Елена Гайворонская - Пепел звезд
– А этот-то «хиппи» где? – спохватился кто-то.
Но тот уже испарился, как призрак.
Подержанная «БМВ» следовала в сторону Шереметьево-2.
– Твою мать, – перемалывая жвачку, недовольно сказал «хиппи», обращаясь в законное пространство.
– Сука ты, Крот. Не мог еще немного подождать. Вес равно бы сдох. Только я бы за тебя такие бабки получил! Ты, наверно, даже не думал, сколько стоишь. Интересно, кто тебя заказал? Я его и не видел.
Кто-то вышел на меня по Интернету и переслал такие бабки! Блин! Теперь вернуть придется. Вот жалость. Так, кажется, у нас звонит телефон. И кому-то еще я понадобился?
– Тарантино? – голос далекий, явно измененный, как через синтезатор.
– Ну…
– Заказчик.
– А тебя как зовут?
– Скорсезе.
– Ха-за! – киллер засмеялся, как заблеял, – ценю чувство юмора.
– Как наш Кротов?
– Он труп. Только я, к сожалению, не имею к этому отношения. Инфаркт.
– Он точно мертв?
– На все «сто». Куда вернуть задаток?
– Оставь себе.
Раздались короткие гудки.
– Вот спасибо, добрый человек! – киллер оскалился в довольной улыбке.
– Положишь его к себе в гроб, придурок, – сказала Марина.
Закурив, она подошла к огромному, в полстены, окну. На фоне ночного неба, как на картинке, четко вырисовывался силуэт Эйфелевой башни.
– Ада…
– Борис?! – она закрыла глаза. И тотчас открыла снова. Видение не исчезло. Значит, она еще не страдает галлюцинациями.
– Откуда ты?
– С самолета. Я услышал по СиЭнЭн и сразу прилетел.
Горячие губы коснулись ее губ. Словно обожгло током. Сделав невероятное усилие, она вымолвила:
– Уходи.
И отвернулась к стене.
– Почему?! – в его голосе искреннее огорчение, недоумение, обида.
– Уезжай, – упрямо повторила она, – мне не нужна твоя жалость.
– А как насчет любви?
– Боже мой! – воскликнула она, вновь повернувшись, – зачем ты меня мучаешь? Я никогда не стану прежней!
– Моделью года? Ну и что? Мне этого не надо. Помнишь тот вечер, когда мы познакомились? Ты тогда сказала, что глупо чваниться тем, что от тебя не зависит – национальностью, семьей, внешностью… Что главное то, какой ты есть. Твои человеческие качества. Твоя душа… Тогда я и влюбился в тебя. Не в топ-модель, а в милую добрую девушку. И она никуда не делась. Она здесь, передо мной. Знаешь, это звучит ужасно эгоистично, но та Ада Беркер, что была прежде, была мне все же не по зубам. Богатая известная красавица и программист средней внешности и зарплаты… На работе смеялись надо мной, когда услышали, что я на что-то надеюсь. А теперь… ты обычная, земная, понимаешь? Ты нужна мне больше, чем прежде. Скажи, что я тоже нужен тебе…
На бледном личике девушки появилась робкая улыбка.
– Ты понимаешь, – прошептала она, – что мне придется еще год кочевать по клиникам, чтобы снова нормально ходить?
– Поверь, – сказал Борис, поднося к губам ее тонкие пальцы, – это такая мелочь по сравнению с тем, что тебе придется провести со мной всю оставшуюся жизнь…
Глава 3
Элитный подмосковный пансионат, затерянный на клочке дикой, практически нетронутой, насколько это возможно при непосредственной близости к мегаполису, природы, в эти яркие февральские дни был закрыт для отдыхающих. Но не пустовал. Автостоянка пансионата напоминала международный автосалон. Обилие «Мерседесов» и «БМВ», навороченных по последнему слову техники и писку моды, у человека чувствительного запросто могло бы вызвать обострение хронической болезни.
По лесистой территории пансионата прогуливались немногословные крепкие ребята, из-под курток и «пилотов» которых нет-нет, да и топорщились предательски стальные «стволы».
Сей многочисленный эскорт принадлежал довольно небольшой группе немолодых господ, приехавших сюда отнюдь не подышать свежим воздухом.
То, что здесь, в большом, нашпигованном новейшей аппаратурой конференцзале должно было вот-вот произойти, на блатном жаргоне называлось сходкой. Но, не менее верно, это действо можно было окрестить встречей на высшем уровне, поскольку в холеных, кое-где подпорченных татуировками, руках приехавших господ была сосредоточена большая часть российского и немалая – зарубежного капиталов. Бойкий же на язык журналист, будь он туда допущен, справедливо мог бы обозвать эту тусовку и советом наций, поскольку за большим, хоть и не круглым, столом, мирно соседствовали русский и чеченец, армянин и азербайджанец, украинец и еврей. Что еще раз доказывало непреложную, еще стариком Марксом подмеченную истину – большие деньги не только не пахнут, но еще и не имеют различий ни по национальному, ни по партийному, ни по какому еще признаку.
Накачанные телохранители, казалось, также не испытывали друг к другу неприязни. Возможно, еще вчера, по приказу господ, они палили друг в друга. И, быть может, станут делать это завтра. Все понимали, такая работа – никуда не денешься. Но сегодня они были рады установившемуся «водяному перемирию». Лузгали семечки, стреляли только сигаретки, обсуждали оружие, кабаки, девочке и, как водится, хозяев с их проблемами.
– Слыхали, Крот коньки отбросил?
– Кто будет вместо него?
– Хрен знает.
– Мерина нашли. И его замочили.
– Ну да? Кто?
– А кто знает? Должно, те отморозки, что с ними воюют. Как Грома с Профессором шлепнули, так и завертелось.
– Да, таких разборок и не припомнить.
– Хорошо, нас не трогали.
– А че сюда-то приехали?
– Да, вроде, отморозки эти прибыть должны за своим куском. Требовать будут.
– Так им и дали!
– Может, и дадут. Место свободно, а ребята больно отчаянные.
– Кто за ними стоит?
– А хрен знает.
– И куда менты смотрят? Бардак в стране.
Все развеселились и, поскольку, тема иссякла, переключились на «телок» и анекдоты, но тут подгреб еще один, работающий одновременно и на ментов, и потому частенько узнававший новости первым. Вот и сейчас раздул щеки, с важным видом сообщил:
– Слыхали? Тарантино убрали. В его Парижской квартире.
– Да ну! Не фуфло?
– Сто пудов.
– Интерполовские?
– Ни хрена. Кто-то из наших сограждан.
– Да… И на старуху бывает проруха…
Парни уважительно помолчали. В конце концов, это может случиться с каждым. И лучше позже, чем раньше.
– Сколько ему было? – спросил кто-то.
– Точно не знаю, – повел плечами Мент, – что-то около тридцати…
В длинном, как кишка, черном лимузине с тонированными стеклами, не считая отделенного звуконепроницаемым стеклом водителя, сидели трое – пожилой седоволосый, не очень здорового вида, мужчина в элегантных очках-«хамелеонах», широкоплечий белобрысый парень и молодая женщина в дорогом черном костюме и, таком же, пальто.