Елена Кондаурова - Хранительница (Там, за синими морями…)
Они возвращались молча, только Рил время от времени с непонятным выражением посматривала на своего особо приближенного охранника. Однако Инор с преувеличенным энтузиазмом нес свою службу, окидывая тяжелым взглядом окружающее княгиню пространство, и не давал ей ни малейшего шанса понять, о чем он думает.
Неожиданно они попали в затор. (В пробку — машинально подумала про себя Рил.) Впереди на перекрестке столпилось несколько тяжело груженых возов и телег, ехавших с рынка, слышались крики и ругань. Княгиня выразительно кивнула второму охраннику, и он отправился туда выяснять, долго ли им еще тут стоять.
На этот раз к ним никто не подходил и не просил ее благословения. Наверное, из-за духоты, — решила про себя Рил. А, может, потому что время было обеденное, и все торопились провести его с большей пользой, чем получая то, чего нельзя положить в рот.
Она хотела заговорить с Инором, но никак не могла начать. Слова не подбирались, и молодая княгиня, вдруг осознав, что ищет общества и внимания своего слуги, совсем растерялась.
Она отвернулась, приказывая самой себе перестать дурить, но тут всего в двух шагах от них, прямо у них на глазах начала разыгрываться маленькая драма, привычная, впрочем, взгляду любого ольрийца. Стайка мальчишек постарше окружила, повалила и начала пинать тощего парнишку лет восьми-девяти, одетого в драную и грязную одежонку, обзывая его такими словами, которых детям даже знать не положено.
Рил дернулась и возмущенно огляделась, но никто из взрослых, спешащих по своим делам, даже не посмотрел в ту сторону, предоставляя детям право самим разбираться со своими проблемами. Тогда молодая княгиня решительно дернула поводья и направила лошадь к месту побоища, но была остановлена железной рукой Инора.
— Не дергайтесь, госпожа Ирила! — Весьма непочтительно бросил он ей и легко соскочил со своего коня.
Он ничего не сделал, просто подошел, но почему-то ребятня тут же прекратила избиение и в ужасе разбежалась в разные стороны. Инор присел на корточки перед пытающимся встать и одновременно вытереть текущую из носа и разбитой губы кровь мальчишкой, что-то сказал ему и протянул несколько мелких монет. Тот взял, кивнул и, тяжело поднявшись, побрел в один из переулков. Инор вернулся и невозмутимо занял свое место позади княгини.
— Что вы ему сказали? — Спросила она.
— Я просто дал ему возможность выжить. — Совесть Таша была чиста. Самконг отдаст парня либо Фране, либо Грабу, а уж те пристроят его к делу.
— И часто такое происходит? — Глаза Рил подозрительно блеснули.
В ответ на этот наивный вопрос у Таша получилось выдавить довольно неприятную улыбку.
— С изгоями? Да почти все время!
— Почему?
Почему, почему… Потому.
Вернувшись во дворец, Рил заперлась у себя под предлогом головной боли. Тилея, пожилая служанка, чем-то неуловимо напоминающая прочно забытую Дорминду, и единственная, которую она подпускала к себе в любое время дня и ночи, помогла переодеться, вымыться и, немного покудахтав над своей госпожой, уложила в постель. Рил не протестовала, болтовня Тилеи странным образом не раздражала ее и не мешала думать о своем. А подумать ей было о чем. Не считая вызывающей у нее самые мрачные чувства безобразной драки прямо на одной из центральных улиц Олгена (Рил, усмехнувшись, вспомнила, что пели ей жрецы по поводу изгоев), она еще совершенно неожиданно для себя оказалась влюбленной в человека, которого едва знала. Все это произошло слишком быстро, оказалось слишком сильным, и потому слилось в какую-то немыслимую какофонию чувств, разобраться в которых не представлялось ей возможным.
Сжав виски, Рил попыталась рассуждать логично. Что касается драки, то здесь она ничего не может поделать, это она выяснила для себя сразу. Тем более что сама наотрез отказалась общаться со жрецами, да и вряд ли бы ее кто-нибудь стал слушать, скорее, духовник после первых же фраз причислил бы к «сочувствующим» и заставил отбывать наказание в храме. А Инор… А что Инор? С какой стати он должен любить свою госпожу? Служить и выполнять все приказы — да, но любить? Нет, глупости все это! К тому же у него, наверняка, есть жена, да и про князя забывать не следует, так что… При мысли о возможной жене Рил разозлилась, как гарпия, а потом расплакалась, вдруг поняв все чувства ее собственного мужа по отношению к ней самой.
Таш после прогулки с Рил направился прямо к Самконгу. Ну, конечно, не совсем сразу. Сначала он зашел в хлебную лавку, стоящую по соседству с домом Самконга и предоставляющую отличную возможность пройти к нему, не вызывая ничьего ненужного любопытства. Его друга не было дома, но сегодня это было даже к лучшему, потому что Таш хотел видеть только Пилу. Около трех недель назад она родила долгожданного и желанного ребенка, и сейчас уже почти оправилась после родов, которые случились на два месяца раньше предписанного Богиней срока. Заген объяснил это последствиями стресса, пережитого ею во время нападения, но, слава Богине, все обошлось, и с ребенком и с его матерью все было в порядке.
Пила не зря всегда казалась Ташу воплощением Матери-Земли (была у грандарцев такая богиня из младшего пантеона) — материнство красило ее необыкновенно. Таш порадовался за своего друга, глядя на нее. Она спустилась к нему вместе с крошечной дочкой, которую назвали Даной, и обняла его.
— Как давно я не видела тебя, Таш! Ты только посмотри, как мы выросли! Правда, она чудо!
Маленький сморщенный комочек плоти молча сопел в две дырочки и таращил на дядю Таша синие, как у папы, глазки. Таш пощекотал ее животик, но на руки брать побоялся. У него не было никакого опыта общения с детьми.
— Она просто красавица, Пила! Да и как ей быть другой при таких-то родителях!
Пила расцвела.
— Ты всегда знаешь, что нужно сказать женщине!
Он засмеялся.
— Ну не скажи, Рил сегодня заявила, что я — никудышный собеседник!
Пила потащила его к дивану.
— Расскажи, расскажи! Ты разговаривал с ней? О чем? Когда? Как она?
Таш засопротивлялся.
— Постой, не сейчас, я спешу, а у меня к тебе дело.
— Какое дело!? Ладно, ты только скажи, она в порядке?
— Да, все хорошо, не переживай, а то молоко пропадет! — За эти слова она, засмеявшись, шлепнула его по руке. — А дело вот какое: ты знаешь, какой алый цветок самый красивый? — Если уж Пила, при ее огромной, или точнее сказать, неумеренной, любви к цветам этого не знает, то Таш просто не представлял, у кого еще можно добыть интересующую его информацию.
Пила внимательно посмотрела на него.
— Пожалуй, я зря беспокоилась за Рил. Надо было беспокоиться за тебя. С каких это пор ты стал читать сказки?
