Цветок для хищника (СИ) - Лазаревская Лиза

— Ты не можешь представить, как сильно я благодарна тебе, — успокаивающе прошептала она, отстранившись.

— Мне? — спросила, шмыгнув носом. Я не могла привыкнуть к тому, что делала чью-то жизнь лучше.

— Ты делаешь моего сына счастливым.

Услышав это, я неосознанно отвела взгляд.

— И не делай вид, будто ты не согласна со мной.

— Простите. Просто мне сложно поверить в то, что я могу сделать его счастливым. Не в моём лучше.

— Ох, солнышко, — она присела рядом со мной на корточки и дотронулась до моих коленей, скрывающихся под тканью трикотажных штанов. — Я понимаю, что никакие мои слова не убедят тебя, но просто поверь мне — ты внесла красок в жизнь моего сына. В последние несколько лет всё, чем он занимался — это работа. Я просила Стаса хотя бы частично снять с него груз, но Дамиан всё равно продолжал работать на износ.

— Да, он очень много работает... — согласилась я. — И разве с моим появлением он стал работать меньше?

— Он никогда не перестанет быть трудоголиком. Но с тобой он наконец-то начал наслаждаться жизнью, а не просто проживать её.

Мои щёки охватил жар.

Внезапно я почувствовала стыд.

Все вокруг твердили, что я нужна этому мужчине. И вопреки всем этим словам, я всё равно считала иначе — и не потому, что я не доверяла Дамиану.

Он был потрясающим. Самым внимательным. Самым заботливым. Самым удивительным. Бережным. Отзывчивым. Список мог продолжаться вечно.

Я просто считала, что он достоин большего.

И никто не убедит меня в обратном.

— Полина Леонидовна, я стараюсь об этом не думать... — проглотив ком в горле, всё же начала я. — Возможно, или даже скорее всего, из-за кучи моих травм в будущем я не смогу выносить ребёнка. Вы действительно считаете, что я смогу сделать Дамиана счастливым? Не имея возможности выносить и родить ребёнка?

После моего признания её и без того милосердный взгляд смягчился.

— В этом вся причина?

— Не вся, но одна из.

— Милая, сейчас ведь есть и другие способы, позволяющие стать родителями.

— Я понимаю, только я против суррогатного материнства... Не хочется никого осуждать, это дело каждого, просто отдать ребёнка, которого ты вынашивала... Для меня это почти кощунство.

— Если честно, я говорила не об этом.

— Вы про усыновление...

— Да, именно.

— Не многие мужчины согласятся на подобное.

Полина Леонидовна присела на коричневый кожаный диванчик, стоящий неподалёку от мольберта.

— Конечно. У многих мужчин есть некоторые установки в голове на этот счёт, но это не значит, что они не могут их ломать. Вы можете взять ребёнка из детского дома — и когда на твоих руках будет спать этот маленький малыш, тебе будет совершенно всё равно, вынашивала ты его или нет.

— Мне и так всё равно. Я жила в детском доме и когда-нибудь мне бы очень хотелось подарить малышу всю заботу, на которую я способна, но... это только моё желание. Дамиан не захочет воспитывать чужого ребёнка.

— Ты так считаешь? — задумчиво спросила она, подперев подбородок кулачком.

— Я уверена. Такие мужчины, как он, хотят собственных детей, а не детдомовских. И обрекать его на заботу не только об инвалиде, но и неродном ребёнке... Разве он заслуживает этого?

Женщина тихо усмехнулась.

Она неловко, с ноткой некой тревоги приобняла саму себя.

Я подъехала к ней, потому что внезапно мне захотелось оказаться ближе.

— Знаешь, моему мужу особо не была близка идея усыновления, — спокойно произнесла женщина, переплетая наши пальцы.

Именно это я и имела в виду. Статные, успешные, состоятельные и состоявшиеся мужчины — зачем им брать подкидышей? Безродных, брошенных сироток-бродяжек, коих в нас видели все остальные? Никто не вправе судить их за то, что они бы не взяли чужого ребёнка.

— Станислав Юрьевич не похож на человека, который был бы от этой идеи в восторге, но мне почему-то кажется — если бы вы только попросили, он бы всё сделал для вас.

