Барбара Делински - Созданные для любви
обед в посольство Боливии: если ему придется пойти одному, он страшно рассердится. Лиа, ты ведь его знаешь, можешь пойти вместо меня?
Да, Лиа его знала. Дэвид толстый, сильно потеет, без остановки курит сигары и не способен говорить ни о чем, кроме своей работы.
— Нет, Моника, я не могу, у меня другие планы на сегодня. Может, Донна Хантингтон тебя выручит?
Лиа опустила в автомат последнюю монетку и набрала последний номер.
— Здравствуйте, Элин, мне нужна ваша помощь.
— Нет, Лиа, не нужна, вы знаете, что делать.
— Я знаю, что нужно отстраниться и взглянуть на свою жизнь как бы со стороны, беспристрастно, но я оказалась не готова к встрече с Джессом. Такого человека, как он, я еще не встречала, он ни на кого не похож.
— Что ж, Лиа, давно пора. Раньше вы выбирали всяких уродов.
— Они не были уродами.
— Тогда как бы вы их охарактеризовали?
— Как незрелых.
— А еще?
— Эгоцентричных.
— Попытайтесь еще раз. Лиа вздохнула:
— Ну хорошо, пусть будут уроды.
— Так почему же вы их выбирали?
— Не знаю.
—А я думаю, знаете. Вам так хотелось кого-нибудь полюбить, что вы торопились. Вы прислушивались к голосу сердца, а ваш разум бездействовал, иначе бы он вам подсказал, что не стоит спешить с замужеством. Но вам нравилось считать себя влюбленной, ведь это так романтично, и вы побоялись лишиться этой романтики.
— Я и сейчас боюсь.
— Это естественно. Вы совершаете серьезный шаг, но только теперь разум говорит то же, что и сердце. Решайтесь, Лиа, я не могу сделать это за вас. За рулем сидите вы, а не я.
— Но я никудышный водитель.
Элин вздохнула:
—Лиа, меня ждут другие пациенты, которым я необходима. Вам я не нужна.
В трубке раздались короткие гудки. Чувствуя себя покинутой, Лиа повесила трубку. Выйдя из кабинки, она перекинула через плечо ремень сумки и пошла пешком по городским улицам. В считанные минуты ее выпрямленные волосы снова стали виться, затем начал расплываться макияж. На Коннектикут-авеню поймать такси не удалось, и она пошла пешком дальше. Такси попалось Лиа только на площади Дюпона, но к тому времени она уже обливалась потом, поэтому поехала домой и сразу отправилась принимать душ.
После душа, завернувшись в полотенце, она, не включая свет, прошла в спальню. Давно она не чувствовала себя такой одинокой. Вдруг в дверь позвонили. В абсурдной надежде Лиа побеж&та вниз, в мгновение ока преодолела три лестничных пролета и прильнула к дверному глазку. Но запах, проникший под дверь, убил всякую надежду. Лиа даже не удивилась, увидев в глазок жирную физиономию, лоснящуюся от пота, и сигару.
Прислонившись спиной к двери, она осела на пол и обхватила колени руками. Несмотря на жару, ее била дрожь…
…Это была не жара, а холод, вернее, не холод, а приятная прохлада — Лиа чувствовала ее голыми руками и босыми ногами, лежа на боку. Под ней был не твердый мраморный пол вестибюля, а нечто гораздо более податливое. Она открыла глаза и увидела вокруг себя высокую траву и цветы. Полевые цветы.
Она испытала неимоверное облегчение. Значит, это не Вашингтон, а Даунли, не городская духота, а прохладный туман. Не запруженные машинами улицы, а усыпанные хвоей, тропинки. Не площади, по которым слоняются бездомные бродяги, а большой зеленый луг. Не Дэвид, а Джесс.
Джесс.
Она села и отбросила с лица спутанные пышные волосы. Ее кудри естественные, они ей идут; сейчас Лиа пыталась понять, почему она так долго с ними боролась, и не могла найти ни одной веской причины.
Она запрокинула голову и вдохнула воздух, наполняя легкие влажным ароматом луга. Воздух был не просто чистым и свежим, он был целебным, животворным. Повернув голову, она увидела его. Джесс сидел футах в двадцати от нее, над цветами виднелись только его голова и торс, и наблюдал за ней. Лиа, не вставая, поползла к нему, раздвигая руками цветы и ни на секунду не сводя с него глаз. Добравшись до него, она не остановилась, а продолжала ползти до тех пор, пока не обхватила его руками и ногами. Джесс обнял ее и прижал к себе.
— Не знаю, из-за чего я так переживала, — прошептала она. — Я не вернусь туда, я хочу остаться здесь.
Джесс повторил аргумент, который много раз слышал от нее:
—Но у тебя своя жизнь в Вашингтоне.
—Что это за жизнь? Когда-то я окунулась в нее, потому что другой просто не было, а потом не стала ничего менять, потому что так было безопаснее, но это не та жизнь, какой
бы я для себя хотела. — Лиа вспомнила свой сон во всех его удручающих подробностях. Вашингтон ей нравился, но сможет ли она жить там, как прежде? Жить, сознавая, что Джесс
остался в Даунли?
— Здесь было так хорошо, что мне не верится, что все происходит на самом деле.
— Не только было, осталось.
— Знаю, но, реально это или нет, я этого хочу.
Лиа начала чувствовать свои руки. Они обнимали Джесса — крепко, но без отчаяния. Обнимать его было так удобно… и в этом они подходят друг другу, как и во всем остальном.
—Имей в виду, что Даунли — маленький захудалый городишко, — предупредил Джесс.
— Маленький, но не захудалый. Ничего страшного, здесь я чувствую себя спокойно.
Да, в Даунли всем про всех все известно, но это не так уж плохо, люди неравнодушны друг к другу. В Вашингтоне до нее никому нет дела, во всяком случае, в том смысле, в каком бы ей хотелось. В Вашингтоне сплетни больно жалят, а здесь они образуют нечто вроде паутины, связывающей горожан воедино.
— А вдруг тебе станет скучно?
— В городе, где продают кофеварки для приготовления капуччино? Никогда! Да у меня здесь в десять раз больше дел, чем в Вашингтоне. — И Лиа говорила правду. Она отстранилась, чтобы посмотреть на Джесса, полюбоваться любимым лицом, красивым грубоватой мужской красотой, утонуть в глазах, в которых она видела прошлое и будущее, солнечный свет и туман, и волны, разбивающиеся на сверкающие голубые брызги. — Нет, мне никогда не будет здесь скучно.
Она дотронулась кончиками пальцев до его щеки, обвела контуры подбородка, губ и улыбнулась.
Глава 22
Уэнделл Кумбс, нахмурившись, сел на левый край деревянной скамьи. У него ныли кости и настроение было препаршивое. День выдался неудачный, да и неделя, пожалуй, тоже, да и весь месяц, если уж на то пошло. Ему было не по нраву то, что творилось в последнее время в Даунли.
Недовольно ворча, он поставил кружку на колено. В кружке был овощной сок, от кофе Уэнделл отказался.
—Кларенс, — пробурчал он, косясь на правый край скамьи.
Кларенс Харт кивнул:
— Уэвделл.
— Ну сегодня и парит!
