Клаудиа Кэрролл - Зачем нужен муж?
— Это был классический случай расставания, — задумчиво говорю я. — Не было ни споров, ни ссор, ничего подобного. Наши карьеры просто увели нас в разных направлениях. К тому же мы оба были трудоголиками, постоянно пропадающими на работе. Он с тех пор очень поднялся, хотя я не во всем с ним согласна. Теперь он рядовой член парламента, но, помяни мои слова, когда-нибудь станет министром.
— И он женат на этой жуткой женщине? Как ее настоящее имя?
— Тьфу-тьфу, Клер. Ну, они до сих пор женаты. Неужели ты думаешь, что она может отпустить человека, который однажды попался ей в лапы?
Если бы проводился опрос с целью выяснить самых непопулярных известных личностей Ирландии, Клер Йитс попала бы туда с теми двумя типами, один из которых ввел налог на детскую обувь, а другой запретил курение в общественных местах.
Клер выросла в семье политиков, ее отец был министром финансов, а дедушка — одним из отцов-основателей молодой нации. Сама она ничем не была замечательна, но ей досталось по наследству известное имя, и поэтому — это было несколько лет назад — пригласила к себе съемочную группу документалистов. Билл в то время устранился, но, к несчастью, попытки Клер позиционировать себя как «жену известного политика» были катастрофой для связей с общественностью.
Я помню тогдашнюю программу, и несколько цитат из ее речей до сих пор вертятся в голове.
— Мы уплатили пятьсот тысяч за этот дом, а теперь он стоит три миллиона, знайте это, — говорила она в камеру, — и вы не должны ненавидеть меня просто за то, что я купила его в удачное время. И цена за поддержание его просто смешная. Конечно, мне приходится оплачивать услуги домработницы, прачки и садовника. Вилла в Марбелье обходится в целое состояние, и мы должны устраивать приемы, когда мы там, так что все это складывается. И все это из жалованья политика, знаете ли. И когда все счета оплачены, едва остается на содержание «мерседеса» и «БМВ». Мне не надо рассказывать о черте бедности.
Вы можете себе представить, какое раздолье здесь было для газетчиков. Они окрестили программу «Проект Ведьмы Клер», и имя прижилось. Теперь каждый раз, как только портреты ее и Билла появляются в таблоидах, подзаголовки гласят: «Мистер Билл Йитс и его жена, Ведьма Клер».
— Последний в списке, поверить не могу, — говорит Рэйчел, опуская стекло в машине, чтобы закурить. Потом лукаво глядит на меня. — Ну а теперь скажи мне честно. Я была крайне против твоих вечерних курсов, и вот тебе вопрос на миллион долларов. Оно того стоит?
Пока я пытаюсь ответить, довольно симпатичный парень, который курит у двери пивной, замечает Рэйчел и кричит ей, пока мы стоим в пробке:
— Эй! Красотка! Не заглянешь сюда? Разрешаю заказать мне кружечку.
— Отвали, — бросает Рэйчел, не глядя в его сторону.
Все абсолютно нормально, просто сейчас пятница, вечер, смертоносный феромон Рэйчел в действии. Я поворачиваюсь к ней.
— Я скажу тебе, чему я научилась, — медленно говорю я. — Любовь жива и никуда не делась. Она просто не отвечает на мои звонки.
* * *«Я доведу все до конца», — думаю я на следующее утро, пока ставлю машину перед офисом штаб-квартиры Билла в Фибсборо.
Терять мне нечего.
Я дозвонилась утром к нему в офис, ожидая напороться на автоответчик, но, к моему удивлению, ответил секретарь и сказал, что у него прием с десяти до четырех.
Блестяще. Это добрый знак.
Я вхожу в офис, который с виду темен, грязноват и неприветлив, как приемная врача. Три человека сидят в пластмассовых креслах, по виду очень неудобных; я присоединяюсь к ним.
Замечаю, что я здесь единственная в возрасте до семидесяти, но я здесь не по избирательным делам. Никоим образом.
То и дело раздаются кашель и шмыганье носом, и ожидание тянется так долго, что я уже начинаю подумывать об отступлении и вместо этого передать сообщение через секретаря, но тут ко мне является мой вечный призрачный образ.
Безликий жених, Вера Вонг… Но на этот раз я на грани того, чтобы превратиться в диккенсовскую мисс Хэвишем, с гнилыми зубами, паутиной на ветхих платьях и крысами, съевшими свадебный пирог…
Открывается дверь, и появляется Билл, на ходу пожимая руку пожилому пенсионеру.
— Не беспокойтесь, мистер Мерфи, мы вскорости уладим вопрос с вашей медицинской карточкой. А теперь отправляйтесь домой и помните, что выборы в совет уже на носу. Знаете, что мы всегда говорим партии верных? Голосуйте пораньше и почаще!
Он замечает меня (я, должно быть, среди остальных кажусь просто младенцем) и бросается ко мне со всех ног.
— Эмилия Локвуд! Какая приятная встреча! Заходи, заходи, мы должны обо всем поговорить, — восклицает он, увлекая меня в свой кабинет.
— Но, Билл, здесь есть люди, которые пришли раньше меня, я заняла очередь…
— Да не беспокойся ты, — говорит он. Затем поворачивается к присугствующим: — Извините меня, я полагаю, никто не возражает, если первой я приму Эмилию? Она продюсер на телевидении.
Если бы он заявил, что я кардинал, работающий с Папой Римским, они и то бы не были так потрясены. Кажется, никто не возражает, поэтому я прохожу в кабинет.
— Боже, Эмилия, как я рад тебя видеть, лапушка. Удачнее позвонить ты не могла. Ты видела опрос в «Таймс» на прошлой неделе? Сорок пять процентов выражают недовольство лично мной, я знаю, в это трудно поверить. А следующий год — год выборов! И все пошло прахом из-за этой бездарной документальной съемки, в которую втравили бедняжку Клер, склепав все на живую нитку. Поверь, она никогда не говорила и половины того, что ей приписали, просто это все ужасно выглядит после монтажа. Такова сила твоего телевидения.
«Ну вот, — думаю я, — он хоть понимает, что говорит со мной как с пресс-секретарем?»
— Я понимаю, Билл, но пришла вовсе не за этим…
— В другой раз ее оштрафовали за превышение скорости — она выжимала пятьдесят в сорокамильной зоне, но полиция узнала ее и протестировала на алкоголь. Как будто в этом была какая-то необходимость. Издевательство, вот что это такое, явное и прямое. А на следующее утро газеты вышли с заголовками, где ее называют «леди Мак-Алко».
— Для твоей жены это ужасно, Билл, но, понимаешь, причина, по которой я…
— Наступает год выборов, ты понимаешь меня, Эмилия? Нам нужно поднять ее имидж в общественном мнении. Если бы люди узнали настоящую Клер, они бы перестали звать ее Ведьмой Клер за спиной и смешивать с грязью за каждый лишний шиллинг. Это очень обидно, знаешь ли. А еще раз она звонила мне и плакала про Луиса Вуитона, потому что кто-то в магазине спустил его с поводка. Правда, плохое имя для собаки? Ты для нас со своими связями на телевидении просто подарок. Я придумал усыновить одного ребенка из Чернобыля, это очень удачная возможность для фотосессии, может быть, ты устроишь это для нас? Возьмись за это, Эмилия, мы с тобой всегда работали вместе. Я приперт к стенке. Но я могу составить тебе протекцию. Глава телестудии — мой личный друг, знаешь ли. Его зовут Филип Берк. Подумай об этом. Может быть, однажды и я пригожусь тебе.
