси, а я потопала к метро. Приехала домой – тут ко мне старшенькая со своим сюрпризом. Правда, не со шкатулкой. Она-то мне и поведала, что, чем так жить, лучше идти работать проституткой. И стала демонстративно раскрашивать лицо. Ну, я ей и помогла его раскрасить. А заодно раскрасила и еще одно место. Тут ты позвонила. В общем, как видишь, все счастливы, все довольны. Такова наша жизнь.
– Как же теперь будет с Шарлем?
– Никак. Он мне уже успел позвонить в антракте. Попросил, чтобы я завтра свозила его жену в Коломенское, а то он очень занят.