Это всё ты (СИ) - Тодорова Елена
В университете Ян почти не появляется. Только на тренировки футбольной команды приезжает. В субботу финальный матч и завершение сезона. Знаю, как для него важна победа. Хоть он сам и не говорит, но от Валика я слышала сплетню, будто Яну по результатам игры, возможно, предложат место в национальной сборной.
– Но… Яну ведь всего девятнадцать... Разве таких молодых приглашают?
– А почему нет? Ты в курсе, что Пеле было семнадцать, когда он участвовал в чемпионате мира? Чем Нечай хуже?
– Да это когда происходило-то, Валь? – отмахиваюсь я.
– Фр-р… Ну уж не в каменном веке.
– Все равно. Тогда тяжелые времена были.
– Да-да, – соглашается Андросов с каким-то пренебрежением.
– Нет, я, конечно, была бы рада за Яна… – выдыхаю после небольшой паузы.
– Но не очень искренне? – усмехается Валик.
– Конечно, искренне! – восклицаю, не задумываясь.
И это правда. Даже если он уедет, и мне придется тосковать по нему месяцами, я свои интересы никогда выше его благополучия не поставлю.
– Валь, как у вас с Мадиной? Все хорошо? – переключаюсь, чтобы уйти от своих тревожных мыслей.
Он, вероятно, неосознанно находит ее взглядом и тут же краснеет. Да от того, как она на него смотрит, смущаюсь даже я.
– Хреново, Юнь, – толкает Андросов, понуро свешивая голову. – Она звонит и зовет к себе, только когда ей скучно.
– А-а… Да? – крякаю я абсолютно растерянно. – А зачем зовет? Ну… Что делаете, когда вместе?
– Ну что делаем, Ю?.. Пф…
Не обращаю внимания, что называет сейчас, как Ян.
– Пишете статьи для блога? – предполагаю неуверенно.
Валик смеется, снова краснеет, но все же выдает шокирующую меня информацию:
– Занимаемся сексом, Ю.
– А-а… Да? – повторяю собственную реакцию. – Ясно.
Начинаю неистово обмахиваться руками. Валя, забавляясь такой реакцией, вновь хохочет. Я не выдерживаю и тоже смеюсь.
И вот знаете, почему-то именно в минуты веселья пригружает сильнее всего. Очень больно внутри становится. И грусть накатывает попросту неподъемная. Словно бетонная плита на грудь сваливается. Украдкой вытираю слезы и радуюсь приходу преподавателя.
Юния Филатова: Ты сегодня появишься?
Ян Нечаев: Не успею. Завтра суд по делу отца, а одна из экспертиз не дала заключение. Торчу в центре полдня. Шороху навел. Вроде засуетились. Но пока адвокат не получит на руки «бумагу», здания не покину.
Юния Филатова: Удачи вам!
Ян Нечаев: Спасибо, зай.
Ян Нечаев: Соскучился, пиздец.
Юния Филатова: Я тоже!
Ян Нечаев: Наверстаем. Обязательно.
На это сообщение я ставлю реакцию в виде большого пальца. Долго колеблюсь… И все же отправляю ему крошечное красное сердечко.
«Просмотрено» появляется через мгновение. А вот ответа никакого не следует. Ян в принципе больше не пишет. Я проверяю каждые пару минут, но новых сообщений так и не обнаруживается.
– Слышала, твой олень сбросил рога? – подлавливает меня между парами мерзко-хихикающая Кира. – Страдаешь поэтому?
Игнорирую только потому, что считаю любую реакцию унизительной. Хоть и задевает, ей этого не покажу. Огибая, молча прохожу дальше.
Быстро забываю об этом инциденте.
Весь день в голове копошится то, что Ян не ответил на сердечко. Мелочь, но… Какая-то ядовитая, болезненная и пугающая. Очень быстро она разрастается и набирает объёмов, какие воспитательные беседы я с собой ни провожу.
«Наверняка он просто отвлекся… Дело отца же…» – прикидываю уже в троллейбусе.
Этот вариант оказывается самым терапевтическим. Хоть и не полностью, но на время тревогу унять удается.
А дома… Меня встречает грандиозное файер-шоу.
Папа, мама, бабушка – целый педагогический консилиум. Как обычно. Только сегодня они все явно не в себе.
– Как ты могла бросить Святослава?! – стартует возмущенная мама. На ней не то что лица нет… В потрясении, которое ее охватило, оно словно бы кому-то другому принадлежит. – Я поверить не могу! Ты в своем уме, Юния?!
