Елена Квашнина - Работа над ошибками (СИ)
В эту субботу гуляли в Царицынском парке. Катались на лодке. Гребли по очереди. Разными физическими нагрузками и упражнениями Иван пытался укрепить мое пошатнувшееся здоровье. Я так ухайдакалась на веслах, что сегодня с утра устроила забастовку. Выставка икон прекрасно без меня существовала годами и еще неделю потерпит. Ни до какого Коломенского ноги мои не дойдут. Они завяжутся в узелок, и я рухну по дороге. А Ивану придется тащить меня на руках. Иван смеялся. На руках? Легко. Хоть всю жизнь. Но так ведь и ноги могут атрофироваться. Придется покупать инвалидную коляску.
Коляска коляской, а Иван меня все-таки пожалел. И теперь мы не хуже сына жарили на солнышке пятки. Только место выбрали поукромней. В овраге. Возле погреба для картошки. Обоих туда тянуло, словно магнитом.
Как заправские буржуи набили корзинку для пикников, то бишь, сумку на колесиках бутербродами и газировкой, полотенцами, детективами. И отправились к погребу на весь день. Играли в бадминтон. Брызгались мутной, грязноватой водой из Чертановки. Возились. Есть почему-то не хотелось. Только пили. Часам к трем угомонились. И теперь валялись на стареньком байковом одеяле, в которое я когда-то заворачивала грудного Димку. Подремывали.
— Вань… — лениво растягивая звуки, позвала я, — а, Вань!
— М-м-м… — сердито отозвался Иван. Не любил, когда его так называли. От меня хотел слышать исключительно «Ванечка».
— Я спросить хотела…
— Спрашивайте — отвечаем, — пробормотал он, не открывая глаз.
— А почему мы с тобой сюда пошли? Могли бы вслед за сыном отправиться.
Вслед за сыном я, конечно, не отправилась бы. Но ведь существовало много уголков, где приятно искупаться и позагорать.
— Элементарно, — Иван открыл один глаз. — Это священное место. Здесь ты в меня влюбилась.
— Здесь? — возмутилась я. — Это когда же?
Иван фыркнул и стал убедительно доказывать, что влюбилась я в него, когда он вытаскивал меня из ямы. Иначе зачем я потом так радовалась ему, так улыбалась из окна? Когда? А когда болела. Ну, не знаю. На мой взгляд, влюбилась я в него гораздо позже. Может, в четвертом классе. Что? Пуговица? Тогда в первом. Или еще раньше. Не помню.
— А ты когда?
— Не знаю, — Иван приподнялся на локте, пригладил свободной рукой колечки волос на висках и у лба. — Наверное, всегда.
— Так не бывает.
— Очень даже бывает, — он протянул руку и подгреб меня поближе. — В тот день вы переезжали. Я у вашего подъезда сидел. Ты ко мне подошла. Заметь, сама подошла. Я тебя не звал. На тебе еще платье было… Красивое такое… Белое, в синий горох. С бантом. И косы… Твои косы сразили меня наповал!
— Я не к тебе подошла. Я щенка хотела посмотреть. Как его звали? Не помню…
— Щенка? Чарли.
— А куда он потом делся? Я помню только, что вы с Лидусей его постоянно по всему микрорайону ловили.
— Он хитрый был… — Иван мечтательно улыбнулся. И я испугалась, что он сейчас опять заговорит о собаке. Димке очень хотелось иметь собаку. Иван его активно поддерживал. Я отчаянно сопротивлялась их прихоти. С собакой столько мороки. Все заботы в результате на меня свалятся. Вот и отругивалась. Но сегодня ругаться не хотелось.
— У него чумка была, — вспомнил Иван. — Лидка целый день ревела, когда он умер. Мы его вон под тем кустом похоронили.
Иван замолчал. Теперь трудно было представить, что Лидуся могла реветь, да еще целый день. На моей памяти такое случилось только раз. В день смерти Василия Сергеевича. У моей золовки замечательный характер: легкий, веселый. И труженица она необыкновенная. Я закрыла глаза и представила себе Лидусю. Вспомнила ее довольное лицо в ЗАГСе, когда мы с Иваном расписывались. Можно было подумать, что это она замуж выходит. Гордость так и распирала ее легкие. Еще бы! Все вышло, как она хотела. Между прочим, выяснилось, что она немало потрудилась ради счастья брата. Если не говорить о неудачных попытках нас свести, то мнимый отъезд Ивана был ее рук делом. Никита только план предложил. А Лидуся этот план разработала до мельчайших деталей. Заставила всех выучить свои роли. Требовала настоящего актерского мастерства. Даже от маленькой Катюшки. Особенно тяжело пришлось моему сыну. У него никак не получалось изобразить горе и панику. Димка начинал и срывался на смех. Его Лидуся мучила целую неделю. Могу себе представить их самочувствие, когда после стольких мытарств и подготовки я так и не стала просить у Ивана прощения, не стала его удерживать. Вместо публичного раскаяния и посыпания головы пеплом пошла его провожать. Хорошо, Иван на ходу перестроился. Ну, Иван-то меня лучше всех знал. И в конечном итоге все сделал правильно. А мог бы, кстати, с самого начала сообразить, что не буду его упрашивать. Все-таки чудные они, Лукины…
— Кать!
— А?
— Тебе тут какой-то Хренов звонил…
— Ну? — я открыла глаза и села. — Что говорил?
Иван внимательно посмотрел на меня и нахмурился.
— Я ревную, между прочим.
Что Иван ревнует меня к каждому столбу, я и без его подсказок знала. Успела за полтора месяца убедиться. Но Валерка — это совсем другое дело!
— Не ревнуй. Валерка — боевой друг. Если бы не он, я бы в 91-м у Белого дома точно концы отдала.
— И теперь вы поддерживаете отношения?
Мы действительно изредка перезванивались. Валерка, как в 91-м завелся, так и остановиться не мог. Обычная жизнь казалась ему скучной. Он состоял действительным членом «Живого кольца». Зачем-то бегал в офицерский «Щит». Не на разведку ли? И обязательно — к демроссовцам. В 93-м регулярно звонил мне с Тверской и от Белого дома, где помогал таскать раненых и убитых. Сообщал новости. Жалел, что нас с Саней рядом нет. Но бабушка к тому времени отошла в мир иной. Оставить Димку было не с кем. Лидуся отказалась наотрез. А насчет Сани Валерка ошибался. Саня тоже сначала торчал на Тверской, потом у Белого дома, и каждый час звонил мне оттуда. Просто они с Валеркой не пересеклись.
— Послушай, а разве ты не поддерживаешь отношения со своими боевыми друзьями?
— С кем?
— Ну, хотя бы с тем же начштаба?
— С Володькой-то? — Иван задумался. И вдруг сел. Потряс головой. Посмотрел на меня подозрительно.
— Постой, постой! А ты откуда про него знаешь?
Нет, определенно женщина не умеет хранить секреты. Рано или поздно они невзначай срываются с языка. И тогда возникают разные неприятности. Потому я сделала вид, что не расслышала мужа. Откинулась на одеяло, закрыла глаза. Хотя понимала бесполезность своего маневра. Иван теперь не отцепится.
— Катерина Алексеевна! Ты хвостом не крути! Быстро сознавайся!
