Кошки-мышки (СИ) - Флёри Юлия

— Дай угадаю: его такой расклад не устраивал.

— Как всегда, верно. Старик с возрастом сентиментальным стал. До ужаса, до клина в мозгу. И меня рассматривал не то чтобы как любовь всей своей жизни, но!!! Я попалась ему на пути как раз в тот момент, когда появились мысли о продолжении рода. Знаешь, вроде отойти от дел… домик на Лазурном берегу прикупить… А вот это уже не устраивало меня. Почву я прощупала и быстро смекнула, что бизнесом, где я могла бы себя проявить, заниматься Олег не планировал. Я его устраивала как тихая гавань, как хранительница домашнего очага. Меня же вся эта лирика стала только напрягать.

— Милая… милая девочка не учла того, что попасть в логово на порядок проще, чем выйти оттуда целой и невредимой.

— Отлично сказано. Но мне было всего восемнадцать, я думала глобально, а пункты плана просчитывала по ходу действия. С этим пунктом у меня вышла заминка. Олег ощущал витавшее в воздухе напряжение. Частые ссоры, упрёки по поводу и без, мои истерики и его попытки успокоить… Это был сложный момент отношений. Я наивно надеялась на его понимание, он… — Однобоко улыбнулась. — Он на любви немного двинулся и пытался в этом чувстве и меня, и себя убедить. Нечто отдалённо напоминающее замкнутый круг, где каждое утро начиналось с одного и того же вопроса.

Нина замолчала, пальцы с силой сжали узкие подлокотники.

— К счастью, мне хватало ума не вступать с ним в открытые конфликты. Я ни разу так и не сказала напрямую, что хочу от него уйти. Потом только узнала, что его первая жена лет пятнадцать нахоится в таком же осадном положении. Нужно было срочно что-то думать.

— По мне, так не вижу поводов, по которым он мог отпустить тебя. Живой, по крайней мере.

— Какие радужные у тебя предсказания, Дементьев. А, главное, какие правдоподобные. — Нина покачала головой. — Вскоре я тоже поняла именно это. На дно реки с якорем у шеи Олег мог меня отпустить в любой момент. И пистолет у него под подушкой имелся. Вариант убить любовника я даже не рассматривала, потому хотела сыграть на его чувстве вины.

— Очень интересно, и в чём же ты его хотела обвинить? — Дементьев усмехнулся, прикрывая губы ладонью.

— На самом деле просто всё. Олег действительно на мне зациклился. Нужно было действовать до того, как его отпустит, и я решила спровоцировать очередной скандал и довести его до рукоприкладства. Он очень… очень боялся меня обидеть. Хлопнуть дверью — это да, это пожалуйста. Самоконтроль железный! А вот чего-то большего себе не позволял. Сейчас, анализируя всё это, кажется, и, правда, любил. Другой вопрос, как долго бы продлилась его любовь…

— Дмитренко славился своим постоянством.

— Не спорю. Так вот, нужно было его спровоцировать. За один удар он бы париться не стал: засыпал бы меня цветами, задарил подарками, и свою обиду можно было бы заткнуть туда, где ей самое место. А больше чем один я бы не пережила. До ужаса боялась боли. — Нина грустно улыбнулась и опустила взгляд. — Потому было принято волевое, — она усмехнулась, — решение, спровоцировать его на лестнице. Один удар и я бы слетела вниз.

— Вариант со свёрнуто шеей не рассматривала, нет? — Скривился Дементьев, а Нина плечами пожала. Вполне равнодушно, стоит отметить.

— Кто не рискует, тот не почувствует запаха свободы. Я рискнула. Всё очень быстро произошло. Девочка я умная, момент выбрала удачный: у Олега проблемы какие-то маячили, он изначально на взводе был. А там… слово за слово, парочка громких фраз и вуаля! Я в палате реанимации. — Добавила чуть тише. — Удача была на моей стороне. — Пробубнила. — Уже в больнице выяснилось, что я была беременна. Ранний срок. Понятное дело, остановить кровотечение не вышло. Я могла бы плакать и убиваться по этому поводу, но свободы хотелось сильнее. По сути, я и поплакала, и поубивалась, но тогда, когда это было нужно. Мои бесчисленные истерики легко были списаны на игру гормонов беременной женщины, которую опытный заботливый Олежек не распознал. Я обвиняла его во всех тяжких, и принять снова будто бы не смогла. Так и сказала: «этот неродившийся ребёнок, всегда будет стоять между нами». Бросить меня у разбитого корыта Олегу не позволила всё та же любовь. Он мужиком был неглупым, знал, что здесь забыться нужно, отвлечься. О моей тяге к офисной работе тоже знал. К Лангу устроил. А, уезжая, шепнул, что пока я в надёжных руках, будет тому и защита и поддержка. Ланг воспринял сказанное буквально и решил меня не отпускать никогда.

