Наталия Гуревич - Осенний Донжуан
На три часа дня у Ивана была назначена фотосессия. Полина тоже засобиралась, - с утра она звонила на работу, рассказала жалостливую историю, пообещала приехать после обеда. На предложение Ивана вызвать такси торопливо ответила:
- Ненененене! Я отлично доберусь на автобусе!
Иван фыркнул:
- Вот еще!
И добавил:
- В таком случае я сам тебя отвезу.
И отвез. Подрулил к самому подъезду, и вышел дверь открыть, и поцеловал на прощанье.
Потом Полина села корпеть над библиографическими карточками и ей вдруг захотелось плакать. Отношения с Иваном ясно и непреложно предстали вопиющим оксюмороном. Чувство неминуемого конца было очевидным, как ощущение ожога. Иван нарисовался, как залетный эпизод, как рекламная пауза среди черно-белого фильма. Будто взяли муху Полину аккуратно за крылышко деликатными щипчиками и окунули в фарфоровое блюдечко с медом - ешь пока, сколько успеешь. Но так же не спросясь и без предупреждения ее извлекут оттуда, окатят холодной водой, смывая мед и весь его запах, и вернут обратно на скотный двор.
Она думала об этом до конца рабочего дня. Когда же позвонил Иван и предложил заехать за ней, Полина не отказалась, как не отказалась однажды при случае попробовать «Вдову Клико».
Во вторник Иван водил ее в театр, а после спектакля доставил удовольствие умной беседой об увиденном.
В среду он уже строил планы на будущее лето. Выбор пал на Черногорию, где Иван знал один особенно удачно расположенный коттеджик.
- Я бы предпочел, чтобы ты уже сейчас занялась загранпаспортом, - сказал он. - Ты выясни, по каким дням твой паспортный стол занимается этим вопросом.
- Ой, не знаю. По чести сказать, я терпеть не могу чиновничьих заведений...
- Ладно, я сам все сделаю. Паспорт мне свой дашь?
Полина промямлила “угу, конечно”, нисколько не веря ни в лето, ни в Черногорию. Но сама по себе готовность Ивана что-то сделать за нее воткнулась в сердце еще одной горькой занозой: никогда еще за всю Полинину биографию мужчина не предлагал сделать что-либо за нее, при том, что она, кажется, всегда только об этом и мечтала. Полина не сомневалась в том, что Иван сделает, как сказал. Полина сомневалась, что сумеет обрадоваться должным образом. Черт возьми, ведь бывает же так: смотришь на шарик, яркий, воздушный, даже на целую связку шариков, даже на большую связку, а настроение все равно не деньрожденское.
И вот на четверг Полина отпросилась, сославшись на неожиданную срочную работу. Иван пожал плечами — дело твое, позвони, как закончишь. Полина твердо обещала. Чтобы обещание выполнить, весь день напряженно думала до полного распухания головы: оставаться ей с Иваном или нет? Голубая Прошлая Мечта и Мечта Сбывшаяся материализовались в ее сознании и раздирали его нескончаемым диалогом:
Голубая Мечта: Дура, ты ж столько лет ждала этого!
Сбывшаяся Мечта: Не радует отчего-то...
Голубая Мечта: Ну опять будешь с подружками по кабакам шляться?
Сбывшаяся Мечта: Что поделать, самой обидно...
Голубая Мечта: Стерпится — слюбится, а?
Сбывшаяся Мечта (ехидно): А можно еще и гвоздями прибить, чтоб уж наверняка диффузия произошла...
После звонка Чучи Полина вдруг успокоилась. Может быть, потому что подходящее слово было произнесено: непонятки. Непонятки с Иваном. Непонятки — это то, что разрешить невозможно, как показывал жизненный опыт, непонятки всегда разрешаются спонтанно. Голова сама собой проветрилась, и из библиотеки Полина вышла, почти не думая об Иване.
Она зашла в магазин — гипермаркет, - где галопом пронеслась мимо заманушных рядов с дорогущими сладостями прямиком в унылый коридор круп. Там она остановилась, уставившись на пакеты с пшеном, прикидывая, хватит ли ее активов еще и на какое-нибудь безумство вроде бисквитного пирожного.
- Привет, - услышала она над ухом. - Никак не можешь выбрать между пшенкой и пшенкой?
Обратившегося к ней парня Полина не узнала. Он это понял и представился:
- Я Виктор. Помнишь, Даша нас знакомила, гуляли в лесу.
- Ну конечно! А ты разве живешь где-то поблизости?
- Вообще-то нет. В четырех остановках.
Они взяли по пакету пшенки и вместе двинулись к кассам. Полина — потому что высчитала, что на пирожное не хватит. Виктор — потому что его тележка была уже здорово завалена продуктами.
- День рождения, что ли? - кивнув на тележку, спросила Полина.
- Сестра приезжает из Питера. Хотим на выходных пикник организовать.
Они разговорились о Питере, потом — нечаянно — о Хэмингуэйе, потом о родственниках как классе, потом об общественном транспорте, затем сделали крутой вираж и поговорили про международную политику и уже под конец вспомнили общих знакомых — Чучу.
- Замечательная девушка, - сказал Виктор.
- Да-а, - сказала Полина.
Они уже давно стояли на выезде с магазинной площади, Полина с пакетом пшена под мышкой, Виктор — облокотившись о тележку.
- Она тебя звонками не замучала? - улыбнулась Полина.
Виктор улыбнулся в ответ.
- Позванивает, раза три на неделе.
- А между тем собирается замуж в скором времени.
Виктор приподнял брови, но ясно было, что он не поражен до смерти.
- Я бы на ней не женился, - задумчиво произнес он.
- Она же замечательная, - прищурилась Полина.
- Да. И ничего парадоксального тут нет. Ее замечательность складывается из вещей, которые я согласен время от времени наблюдать со стороны, но не жить с ними постоянно. Мы можем вместе пребывать на одном поле, но составлять одну ячейку — никогда.
- Ты так говоришь, потому что не влюблен. Был бы влюблен — плевал бы на уровни.
- Чтобы влюбиться в Дашу, надо ее очень хорошо и долго знать. А мы с ней знакомы чуть больше месяца.
Виктор вытащил из тележки покупки и сказал:
- Давай я тебя до дома провожу.
Полина указала на его пакеты и усмехнулась:
- Давай лучше я тебя провожу до остановки.
На том и порешили. В ожидании автобуса они еще какое-то время непринужденно болтали, и Полина чувствовала себя дельфином мокрым в теплом море — хорошо.
Попрощавшись с Виктором, она пошла через дорогу к своему дому. Чувство удовлетворения разливалось, ласкало и нежило; Полина улыбалась. На подходе к дому внезапная мысль заставила ее остановиться. Она постояла и внимательно подумала эту мысль несколько раз. Потом достала телефон и набрала Ивана.
- Привет. Это я. Слушай... Нет, слушай меня. Я подумала и поняла. Ты замечательный. Но твоя замечательность состоит из вещей, на которые я могу взирать лишь издали, а вблизи мне делается не по себе. Спасибо тебе за все и извини меня... Нет, я говорю очень серьезно. - Она помолчала и все-таки сказала мелодраматическое: - Прощай.
