Диана Чемберлен - Любимые дети, или Моя чужая семья
Но я не могла заставить себя перезвонить. Я хотела, чтобы Кит стал таким, как прежде. С сильным здоровым телом. Пусть он даже останется своевольным и упрямым! Хотела, чтобы его разум тоже исцелился, а память осталась нетронутой. С одним исключением. Только бы он забыл о письме Маркуса! Пусть эта крошечная деталь сотрется навсегда!
Но через день-другой после выхода Кита из комы память к нему вернулась. И все ожило. Он, казалось, запомнил каждое слово из письма и нашу беседу по этому поводу. Мы с сыном хранили тайны, которые, я знала, уничтожат Лорел. Я не смела позволить ей навестить Кита. А когда меня спрашивали, почему я не отзвонюсь ей, отговаривалась усталостью. Я жила в кошмаре. И все из-за сына. Обнаруживала молитвы, о существовании которых во мне не подозревала, и плакала, плакала… слезы словно лились из какого-то бездонного колодца! Я знала, что Лорел вместе с Мэгги и Маркусом продирается через совершенно другой ужас, в котором был замешан Энди. У меня не было сил поддержать ее, поскольку я едва могла держаться сама, а еще и потому, что между нами существовала такая позорная тайна.
Мне и в голову не приходило, что она уже все знала. Кит все рассказал Мэгги, когда та пришла его навестить. Мэгги, которая за что-то злилась на Лорел, сообщила правду матери. Но тогда я этого не знала.
Как-то днем, через несколько недель после пожара, в палате Кита неожиданно появился Маркус. На сегодня были назначены слушания, когда судья должен был решить, будет ли дело Энди рассматриваться в суде для взрослых. Судя по выражению лица Маркуса, когда тот вошел в палату, я подумала, что знаю, чем кончится дело. Он выглядел измученным. Губы плотно сжаты.
Я сидела у кровати Кита, уговаривая его поесть супа, но при виде Маркуса встала, отставила тарелку и обняла его. Он был единственным из всего моего города, с кем я чувствовала себя в безопасности. Он знал все, что следует знать. Ничто из сказанного Китом его шокировать не могло.
– Что здесь делаешь ТЫ? – спросил Кит.
Он все еще был убежден в вине Энди, что вместе с болью и вполне оправданной жалостью к себе, как к несправедливо лишенному доли в состоянии Локвудов, восстановило его против всякого, носившего эту фамилию.
– Плохие новости? – спросила я, разжимая руки.
Маркус показал на стул, с которого я только что встала.
– Садись. Мне нужно поговорить с вами обоими.
В голову мгновенно полезли самые идиотские страхи. Вещи, совершенно не имевшие смысла. Энди повесился в камере. Лорел пристрелила судью. Безумные мысли были показателем того, что́ со мной творилось после того, как я провела несколько недель в невыносимо жаркой комнате, наблюдая, как сын борется за жизнь.
Я снова уселась на стул и нервно подоткнула выбившуюся марлю под повязку на лице Кита.
Маркус встал у изножья.
– Прежде всего, Кит, как ты себя чувствуешь?
– Пошел ты! – бросил Кит.
– Кит!
Мне все равно, как велика его боль, некоторые вещи просто неприемлемы!
– Следи за своим языком!
– Все в порядке.
Маркус говорил так устало.
– Что ж, – вздохнул он, – дело обстоит так: Мэгги встречалась с Беном Триппеттом.
– То есть… у них был роман? – уточнила я. Он кивнул.
Я изумилась. Дон была так влюблена в Бена! Твердила, что он единственный мужчина в ее жизни, которому можно доверять.
– Бедная Дон, – выдавила я.
– Мэгги считала, что он порвал с Дон, – пояснил Маркус. – Так он ей сказал.
– Почему нам нужно говорить о жалкой любовной жизни Мэгги? – вмешался Кит.
– Вот почему, – сказал Маркус. – У Бена были трудные времена на работе, потому что, стоило ему надеть снаряжение пожарного, у него начиналась клаустрофобия. Другие парни над ним издевались. Мэгги захотела ему помочь. Он поговаривал, что уедет, если ситуация не улучшится.
– Какое отношение это имеет к слушаниям Энди? – спросила я. – К чему разговор о любовной жизни Мэгги?
– Слушаний не будет.
Маркус переступил с ноги на ногу:
– Видите ли, Бен считал, что смог, наконец, победить клаустрофобию, но нуждается в пожаре, чтобы показать себя. Вот и…
Я ахнула, неожиданно сообразив, в чем дело, хотя в такое верилось с трудом.
– Хочешь сказать, это Мэгги устроила пожар?
Маркус кивнул. Его глаза неожиданно заблестели:
– Мэгги призналась. Но говорит, будто не думала, что там будут дети. Вспомнила, но было уже поздно.
Это какой-то бред.
– Не верю! – воскликнула я. – Я знаю Мэгги с рождения, и она – самая добросердечная девушка на свете. Должно быть, она пыталась защитить Энди.
Но даже это не имело смысла. Потому что Энди был еще добросердечнее.
– Она защищает Бена! – догадалась я. – Может, это он все устроил, а она берет на себя вину?!
Маркус покачал головой:
– Она была просто помешана на нем. И не могла думать связно!
Я схватилась за боковой поручень кровати Кита. Казалось, я сейчас потеряю сознание, или закричу, или швырну в стену тарелку с супом. Но вместо этого я тупо уставилась на Маркуса.
– Она разлила бензин вокруг церкви. Отпечатки Энди были на канистре, потому что он ей помогал. Но не знал, что она задумала. Считал, что она разливает жидкость от насекомых.
Он провел рукой по волосам и шумно выдохнул:
– Это длинная история.
– Маленькая… мисс… Совершенство, – выговорила я. Медленно наступала реальность. Я знала маленькую девочку так же хорошо, как собственное имя. Но разве я знала семнадцатилетнюю Мэгги? Я знала только те стороны, которые она потрудилась показать мне. Всему миру. Милая, щедрая. Умная и трудолюбивая. Но за кулисами происходило что-то нехорошее. Жестокое и безумное. Как я любила эту девушку!
– Вряд ли она хотела причинить кому-то зло, – вступился Маркус.
– Как ты можешь говорить такое! – почти закричала я, изнемогая от ярости. Я почувствовала, как она взорвалась в моей груди и выплеснулась на руки. – Взгляни на Кита! На моего сына! Она не просто покалечила людей, Маркус. Она их убила!
– Она клянется, что ничего не поджигала. Как только она увидела, что в церковь входят дети, она отказалась от своего плана.
– О, верно! – рявкнула я. – Самовозгорание!
– Знаю…
Маркус провел по лицу трясущейся рукой.
– Я знаю, все это не имеет смысла.
Кит неожиданно шмыгнул носом, и я увидела, как по его неповрежденной щеке текут слезы.
– О, милый!
Я схватила салфетку и стала вытирать его лицо. Он выглядел таким беспомощным! Руки лежали по бокам бесполезными бревнами. Каково ему слушать все это?!
– Я думал, что виноват я, – неожиданно сказал он. – Думал, что это я сделал.
– О чем ты? – спросила я. – Каким образом это могло быть твоей виной?