Полина Леонидовна не отводила от меня взгляда своих зелёных глаз, больше похожих на два изумруда. Было видно, что этот разговор её очень расстраивал — и из-за этого я злилась на саму себя. Но я хотела быть с ней откровенной. Хотела хоть кому-то попытаться объяснить, что именно я чувствую.

— Я могу кое чем поделиться с тобой? — на выдохе спросила женщина. — Тем, что почти никто не знает.

— Конечно.

— Стас действительно был не в восторге от этой идеи... — прошептала она — и мороз прошёлся по моей коже.

К чему она вела?

О чём говорила?

Был не в восторге?

— Но ради меня он пошёл на это.

— Пошёл?.. — переспросила я, не в силах вымолвить больше одного слова.

— Не все наши дети — родные по крови.

Что?

Нет, этого не... Не может быть...

Услышанное не просто повергло меня в шок — я была в ступоре. Не могла говорить. Не могла двигаться. Просто пыталась переваривать вываленную на меня информацию, в которую не могла поверить.

— Вы ведь шутите? — спросила с надеждой. Думала, что, возможно, таким образом она хотела придать мне немного воодушевления, поддержать. Однако по глазам всё было ясно — она говорила абсолютно серьёзно, никаких шуток.

— Нет, милая.

Значит...

Приёмный ребенок? У них был приёмный ребёнок?

Это не могла быть София — потому что они с мамой были похожи как две капли воды, словно Полина Леонидовна сделала свою копию.

Нет, стоп.

Мозг отказывался работать дальше.

Он боялся сделать поспешные выводы.

— Мне жаль, что я вот так вот вываливаю на тебя всю эту информацию, но ты должна знать. Я не могу просто смотреть на то, как ты съедаешь себя.

Огромные глаза блестели — она изо всех сил пыталась держаться, но одинокая слеза всё-таки скатилась по её щеке, оставив после себя влажный, едва заметный след.

— Мне едва исполнилось восемнадцать. Мы со Стасом только поженились, и моя жизнь наконец началась налаживаться после ада, который для меня устраивала моя мама на протяжении долгих лет.

Элина рассказывала, кем была её мама.

Алкоголичка и садистка, которая со свету сживала и Полину Леонидовну, и её отца.

— Дамиану было меньше годика, когда мы забрали его себе. Это была моя инициатива. Моё эгоистичное желание, которое я всё-таки осмелилась озвучить своему мужу. И да, в начале он не был рад, но это решение — лучшее, что мы когда-либо принимали в жизни.

Оцепенение. Я вновь не могла пошевелиться, пока в недрах моего мозга гуляли замешательство, вместе с паникой и потерянностью.

Только что Полина Леонидовна призналась мне в том, что Дамиан — её приёмный сын. Я правильно понимаю? Это всё происходит наяву?

Мне нужно что-то сказать.

Нужно, пока паника не заставила меня задыхаться от нехватки воздуха.

— Мне... Мне казалось, они очень похожи со Станиславом Юрьевичем.

— Они похожи больше, чем ты думаешь — и не только по внешним данным. Стас ведь его отец, — с теплом сказала женщина. — Самый лучший отец, которого только можно было пожелать для всех наших детей. И я гарантирую тебе — мой муж воспитал человека, который никогда не подведёт ни тебя, ни ребёнка, для которого вы когда-нибудь захотите стать домом.

Мой подбородок задрожал, больше не позволяя мне говорить. Потому что хотя бы одно сказанное слово — и слёзы польются градом.

— Позволь ему самому решать, чего он заслуживает. Не разрушай то, что делает вас обоих счастливыми.

Я кивнула, потому что другого ответа у меня не было. Потому что я не хотела расстраивать её после того, как она оголила мне душу. И потому что мои слёзы всё-таки пролились — а голос будто и вовсе пропал.

Время тянулось, как пластилин. Те минуты молчания, которые мы делили сейчас на двоих, казались часами.

— Полина Леонидовна, — наконец, хоть немного придя в себя, пробормотала я.

— Да, милая?

— Спасибо, что поделились со мной этим. Обещаю, ваш секрет умрёт вместе со мной.