Марта Кетро - Солнечное настроение (сборник)
«Ей хотели подавить лактацию, выработку грудного молока, – думала Ирина. – И давали парлодел, который снижает артериальное давление и вызывает сильные головные боли».
– Мастит у меня был жуткий, в обеих грудях, гною больше, чем молока. Резали и резали, кромсали меня, под этой чертовой лампой конечно. Зубной щетки с собой не было, вместо чистки зубов ежедневная пытка под лампой.
«Выходит, рубцы на молочных железах у нее не после удаленных опухолей», – взяла на заметку Ирина.
– Месяц я в больнице пролежала, ни одна живая душа меня не навестила. Когда в голове немного прояснилось, мысль пришла, как тогда казалось, очень правильная. Будто вы все: свекровь, муж, да и ты, младенец, – хотели меня со свету сжить, сильно старались меня угробить. А я назло вам выкарабкалась! И плевать на вас хотела! Вычеркнула, забыла!
«Послеродовая депрессия», – машинально поставила диагноз Ирина.
– Словом, из больницы я в общежитие вернулась. Коля потом вещи привез. И зачастил ко мне. Я его гнала, он снова возвращался. Добрый, милый, теплый и ласковый… Любовь моя не до конца, наверное, сгорела, теплились угольки. Снова сошлись. Нелепо как-то все было: вроде муж с женой, а на свидания бегаем, по углам жмемся. О тебе Коля ни звуком не заикался, у нас молчаливый договор заключен: делаем вид, что ребенка не существует. Так продолжалось, пока тебе годик не исполнился… долго… долго у меня мозги на резкость наводились.
Идем как-то с Колей по улице, и вдруг он на ровном месте засуетился, задергался. Иди, говорит, Маруся, посиди в скверике, подожди меня, я сейчас быстро. Меня любопытство разобрало, проследила за ним… Оказывается, мы мимо магазина «Детский мир» проходили, Коля в окно увидел, что очередь у прилавка клубится. Значит, что-то выбросили. Костюмчики трикотажные гэдээровские, хорошенькие, как на куколок. Стою в углу, смотрю, как Коля в очереди давится. И будто электричеством меня в темечко ударило! Прозрела! Ужаснулась! – Мария Петровна одну руку положила на шею, другую на грудь, – сердце кровью плачет, ноги точно гвоздями к полу прибили. Вот так в магазинной толчее впервые у меня материнство проклюнулось.
Мария Петровна замолчала. Не хватало слов, чтобы описать свои чувства. Да и есть ли они, такие слова? Все врут слова! Материнство у нее проклюнулось! Так хватай ребенка, нежь, лелей и воспитывай. Схватила? Как бы не так! Права Ирина: настоящую мать ни танк, ни атомная война не остановит, о свекрови и говорить не приходится. А у нее проклюнулось!
– О дальнейшем, как за мной подглядывала, как хотела бабушку убить, ты уже рассказывала, – пришла на помощь Ирина.
– Еще выпьем? – кивнула Мария Петровна на рюмки.
– Давай, – согласилась Ирина.
– Чтоб они все сдохли!
– Кто?
– Враги.
– Кто у тебя главный враг?
– Я сама! – вынуждена была признать Мария Петровна, опрокидывая коньяк.
Она слегка захмелела. Хотелось всплакнуть, пожаловаться на горькую долю, получить сочувствие. Усилием воли Мария Петровна привела мысли в относительный порядок и напомнила себе, что скорее кролик получит сочувствие от удава, чем она от дочери. Не «скорее», поправила себя мысленно Мария Петровна, а по справедливости.
«Кажется, я ее напоила, – думала Ирина. – Сначала обварила кипятком, потом заявила, что квартиру к рукам приберу, теперь напоила. Прекрасно!»
– Коля, отец твой, тоже не ангел. – Мария Петровна дала-таки слабинку, не удержалась, захотела вину поделить. – Не последнюю скрипку играл… в концерте ля-вашу-так-перетак-минор композитора Шопена…
– Кажется, ты…
– Нет! – мотнула головой Мария Петровна. – Не пьяная! Слегка развезло, больше от волнения момента. О чем я? О Коле. Обрабатывал меня… неустанно и неутомимо. Ты, говорит, Марусечка, понимаешь, что под одной крышей с моей мамой жить не можешь, а я свою мамочку бросить не могу. Ну, заберешь ты Ирочку. Куда? В общежитие? Квартиру или комнату снимать ни у тебя, ни у меня денег нет. Девочке с бабушкой очень хорошо, ты лучшего ухода обеспечить не в состоянии…
– Перестань чернить моего папу!
– Извини! Подло прозвучало, да? Хотела за Колину спину спрятаться. Я никогда и ни за чью спину… Слушай! – Мария Петровна вскинула голову и посмотрела на Ирину с волнением, которое испытывает человек, только что сделавший открытие. – Может, он из благородства? Он ведь знал: если у меня появляется настоящая цель, я ее когтями и зубами вырву. А тут мялась, сомневалась, на уговоры поддавалась… Вот Коля и решил облегчить мне жизнь, оправдания подсказать? Святой человек!
– Оба вы хороши! – в сердцах, громче, чем следовало, вырвался у Ирины упрек.
Ее душевные силы были на исходе, требовали отдыха после громадного напряжения. Усталая голова отказывалась переваривать полученную информацию, размышлять, делать выводы, давать оценки. Все это потом, завтра. А сегодня осталась одна проблема.
– Слушай меня внимательно! – тщательно артикулируя, строго заговорила Ира. – Речь пойдет о твоей болезни, об опухоли. Нового я тебе ничего не скажу, да и никто не скажет, все ты уже от онколога слышала и мимо ушей пропустила. Ты не умираешь! У тебя первая стадия! Но перейдет в следующую, если сейчас не сделать операцию.
– Под лампой? – печально осведомилась Мария Петровна.
– Не с фонариком же хирургу работать! – возмутилась Ирина. – Далась тебе эта лампа! Общий наркоз, ты ничего не почувствуешь. И останешься жива! Поняла? Жива на многие годы! От рака, от этой опухоли точно не помрешь. Гарантия девяносто пять процентов, больше в онкологии не бывает да и вообще в медицине, это же не ремонт часов. Пойдешь на операцию?
– Не беспокойся, больше я врачей не стану вызывать.
– Ты пойдешь на операцию?
– Вот, возьми. – Мария Петровна выдвинула ящик стола и достала толстую записную книжку. – Передай двоечнице Стромынской.
– Русским языком спрашиваю: будешь делать операцию? Не на аркане же тебя тащить! И милиция не согласится тебя под арестом в больницу доставить. Самоубийство – дело добровольное.
Мария Петровна не отвечала, ковыряла пальцем клеенку на столе.
– Ты боишься смерти унизительной и позорной, – напомнила Ира. – И в то же время топаешь к ней полным ходом! Это бред, паранойя! Психиатры ошибочно посчитали тебя здоровой, с головой у тебя проблемы.
– Зайдешь ко мне когда-нибудь? – подняла глаза Мария Петровна.
– Ляжешь в больницу?
– Можно я внуку подарок сделаю? Не хочешь – не говори от кого.
– Больная Степанова! Вы от госпитализации отказываетесь?
– Тебе за это ничего не будет? Давай подпишу бумагу, если нужно.
– Поразительное упрямство! Глупое и преступное!
– Хоть позвони как-нибудь, а?
