Джулиет Мид - Капкан любви
— Эй, Глория, ты видела последние новости? — Марк, один из ведущих торговцев «Хэйза», вырвал ее из мечтаний.
— Только не говори мне, что там сообщили о девальвации марки, — протянула Глория.
— Ничего подобного. Мэр объявил, что отменяет свою поездку в Севилью на Экспо-92.
Глория села прямо и уставилась на главный экран. Марк не лгал — первый министр отменил поездку «из-за большой загруженности делами».
— Дурацкая задница! — прошипела Глория.
Смысл того, что первый министр слегка изменил расписание дел, выглядел невинной и глубоко скучной новостью для большинства людей, но был достаточен, чтобы довести до апоплексического удара бизнесменов и дельцов Сити. Чтобы ни говорили на Даунинг-стрит, какие бы ни приводили извинения этому событию, вывод мог быть только один — Мэр достаточно озабочен здоровьем британского фунта, чтобы отменить поездку. Первый министр был вынужден остаться у постели больного.
Сразу же после обеда валютные дельцы мира возобновили нападение на итальянскую лиру, а изменение курса фунта относительно немецкой марки стало неуклонно набирать скорость. Стоило торговцам бросить взгляд на экраны, как становилось ясно, что фунт движется только в одном направлении — вниз. После полудня фунт упал до 2,80 против немецкой марки, несмотря на то, что Английский Банк провел валютную интервенцию на рынок, затратив, по слухам, три миллиарда фунтов, чтобы защитить валюту.
Не нужен был выдающийся ум, чтобы понять, что происходило. Дилеры добивали лиру. Они скупали ее по дешевке, зная, что смогут продать ее в Итальянский Банк с гарантированной прибылью. Это было противостояние центральных банков против остального мира. Конкурировать было невозможно. Дилеры, казалось, почуяли вкус крови и добивались повторения девальвации лиры. В добавление к ней они, осторожно примериваясь, выбрали еще одну жертву — Английский Банк.
Воздух в застекленном офисе Малькольма был непроглядным от табачного дыма. Глория откинулась в кресле, двое других валютных торговцев перегнулись через край стола Малькольма, глазея в экраны, пока сам Малькольм мерил комнату шагами туда и обратно.
— Что за дьявольщина происходит? — вопрошал Малькольм в пространство. — Почему стерлинг так обделался?
— Не трясись, Мальк. Совершенно ясно, что происходит — мне-то в любом случае. — Глория изучала свои ногти, подчищая на них кожицу так, чтобы получился идеальный полукруг.
— В таком случае, Глория, не просветишь ли ты и нас, бедных дураков?
— Разумеется. Слухи каждые пять минут трясут рынок. Что бы ни случилось, на нем будет бешеное движение. Фунт упадет с 2,80 до 2,78. Его нижняя граница на валютном рынке равна 2,778. Я уверена, что вы — умные мальчики и знаете это. Как только фунт упадет до нее, центральные банки должны будут начать валютную интервенцию. Либо интервенция подействует…
— …либо не подействует, — мрачно добавил Марк Митчелс. Он был известен как ослик Иа-Иа на торговом рынке — всегда придерживался самых пессимистических взглядов на любую ситуацию.
— Либо не подействует, — медленно повторила Глория. — В этом случае Норман Ламонт резко поднимет обменный курс фунта, мы получим много денег и спокойно разойдемся домой.
— А страна будет ввергнута в еще более глубокий спад.
— Кого волнует эта страна? Нам платят не за то, что мы беспокоимся о стране, нам платят за то, что мы делаем деньги.
— Насколько, по-твоему, высоко поднимется обменный курс, Глория?
— Я бы сказала, что Ламонту нужно быть готовым поднять его на пятнадцать процентов, — прикинула она.
— Пятнадцать процентов! Это же на пять процентов поднимет цены! Он не пойдет на такое!
— А куда ему деваться? Если он поднимет курс на двенадцать-тринадцать процентов, это будет всего лишь отсрочка. Здесь речь идет о доверии к нему. Ламонт говорил, что возможность изменений на валютном рынке равна нулю. Следовательно, там попытаются договориться, чтобы вытащить себя из трудностей. Торговцы рассчитывают на то, что ты только что сказал, Мальк. Они ставят на то, что Ламонт не посмеет поднять обменный курс. А я говорю — да, он посмеет. Ему придется посметь, и я буду за него, — самодовольно закончила Глория.
Малькольм возобновил свое хождение. Ему хотелось верить Глории. Верить любому, кто громче всех настаивает на своем, было в характере Малькольма. Подчиненные прозвали его «губкой» за то, что он впитывал все, что плескалось в комнате сделок, и выпускал назад от малейшего намека на давление, от малейшего напора.
— Так что же, по-твоему, мы должны делать? — спросил он Глорию, совсем как малыш, спрашивающий совета матери.
— Все зависит от того, насколько ты решителен, дружок, — улыбнулась ему она. — У нас в «Стейнберге» было такое правило — никогда не задерживай позицию. Если ты считаешь, что она пойдет вниз — продай ее, если считаешь, что она пойдет вверх… — Глория сделала паузу, взглянув на каждого из троих собеседников, — …купи еще.
Малькольм уставился на нее в изумлении, его глаза почти выскочили из орбит.
— Глория, сейчас ты играешь на повышение, имея позицию почти в миллиард фунтов. Неужели ты искренне считаешь, что мы должны выйти на рынок и купить еще?
Глория улыбнулась, но не взглянула на него. Она вновь изучала свой маникюр.
— Я же сказала, дружок, все зависит от того, насколько ты решителен.
Малькольм начал грызть свои ногти. Его взгляд нервно бегал, устремляясь на Глорию, потом на Марка, на Дика Роджерса, и вновь на Глорию.
— Я предпочел бы позвонить Делавиню. Мы должны сообщить ему о том, что происходит. Я должен получить разрешение купить еще стерлинга. Я позвоню в Сидней.
Глория встала и огладила сзади свою микроюбку.
— Не делай этого, дружок. Мы уже знаем, что он — слабак. Вопрос в том, каков ты.
Когда к пяти вечера торговля затихла, стерлинг опустился до самого низкого уровня, какой был возможен — 2,778 против немецкой марки. Это была его нижняя граница с октября 1990 года, когда Англия вступила в систему европейской «валютной змеи». Итальянская лира и испанская песета тоже разительно упали.
Малькольм из-за своей стеклянной перегородки наблюдал за торговцами, оставшимися в офисе. Глория выглядела вызывающе, Марк казался виноватым, на остальных отражался весь набор эмоций, кроме беспристрастности. Суматоха на валютном рынке оказывала странное влияние на душевное состояние торговцев — она действовала на них подобно алкоголю. Кого-то из торговцев она делала агрессивным, кого-то возбуждала, остальные замирали, как в шоке. Только на очень немногих она не оказывала заметного эффекта — годы торговли привили им иммунитет. Малькольм полез в нижний ящик стола, раздвинул бумаги и вытащил полупустую бутылку шотландского виски. Он щедро плеснул виски в чашку с кофе, сделал пару больших глотков прямо из бутылки и угрюмо уставился на экран. Слабый зеленый свет отражался на лице Малькольма, усиливая его бледность.