— Не могу сдержаться и промолчать. — Нина улыбнулась, выделяя необходимую паузу. — На этом Ланг тебя и держал: ты того боялась, что придётся снова к благодетелю вернуться?

— На этом и держал. — Констатировала Нина, пространственно кивая. — Знал, где я не хочу оказаться больше, чем в одной ячейке общества с его сыном. Олег сказал, что если Ланг не справится, он снова заберёт меня к себе. Я этого не хотела. Брак, по сути своей, оказался фарсом и никаких сложностей в мою жизнь не привнёс. Я жила в доме Петера. Он — в своей городской квартире. Встречались только в офисе, стараясь друг друга не напрягать. А когда он уничтожил «контракт на миллион», — припомнила я разрушенную сделку, на которой сейчас и выиграл Дементьев, — терпение моё лопнуло. На тот момент я не боялась ни Олега, ни Ланга. Мне было всё равно. К тому же время прошло… всё изменилось… Вот такая история.

Дементьев приоткрыл рот, чтобы высказаться, но отчего-то промолчал, лишь мысленно прикидывая, что история историей, а финал какой-то рубленный получился. И главного он так и не понял: причём во всей этой истории он сам. А по поводу того, что роль занимает не самую последнюю, сомнений оставалось всё меньше.

— Если ты не против, я спать пойду. Очень устала. — Нина поднялась с кресла, но всё ещё ждала его разрешения, удовлетворительного кивка.

— Да, да, откровенные разговоры, они такие. — Колко заметил Дементьев, но останавливать не стал.

Он махнул рукой, позволяя уйти. Сам остался думать. Прикидывал всё. Цифры, возраст. Что, да как… А как прикинул, сам себе не поверил. Глаза от напряжения растёр ладонями до жжения, до красноты. Зубы сжал, пытался отдышаться, но упрямые факты выстраивались в ровную логическую цепочку, апофеозом которой становилась мысль, что не мог… не мог Дмитренко просто взять и отпустить. Вялый, вялый и не впечатляющий финал для такого человека как он. Не мог оставить её. А её… это кого? Наглую малолетку, которую знали в мире воров и в мире бандитов. Старик клин поймал… он эту фразу уже слышал. «Дмитро стареет… клин поймал, у девки одной сторожевым псом заделался».

Он вошёл в комнату, а Нина, вроде и лежит, клубочком свернувшись, а не спит. Сразу понял, что не спит: она едва заметно дёрнулась, как услышала звук открывающейся двери, а сейчас пытается расслабиться. К кровати подошёл, но силу применять не стал. Прилёг, прижимаясь к её спине, губами по коже на шее провёл, поглаживая. Поцеловал, несильно потянул зубами за мочку уха. Хмыкнул, когда реакции не дождался.

— Шестнадцатого мая, Нина. Шестнадцатого мая его машину расстреляли на выезде из дачного посёлка недалеко от Питера. — Он впился пальцами в её плечи, когда Нина дёрнулась всем телом. — Дмитро всегда сидел сзади. Каждый знал о его барской привычке. Водитель убит, а вот про случайного пассажира так никто и не узнал. Двенадцать характерных отметин на твоём теле. И ровно двенадцать возможностей умереть молодой. Не так ли… девочка моя? — Прошептал Дементьев с упрёком, пытаясь заглянуть в её глаза, и понял, почему они до сих пор были прикрыты.

И одинокую слезу, которая скатилась к внутреннему уголку глаза, тоже понял. Прижался всем телом, её ладони накрыл своими, пытаясь согреть в один миг похолодевшие пальцы.

— Почему ты мне не сказала?

— Потому что очень не люблю слезливые истории, Дементьев. И жалость выбивать — тоже не люблю.

Помолчали. Вместе.

— Конечно же, он не отпустил тебя, когда ты потеряла ребёнка.

Нина только отчаянно замахала головой, пытаясь спрятаться от правды. Легко поддалась на прикосновение его руки и успокоилась. Только дышала по-прежнему шумно, возбуждённо.