Наталия Терентьева - Бедный Бобик
Лора оставила свою машину у дома Алены, поднялась на шестой этаж и позвонила в квартиру. Девушка открыла дверь не сразу. Лора сказала из-за двери, не уверенная, что та слышит:
– Алена, откройте, пожалуйста, мне нужно поговорить с вами.
Девушка открыла, Лора видела, что она была то ли испугана, то ли очень расстроена. Лора начала говорить, но ей показалось, что Алена плохо ее слушает.
– Вы куда-то собрались ехать?
– Да, то есть нет… я не знаю… Вообще не знаю, что делать…
Лора увидела, что в той большой сумке, которую Алена брала с балкона, лежат вещи и летние туфли.
– Вы сказали, что вы врач? – вдруг спросила Алена.
– Да, сядьте, пожалуйста, вам надо успокоиться…
– Я… я сейчас поговорила с ним… в последний раз… – опустившись на полуоткрытую сумку, Алена расплакалась.
– В последний или нет, это жизнь покажет. Пока все живы, последнего раза быть не может. Все может измениться, и не раз. – Лора присела рядом с ней на корточки. – Послушайте меня, пожалуйста. Я работаю в детской больнице. Но это не имеет отношения к делу. Я пришла к вам, потому что совершенно случайно, потом расскажу вам как, узнала, что вам может грозить опасность.
Алена подняла мокрое от слез лицо и вдруг совершенно спокойно сказала:
– Да, я знаю.
– Вам надо уехать.
– Да.
– А вам есть куда уехать?
Алена улыбнулась, и Лора увидела, что она не так юна, как кажется издалека. Ей не двадцать лет. Тридцать.
– Нет.
– Хорошо. Давайте соберем какие-то необходимые вещи и поговорим…
Лора отвезла Алену к своей родной сестре в Вологду, не рассказав девушке о встрече с Денисом. Он и так все уже сказал Алене. Сказал, что ребенок ему не нужен, сказал, что не любит. Зачем добавлять такие страшные подробности? К тому же девушка и без того напугана странными звонками и всякими происшествиями последних недель. У Лориной сестры была собственная женская клиника, прекрасный дом, полный детей и цветов.
Когда родился Даня, Алена хотела сразу уехать в Москву, но сестра Лоры уговорила ее еще остаться на некоторое время. Чистый воздух, хорошие добрые люди, покой провинциального городка – что еще нужно молодой маме с крошечным ребенком? К ней то и дело приезжала счастливая Кира, пару раз с удивительно радостным Федосеевым, который был доволен так, как будто Алена была его любимой старшей сестрой. Или не сестрой…
– Федосеев продал свою первую работу, представляешь? – рассказала Кира Алене. – Называется «Весенний этюд».
Федосеев засмеялся:
– Да, спасибо, Алена Владимировна!
– А я-то при чем? – удивилась Алена.
– Потому что… Эх, сейчас покажу тебе фото… – Кира поискала в телефоне. – Весна – это ты, а этюд… – она взглянула на Федосеева, – это милые фантазии одного симпатичного студента…
Алена смотрела на прозрачную фигуру, замершую в момент легкого и страстного танца.
– Это я?
– Да, – кивнул Федосеев.
– Я не умею так танцевать.
– Но вы умеете так петь. Это парабола.
– Что ты, Аленушка! У нас Федосеев мальчик начитанный, у него сплошь гиперболы и параболы! Скажи попроще, дружок, а?
– Кира Анатольна, можно я не буду философствовать на тему собственных произведений? Я не искусствовед. Просто я слышал, как Алена Владимировна поет, и вот… получилось такое.
– И это правильно. Немец купил. В галерею, представляешь? В Мюнхен уехала парабола.
– Да! – радостно подтвердил Федосеев. – И я вот… – Он достал большую жестяную банку. – Купил… вам… это полезно и вкусно… – Он достал еще две такие банки.
– Аленка, в день по сто граммов икры, как раз на месяц запасов хватит. А потом Федосеев еще что-то привезет, да?
Алена в легком смятении смотрела на студента.
– Спасибо, но мне этого не съесть.
– Бери-бери! – легко махнула рукой Кира. – Съешь как миленькая. А деньги – это песок, ты же знаешь. Правда, Федосеев? Я вот никогда не видела столько черной икры, только в фильмах.
– Но я… – Алена почувствовала, что некстати краснеет.
– Аленка, считай, один художник поддержал в трудный момент другого, да, Федосеев?
– У меня не трудный момент, мам, а очень хороший…
– Значит, поддержал в хороший! Всё, мальчик влюблен, ему хочется проявиться как мужчине.
Кира слегка подтолкнула Федосеева, покрасневшего вслед за Аленой.
– Вот, пока ты в состоянии краснеть, я тебе верю. Иди походи по городу, а мы с дочкой посекретничаем…
Федосеев ушел, быстро и растерянно взглянув на Алену.
– Он так изменился, мам! Он, оказывается, симпатичный.
– Но тебе не нравится, да, донюшка?
– Мам… – Алена положила руку на крупную жилистую ладонь матери. – Это вообще не те категории. Он мне нравится, он талантливый и симпатичный. Но…
– Но время покажет, Аленушка, время покажет. Сейчас тебе больно… Еще больно?
Алена кивнула.
– Вот и ешь ложками икру. Как заболит душа – подбежала к холодильнику, баночку достала, зачерпнула… ммм… и, глядишь, полегчало. Я шучу, Аленка, потому что не знаю, что сказать. Не должно быть у такой хорошей, милой, красивой, талантливой, правильной девочки, у моей девочки, такой судьбы.
– У меня все хорошо, мам.
– Я знаю, – Кира погладила дочь по голове. – Я знаю…
Лора взглянула на Дениса, который слушал ее краткий рассказ, опустив голову. Лора излагала спокойно и нейтрально, опуская подробности про Федосеева, про переживания Алены, которые ей были очевидны.
– Все так к ней и к Дане там привыкли, хотели, чтобы они насовсем остались. Но Алена решила вернуться в Москву. Так что вот так…
Лора замолчала, и Денис поднял голову.
– А… – Он хотел что-то спросить, но потерял мысль. – Ну да. Но… ведь вы мне позвонили, помните? И вы сказали, что уже поздно…
– Помню, – спокойно ответила Лариса, глядя на него. – Вам правда поздно было что-то говорить, вы все уже все для себя решили и все сказали.
– Ну… Понятно.
– Хорошо, что понятно, – улыбнулась Лариса.
– Вы меня воспитывали и наказывали, что ли?
– Я пыталась вас остановить от необдуманных поступков.
– Но я же звонил, чтобы сказать: «Не надо ничего делать!»
– Через час вы могли передумать.
– Нет!
– Да, – спокойно сказала Лариса. – Да. Поэтому я хотела, чтобы вы остановились. Чтобы знали, что пути обратного нет. Что все сделано.
– Но я же… Я же жил и не знал… Я мучился…
– А вы считаете, что вы никак не должны были заплатить за ваше… – Лора взглянула на Дениса и продолжать не стала.
– Паскудство? – закончил за нее Денис. – Должен был. И заплатил. Я пять лет думал, что она из-за меня покончила с собой. Или что вы ее столкнули в воду… Мне сказали, что он утонула.
Лора покачала головой.