– Да еще в такое тяжелое для Святика время… – добавляет бабушка с явным осуждением и одновременно с горестным сожалением.
– Случись что с Усмановым-старшим, Свят унаследует все имущество, – рассуждает со своей стороны папа, отчего меня сразу же начинает тошнить.
Но помимо нее активируются и другие куда более сильные чувства.
«Я их расстроила… Разочаровала…»
Из глаз брызгают слезы. Страх сумасшедшей паникой охватывает все мое существо. Потерять любовь семьи – это ведь… Это хуже смерти!
Ни слова не говорю, но разум уже мечется в поисках спасения.
– Я понимаю, что отношения на расстоянии – это сложно, – распаляется мама, сверкая не улыбками, к которым я привыкла, а самой настоящей злостью. – Но ты же не какая-то глупая дурочка! Неужели забыла, что порой, чтобы получить что-то ценное, нужно терпеть? А Свят… Он и вовсе бесценен! Золотой мальчик! Господи, как мне перед ним стыдно! Как его жаль! Сердце рвется, когда думаю, как ты с ним поступила!
«А меня тебе не жаль, мама?» – мелькает в моем сознании непреднамеренно.
Уже через секунду стыжусь своего эгоизма и, усиливая рыдания, глубоко в нем раскаиваюсь.
– Оставит твой Свят свои самолеты, вот увидишь, – предрекает папа гневно. – Вернется в Одессу, возьмется за дела семьи! Будет рядом, как раньше. А ты… – впечатляющую паузу заполняет зловещий смех. – Не выдержала. Предала. Слилась через три месяца разлуки. Действительно, – прикладывает ладонь к груди, – стыдно. Стыдно, дочь!
– Вот слухи-то пойдут, – снова включается бабушка. – Ай-ай…
За ней и мама:
– А люди-то додумают! Узнают, что расстались, такого насочиняют, что не отмоешься.
– Это точно… Ай-ай… Как пить дать! Скажут, что изменила, или чего еще… Ай-ай…
– Господи, мама!
– Да я застрелюсь!!! – рявкает папа.
А я вздрагиваю. Завыв от отчаяния, захожусь в истерике. Ведь распиная меня, они не знают о самом главном.
О Яне.
И не должны узнать. Не дай Бог!
Под грузом навалившейся на меня вины едва не падаю. Но всем плевать. Подхватывает меня Агния. Прижимая к себе, заставляет стоять на ногах.
– Слезами делу не поможешь, – изрекает бабушка поучительным тоном. Ласково касается шероховатыми ладонями моих мокрых от слез и горячих щек. – Еще можно все исправить, Ангел. Не будь глупенькой. Беги, звони Святу, проси прощения… Умоляй! Уверена, что все получится. Парень ведь влюблен тебя с первого класса.
– Спасай нашу семью, – выдает мама со смехом, будто это забавно. Обнимая меня, гладит по спине. – Ну все, все… – приговаривает, тогда как я уже заикаюсь и успокоиться попросту неспособна. – Мы вовремя забили тревогу. Ты осознала свою ошибку – это главное. Иди прими ванну. А я пока заварю тебе чаю. Придешь в себя и наберешь Святика. Если нужно, я буду рядом при разговоре. Поддержу, подскажу, разряжу атмосферу… Ну, как обычно. Согласна, Ангел?
Я могу лишь покивать.
Хочу, чтобы все это закончилось.
А развиваются события точно по маминому сценарию. В некоторых ситуациях с ней не смеет спорить даже папа. Якобы она лучше понимает.
Надо ли говорить, что я плачу все время, пока моюсь? Я рыдаю навзрыд, не заботясь, что кто-то меня услышит.
Пошли они к черту!
Лишь когда силы иссякают, затихаю. С трудом привожу себя в порядок. Надеваю пижаму, кутаюсь в халат, сушу волосы и зачем-то чищу зубы.
– Ты же не послушаешься их? – перехватывает меня в коридоре Агния. – Не станешь мириться со Святом? Это будет жестоко! Не станешь?
Мотаю головой.
То, как меня встречает педотряд во второй раз, могло бы стать отличным мемом, имей я смелость их сфотографировать и выставить в сеть. Восседающая за столом троица смотрит на меня, словно ожидающие, когда их покормят, коты.
Преданно. С надеждой. Заискивающе.
Равнодушно забираю чай и молча ухожу в комнату.
Только вот мама не отстает.
– Ты позвонишь Святу? – заглядывает в комнату, когда я уже опускаюсь на кровать.
